Петр слушал жалобы и просьбы конструкторов почти в пол уха. Сложностей там хватало! Даже с избытком, но ему требовалась телевизионная система для окончательного наведения ракет на завершающем участке полета. Деваться было некуда. В СССР телевидение до войны существовало, но было механическим. Электронного стандарта и электронной развертки просто не было. Хотя, я подчеркиваю, это – советское изобретение. Но война спутала все карты. В 43-м, когда зашли в тупик попытки увеличить точность ракет с помощью радионавигационных систем наземного базирования, Петр поднял на уши всех, и нашел тех людей, которые разрабатывали систему передачи телевизионного сигнала для Ленинградского телевидения. Они оказались живы и здоровы, и вот уже скоро год, как тихонько терроризируют его своими неудачами. А у него самого нет времени, чтобы создать эту проклятую фотоматрицу.

– Я вас понял, что разрешение недостаточное, и требуется более мощный объектив. А у вас ко мне какое дело, и почему вы вместе, товарищ… – Петр сделал паузу, потому, что фамилия небольшого щуплого человека, с большими оттопыренными ушами, выскочила из головы, что-то связанное с чертом, поэтому пришлось сделать паузу, чтобы не ошибиться.

– Майор Черток, НИИ-1, тащ генерал, я сейчас работаю, извините, служу в Германии, в группе товарища Болховитинова. Есть возможность «достать» такой объектив, но я не по этому вопросу. Мы тут новый автопилот разработали, способный переключаться на новый курс автоматически, но тему по «Би-1» и «302П» закрыли, так что все наработки остались не у дел. Вот схема, и он – рабочий. У немцев тоже видел такой. Рассмотрите вопрос, товарищ генерал.

Петр вначале хотел высадить нахального майора, хотя, какой он – майор? Сразу виден донельзя гражданский человек из «МАПа».

– Помогите товарищам, а там решим, что с вами делать. Чем в НИИ занимались?

– Я больше по электрике и самолетному оборудованию. Последнее время по приборам автоматического управления.

– Так, товарищи, вот метро, мне дальше! – сказал Петр и остановился напротив станции Маяковской, попрощался со всеми, забрав пакет со схемами у майора. Я чувствовал, что Петру за несколько часов, прошедших после назначения, эта должность встала поперек горла, а впереди еще не менее трудный разговор в НКАПе. С неизвестным количеством людей и таким же неизвестным числом претензий. Он вновь «перебежал дорогу в неразрешенном месте». Я даже чувствовал некоторую вину перед отцом. Не в его характере такие должности, где надо согласовывать, обосновывать и соединять несовместимое. Он, по натуре, воздушный боец, а не администратор. И конструктор, думающий и умеющий видеть перспективу, упертый, и вникающий в мелочи, от которых другой бы отмахнулся и заставил бы кого-нибудь разбираться с «проколом». Но, набрав форму и определенный вес, ты волей-не-волей переходишь в иной разряд, а отказаться от назначения он не мог. Слишком велики ставки!

Его даже встречали в вестибюле, помогли сориентироваться и привели к кабинету Шахурина. Здесь он за все время бывал только пару-тройку раз, в самом начале, уже пару лет назад. Здесь даже интерьер поменялся за это время. Провели косметический ремонт, новые ковры под ногами. Летом сорок второго все выглядело совершенно по-другому. Шахурин принял его одного, заседание начиналось через 15 минут. Показал приказ ГКО, в котором говорилось, в том числе, о строгом выговоре Наркому.

– Алексей Иванович, я здесь, совершенно, не при чем. Я – боевой летчик, и если дерусь, то дерусь открыто. Был на фронте, командующим армией, затем в отпуске, вернулся вчера вечером. Ну, а сегодня меня новой должностью «порадовали». – сказал он, глубоко выдохнув воздух на последнем слове.

– Я вас и не обвиняю, просто из разных источников стало известно, что нам, нашему наркомату, придется заниматься сразу двумя взаимоисключающими направлениями: реактивной авиацией и ракетной техникой. Были люди, которые хотели заниматься обеими проблемами, но большинство сказало, что нам и воздушно-реактивного за глаза хватит. Сами знаете, как у нас с этим вопросом обстоит. Встретился с Устиновым и договорились, что он возьмет под крылышко ракетчиков. Да вот, не получилось, у хозяина оказалось иное мнение по этому вопросу. Мне бы и с Вами хотелось бы договориться, чтобы дочиста нас не обирали. Если что, Устинов может подбросить кое-какие производственные помещения и мощности. И еще, нам двигатели нужны для истребителей…

– У меня готовых нет, я же, в основном, короткоживущими занимался. Специально не лез в чужую епархию.

– Были у нас такие предположения, Петр Васильевич, но времена изменились, поставлена задача в кратчайшие сроки перейти на реактивные машины. Тут потребовалось перебросить на расстояние 8 000 километров 13-й ГвОРАП ВМФ, так, вместо 7 часов, сопровождающие бомбардировщики находились в воздухе больше 14.

– Я принимал участие в этом перелете.

– Вот как? И как прошло?

– Устали истребители, для таких перелетов требуются другие машины и аэродромы подскока. А их в тех местах практически нет.

– Ну, слава богу, не нам этим заниматься, пусть у командования ВВС голова болит в этом отношении. А машины придется дать. В чем там сложность?

– Требуется второй пилот, и, соответственно, больший запас кислорода на борту. Или полностью герметизированные кабины.

– Хорошо, потом поговорим. В первую очередь, Петр Васильевич, требуется допустить ЦИАМ и наших моторостроителей к вашим разработкам. А мы учтем ваше авторство в этом направлении.

– Пусть приезжают, только побеспокойтесь о том, чтобы публикаций «лишних» не было. Любят у нас звонить раньше времени. Сейчас наши бывшие союзники находятся в таком же цейтноте: им показали то, чего они сделать пока не могут. Им помогать я не собираюсь. Считаю, что уже в ближайшее время придется с ними еще раз столкнуться. Не думаю, что до них дойдет с первого раза. И вообще, вокруг авиации слишком много людей крутится, куча «Вестников», открытых семинаров. Тут опять начали идею космического полета обсуждать. Это – однозначно работа МИ-5 и ОСС. Щупают: что нам досталось. Насколько я понял, все заводы были подготовлены к взрывам, а документация – к планомерному уничтожению. Все придется вывозить, требуется предусмотреть эти расходы. Я, конечно, постараюсь вести дела так, чтобы сократить расходы и сроки, но без полной кооперации нам не обойтись, Алексей Иванович. Так что, мы – вам, вы – нам. По-другому – не получится. Новые машины будут гораздо сложнее поршневых. Нам пришлось, кроме двух борттехников, вводить должность бортинженера на «ПС-4».

– Где же их столько взять?

– Готовить, давно пора часть училищ перевести в высшие, как летные, так и технические.

– Так поднимайте этот вопрос в Ставке. Вы же туда вхожи, Петр Васильевич. Пока инженеров готовит только академия Жуковского, причем, на конструкторском направлении. А требуются – эксплуатанты.

– Хорошо, я подниму этот вопрос, но требуется и ваше слово.

– Договорились! Ну, что, прошу, через минуту начинается!

– Мне требуется толковый зам. – уже на ходу сказал Петр.

– А чем вас Янгель не устраивает?

– Янгель – конструктор, от бога, а не администратор…

– Понятно, решим на совещании. Прошу! – сказал Нарком, открыв дверь, ведущую на сцену, где располагался президиум. Новая должность определила местоположение Петра на совещаниях. Теперь ему не спрятаться, усевшись на шкентеле, подальше от начальства и поближе к выходу. От него ждут новых указаний, замечаний, новых задач и финансирования. И будут спорить, доказывая, что он – ошибается, ведь это – не армия, хотя большинство присутствующих носит погоны и даже голубые лампасы. Но они – гражданские люди, которые, большей частью, и устава в руках никогда не держали.

Сказать, что народа в большом кинозале было много – сложно, где-то 10-я часть зала была занята. Здесь были и его «представители», всех, кто оказался под рукой или в гостинице НКАП, выдернули на большой Научно-технический Совет Наркомата. Одна война закончилась, пора начинать готовиться к следующей.