Ариадна и ее новые знакомые сидели полукругом на полу и шептались в темноте.

— Потрясающе, Блонди! — Ариадна аж захлопала в ладоши. — Только мне кажется, что вы лукавите. Думаете, поверю, что Хаокину за жизнь нравились всего три девчонки? Да я за месяц еще троих насчитала. Юлька — служанка в доме. Он ее кадрил, лавелас хренов. — Из темноты вышла Юля. — И эти две. Та, которую я послала, чтобы она его соблазнила. Давай, давай, заходи, не боись — все свои. И еще, когда он набухался, а потом башка болела. О божечки, ты без лица. Он твое лицо не запомнил, кабель, а! Мое лицо тоже, небось забыл, ублюдок. Скрепил, значит, наши жизни заклятием бракосочетания и свалил куда-то, мразь. Ненавижу. Что б он сдох. Ну ничего. Я здесь. А вы, девоньки, все проходите, все, все — те, с которыми он танцевал на балу, те, с которыми он целовался, те, что приглянулись ему на улице. Буду выпытывать у вас тайны! Блонди, начинай. Ты его лучше всех знаешь.

Ксандр и Элеон замерли у детской. Внутри комнаты находились люди, но они не обращали внимания на прибывших гостей. Это было воспоминание. Мэри сидела на кроватке одного из близнецов, покачивала люльку и пела колыбельную. Сами мальчишки уже были в постелях. Один сидел под одеялом и покачивался туда-сюда. Второй смотрел на свои ладони, зеркально соединял кончики пальцев рук. Третий уже спал.

— Так в люльке я? — прошептала Элеон.

Она присела рядом с мамой на край кроватки. Мэри глядела на свою малышку-дочь и не обращала внимание на Элеон. Девочка украдкой увидела себя, но не смогла оторвать глаз от матери. Свет луны освещал ее лицо. Мэри была такой красивой, совсем молодой — кажется, не на много старше, чем Хаокин сейчас. Голос ее спокойный, убаюкивающий. Выражение лица задумчивое. Еще нет морщинок волнения. И она такая… счастливая.

— Ма, — голос Элеон задрожал. Но Мэри не ответила, не повернула голову. Женщина глядела на свою малышку-дочь. — Мам, я здесь, — прошептала Элеон. Она протянула руку к лицу матери, но не смогла прикоснуться. — Не оставляй меня...

— Это старое воспоминание, — сказал Ксандр с какой-то агрессией. Элеон перевела на него взгляд. Она и забыла, что брат тут — стоит темной фигурой на фоне открытой двери. — Давно оно здесь не появлялось. Не порядок.

— Стой! — Элеон подбежала к Ксандру. — Ты хочешь его разрушить?

— Нет. Просто перекрасить. Слишком красиво — глаза рябит.

И если до этого в комнате была полутьма, то теперь наступила настоящая ночь. Луна погасла.

— Нужно темных тонов добавить и лица сделать другими. Они ведь уже не такие, как здесь.

Элеон ничего не смогла поделать. Она подбежала к матери. Теперь Мэри была такой, как при их первой встрече — встревоженной, слишком постаревшей от постоянных слез — и смотрела будто сквозь люльку.

Элеон заплакала.

— Пошли. Мы не найдем здесь ключа. Не нужно зря лить слезы.

Беседы продолжались.

— Да ты, Блонди, просто находка. — Ариадна сидела с блокнотиком в руке и всё писала и писала. — Вот выберусь отсюда, сразу в блокнот загляну и давай унижать Хаокина. Раздавлю, унижу! Так его! Черт, а блокнотик вообще отсюда можно вынести?

— Это же подсознание. Блокнота не существует.

— Черт! Ну ничего. Я запомню. Так. Вспомнила, о чем хотела спросить. Чертовые розовые слоники, — сказала Ариадна со всей серьезностью. — Что это, блин, такое?

— Я этой информацией не владею, — сказала Блондинка.

— Да брось! Ты же часть его подсознания. Всё ты знаешь!

— Вот именно, что часть. Тебе нужна другая.

— Какая? — заинтересовалась Ариадна.

Элеон медленно шла по коридору и сердилась. Ей надоел Ксандр со своей циничностью. Они проверяли двери, и все были не те. Элеон уже и не понимала, какую комнату ищет брат. А ей хотелось ту, где мама. Снова увидеть воспоминания. У Ксандра, Альта и Джоуи была жизнь с родителями. Братья знали маму и папу, могли их оплакивать. А у Элеон этого не было: ни сказок на ночь, ни колыбельных. Ничего. Девочка жаждала увидеть родителей. Она жаждала понять, какого это — быть дочерью.

