— Нет, — помотал головой Хаокин, потом судорожно перевел глаза с сестры на Коща и обратно. — Я бы так не поступил.

— А как же парад планет?

Хаокин долго глядел на Коща со страхом, затем сказал:

— Я действительно обратился к синим плащам, чтобы поменять кое-что во время парада. И пришел к ним после ее смерти… Но это не связано с их идеологией. Я долго искал способ… И синие плащи были единственным вариантом.

— Что ты хочешь сделать с нашим миром? — вырвалось у Ариадны, которую до этого никто не замечал. Теперь ее буквально трясло от ярости.

— Вернуть светлую магию, — прошептал он.

— Какую еще светлую магию? — закричала Ариадна.

— У нас сейчас есть только темная магия, — ответила Элеон. — Но когда-то была и светлая. Только на прошлом параде планет ее уничтожили, верно? И ты ее сможешь возродить?

— Да, — тихо ответил брат.

— Вы с ума сошли? — закричала Ариадна и вскочила с места. — Этого нельзя делать! Неужели не понимаете? Сами говорили про пророчество, что это бред и что никогда этого не сделаете, а теперь пытаетесь вмешаться в порядки, которым десятки сотен лет. Так нельзя.

— Почему? — спросила Элеон.

— Как думаешь, что будет, если он вернет светлую магию? — спросила Ариадна.

— Мир, — ответила Элеон.

— Как раз наоборот. Война. Монстры будут дискредитировать новую зарождающуюся расу. Люди, среди которых вдруг родятся целители, предсказатели, необычайные творцы, опять же испугаются. Немаги начнут их убивать, причем не только истинных волшебников, но и за подозрение. Убийства, гонения, войны. Всё это повторится. Неужели ты этого не понимаешь, Хаокин? С Элеон-то понятно, но ты-то взрослый человек. О чем ты думаешь?

— Успокойся, я всё понимаю. Но подумай и о другом. Это прошлый раз поменяли закон природы, нарушив тем самым равновесие. Я удивлен, что мир вообще остался цел после такого. Нынешнее состояние противоестественно. У нас целые цивилизации откинуло в развитии на сотни лет назад, звери поумирали. Может, мы еще живы, потому что сохранились какие-то источники светлой магии. А что будет, когда они иссякнуть? Игра стоит свеч. И это не я один так думаю.

— Стоит свеч? Не-а. Это лишь твои предположения, что мир может улучшиться или ухудшиться. Он только МОЖЕТ, не факт, что будет. Любая перемена травмоопасна. Сколько людей должны умереть ради этого твоего утопического будущего? Случись это сто лет назад или сто лет вперед — ладно! Пускай! Я была бы не против. Потому что это бы нас не касалось. Но не в наше время. Не за счет наших жизней.

Хаокин усмехнулся.

— После нас пусть хоть потоп?

— Да! Ты не разрушишь наши жизни. Ты не загадаешь желания.

— И почему же?

Ариадна подскочила вдруг к Кощу. Хаокин рванул за ней.

— Он не сделает, что вам нужно. Помогите его победить! — сказала Ариадна. Кощ вынул из плаща какой-то сверток и передал его девушке. Хаокин, увидев это, попятился.

— Ариадна, положи на место! Ты всё погубишь!

Элеон хотела вмешаться в их разборки, но было уже поздно. Ариадна швырнула сверток в Хаокина. Сверток взорвался, покрыв комнату синим дымом. Дым быстро развеялся. Хаокин стоял на прежнем месте. Не мертв. Он был почти таким же. Почти. Лишь три изменения. Теперь рядом с ним находился Кощ и самодовольно улыбался. Первое. В руках Хаокин держал арбалет. Второе. Глаза его из зеленых вдруг стали неестественно-синими.

— Ты ведь знала, — сказал Кощ, — что мы сейчас гуляем по его голове? Заставить Хаокина по доброй воле взять этот сверток я не мог. Парень-то понимал, что сделай он это — тотчас подчинится моей идее. Но, так как у вас одна жизнь на двоих, то, что ты взяла сверток и бросила в него, уже считается. Так что спасибо. И прощайте. — Кощ исчез.

Хаокин не двигался. Будто что-то закоротило у него в голове, и он еще не мог мыслить, будто он спит, но вскоре проснется, и что будет тогда — неизвестно. Ариадна поняла, что пора сваливать. Она подбежала к двери — закрыта! Но ключ вставлен. Девушка открыла замок, вырвалась в коридор и сразу уперлась в перила лестничного проема второго этажа. До этого была на первом. Ключ выскользнул из рук и полетел вниз. А этажей становилось всё больше и больше, пока их не стало так много, что уже не видно конца. Ариадна не поняла, какого черта происходит, и быстрее побежала куда-нибудь.

Элеон заговорила с братом, но он направил на нее арбалет и выстрелил. Девочка успела отскочить, а затем помчалась в коридор и вниз по бесконечной лестнице. Брат погнался за ней, перепрыгивая через лестничный проем. В какой-то момент Хаокин загородил сестре дорогу вниз, и Элеон укрылась в комнате. Девушка на защелку закрыла дверь и приставила к выходу стул.

Все пути перекрыты — и туда, и обратно. Дверь из комнаты одна, за окнами — ничего нет. А Хаокин разбегался и ударялся в дверь. Затем стуки прекратились. Хаокин тяжело дышал.

— Сестренка, чего же ты? Разве не рада наконец увидеть меня?

Элеон решила промолчать. Что ей на такое ответить? Брат тоже молчал. Затем Элеон чуть подошла к двери, прислушиваясь.

— Что он с тобой сделал? Что тебе от меня нужно?

— Благодаря ему я прозрел. Спасение нашего мира есть смерть его. А нужно мне то, что и всегда — чтобы ты умерла. Ты мне мешаешь выполнять предназначение. Всегда мешала. Спасибо, кстати, что помогла это вспомнить. Мне было хорошо без тебя, а ты снова влезла в мою жизнь.

— Слушай, это не ты говоришь. Попробуй бороться с этим… как-то, — сказала Элеон и сама себя ударила по лбу.

Приз за лучшую попытку утешения достается Элеоноре Атталь! Браво! Браво! «Попробуй бороться с этим… как-то ». Гениально! Лучше бы никто не сказал.

— Ой, блин… Ладно. Слушай, это ведь не ты говоришь. — Самоповтор! — Ты никогда не хотел уничтожать мир. Это не твои идеи, а идеи Коща. И меня не хотел убивать. Зачем это тебе? Тебя используют. Ты же не любишь, наверное, когда тебя используют. Просто попробуй логически подумать и поймешь, что сам этого не хочешь.

— Как это не хочу? Думаешь, меня околдовали? А вот и нет. Вся моя жизнь вела меня к этому. Ты хоть задумывалась, что мы наступаем на одни и те же грабли год за годом, жизнь за жизнью не в силах ничего изменить? Есть такая легенда, что мир наш создали в наказание, что жизнь и все нескончаемые препятствия на нашем пути есть особый род мучения. Наш ад на земле, Элеон, и наш рай под землей. Во всех религиях твердили об этом. Все мы надеемся на лучшее, рвемся куда-то, но в результате просто бегаем по кругу. Мы растем, чего-то добиваемся, а потом раз — и всё обрывается, и нет никаких райских врат, и мы не переходим в другие миры, а остаемся здесь, на земле. Мертвые, мы продолжаем жить в других существах и образах и пытаемся снова переменить жизнь к лучшему, а всё эти перемены впустую. Ты не понимаешь? Наш мир. Мы в нем как в ловушке. И тысячи людей есть толпа на пожаре — глупые, испуганные твари, пытающиеся спасти свои жалкие душонки и затаптывающие друг друга. Вот кто мы. А все наши мечты, цели — лишь иллюзия, предсмертная галлюцинация умирающего от угара мозга. Может, лучше избавить мир от боли? Может, лучше нам наконец сгореть и встретить смерть такой, какой она должна быть? Не являющейся бесконечно заезженной до крови пластинкой. Смерть должна стать покоем. Смерть должна принять нас, а не отбрасывать вновь и вновь в прогнившую могилу нашего мира.

Брат с новой силой забился в дверь, стены затрещали, и Элеон медленно попятилась.

— Хаокин, ты одурманен, — заикаясь, произнесла она. — Твои мысли спутаны. Ты не понимаешь, о чем говоришь. У тебя была цель, предназначение. Это глупая Ариадна всё испортила!

Дверь скоро ему поддастся. И тогда — конец. Элеон отошла в дальний угол комнаты. «Конец». Удар. «Конец». Удар…

И внезапно кто-то схватил ее за руку. Элеон оттолкнула его в сторону и отскочила назад, а потом в шоке прошептала:

— Ксандр? Но как?

Рыжий мальчишка лет тринадцати стоял перед ней. Лицо — почти как у самой Элеон, и глаза Хаокина.