И снова, и снова эти пустые детские. Какая разница, какого цвета обои, если в этом доме тебя никто уже не ждет?

И вдруг воспоминание. На этот раз недавнее. Хаокин сидит на подоконнике и разглядывает что-то внизу. Элеон зашла внутрь комнаты.

— Как думаешь, в этом воспоминании появятся родители? — спросила девочка у Ксандра.

Хаокин обернулся, будто увидел кого-то. Элеон тоже оглянулась, но позади стоял только Ксандр. Она снова взглянула на Хаокина. Холодные синие глаза его смотрели прямо на сестру. Элеон и понять ничего не успела, как стрела выскользнула из арбалета. Ксандр еле успел оттащить Элеон в сторону. Девочка взвизгнула. Они быстро закрыли дверь и побежали в коридор, обратно к лестнице. Хаокин выбрался из комнаты и погнался за ними. Еще один выстрел — попал в ногу Ксандра. Мальчишка кинулся на Хаокина и с разбега ударил его об стену.

— Потише вы! — завопила Ариадна из соседней комнаты. Человек со шрамом сидел напротив девушки и что-то старательно объяснял. — А можете еще раз повторить? — сказала Ариадна. — По-моему, я или чего-то не поняла, или это бред какой-то.

Хаокин быстро оттолкнул от себя мальчишку, и тот упал через перила. Элеон побежала за Ксандром, взвизгивая от каждого нового выстрела. Ей повезло. Один раз Хаокин спотыкнулся, второй раз попал в персонажа картины, который схватил сестру.

Элеон спрыгнула с последних лестничных ступеней, взяла за руку Ксандра, и они помчались в очередную комнату. Закрыли дверь. Хаокин опять стучался. А они переводили дыхание. И вдруг Элеон заметила корзину. Альбинос-аган. Точно. Он оказался в этом мире вместе с ними. Элеон подошла к корзине и не поверила глазам.

— Ксандр! Смотри!

Он тоже подошел.

— Это то, о чем я думаю? — спросила Элеон.

— Это же миф. Их не существует.

— Нет, — улыбнулась Элеон. — Это чудо. Открой дверь. Пусть Хаокин тоже поглядит.

— Нет! — закричал Ксандр. — Он тебя убьет!

— Не убьет. Он мой брат.

Ксандр медленно подошел к двери, в которую еще долбился Хаокин. Элеон взяла на руки маленького агана. Ксандр медлил.

— Ты должно быть очень смелая? Или глупая?

Элеон усмехнулась.

— Открывай.

Замок щелкнул. Хаокин чуть не налетел на Элеон. Он не ожидал, что она будет прямо перед дверью. Но сестра стояла там, а на руках у нее сидел белый жеребенок с пробивающимся на голове рогом.

— Оказывается, тьма — это маска света, — сказала Элеон.

— Чего? — не понял Хаокин.

— Тьма — это маска света. Агана, которая тогда ворвалась в комнату и съела кусочек рога, была беременна. И у нее родился… единорог! Представляешь? Думаю, в этом кусочке хранилась светлая магия, как ты и говорил. И под действием этой магии жеребенок стал тем, кем и были когда-то предки аганов — единорогом. Разве не прекрасно это? Аганы, воплощение адского пламени и зла, — на самом деле единороги. Мы считали, что светлой магии нет. А она жила всё это время, только приняв другую форму. Это похоже и на людей. Мы рождаемся чистыми, для света, но не найдя его, заходим в тень. Но оттого не перестаем быть теми, кто мы есть. Тьма — лишь маска… Я знаю, что говорю глупости. Но просто… это то, что я увидела. Я увидела чудо. И это так странно.

Хаокин застыл на месте и смотрел на единорожку. Брат выглядел таким уставшим, что казалось, сейчас упадет.

— Не бойся, погладь малыша, — предложила Элеон.

Хаокин чуть наклонился, дрожащей рукой провел по голове жеребенка и вздрогнул, когда нащупал рог. Элеон увидела, как глаза брата зеленеют.

— Черт возьми! — Хаокин отскочил в сторону.

— Хаокин! — воскликнула Элеон. Брат приобнял ее, стараясь не давить на единорога.

— И долго я был психом?

— Всю жизнь, — мрачно ответил Ксандр. Хаокин взглянул на него и усмехнулся. Затем опять обратился к сестре: