И волки преклонили колена, опустившись прямо в кровь.

– Умрём за Лянчин, братья, – тихо сказал Анну. – Умрём за Льва Львов. Со мной ли вы?

И волки согласно склонили головы.

– Охраняйте женщину Львёнка, – сказал Анну. – Это – северная женщина, она – залог мира. Отвечаете за неё. Встаньте, братья.

И свита Львят встала, несколько смущённо отряхивая колени…

Утром Ма-И рыдает горючими слезами, а Юу стоит у постели и бранится.

– Ну Третий, Небеса тебя разрази… Разве можно так себя вести?! Хуже крестьянского мальчишки! За тобой что, сорок нянек должны присматривать?

Ма-И шмыгает носом, вытирает слёзы, но даже не пытается оправдываться:

– А что я, виноват, что Тви хотел меня убить? Между прочим, Второй, он бы всё равно убил меня на поединке – думаешь, я не видел, что он меня не хочет?!

– Третий, – говорит Юу раздражённо, – ну что ты, как маленький… Кто стал бы убивать Официального Партнёра из Дома Государева?! Этот Тви тебя на руках таскал бы всю жизнь…

– Ты со мной, как с Сестрой, – говорит Ма-И обиженно. У него даже высыхают слёзы от такого оскорбления.

– Да ты посмотри на себя, Третий! Убивали его… Рожать тебе, рожать! И не спорь. Я напишу Господину Управляющему, в деревню поедешь. Пока Мама тут всё не уладит.

– Я… – начинает Ма-И робко, собирается с духом и выдаёт. – У меня тут поединок назначен!

– С Никовым стеклодувом… ага… хочешь босиком из дому сбежать? С Вершины Горы? Нет, в деревню, в деревню! Лечиться от мечтательности! И не рассуждай, Неба ради…

Люди Юу забирают Ма-И из моей комнаты. А мой стеклодув тихонько плачет в своём уголке и медитирует на веер. Хороший веер. Шёлк медового цвета, веточка златоцветника и стихи: «Я знаю, что сила духа двигает горы, а отважный взгляд останавливает ветер. Раскрой своё сердце страсти – и сможешь перевернуть мир». Эхе-хе…

У Букашки со Звездой ничего общего быть не может. И Букашку это страшно огорчает, тем более, если это – Светящаяся Букашка, почти что Звезда. Забавно, что Звезду вся эта история тоже огорчила.

Сословных предрассудков в Кши-На меньше, чем могло бы быть. Но ремесленник и принц – это даже для здешней демократичности нравов чересчур.

Я оставляю Ри-Ё это как-нибудь пережить и отправляюсь знакомить Эткуру с Манькой-Облигацией. То ещё приключение.

С самого начала я решил, что безоружным Ви-Э не будет, только не могу придумать, чем бы его вооружить. Палка меня решительно не устраивает – меч южан, рассчитанный на то, чтобы больше рубить, чем колоть, палкой не остановишь. Тем более, что Эткуру на мечах хорош. Именно в классическом южном смысле: я видел, как он рубил на кусочки акациевый прутик – ужасное зрелище, кто понимает…

И тут вспомнилась одна штука: «тростник».

На «тростнике» обычно учат рубиться подростков. Состоит эта хитрая штуковина из гарды и полых стальных трубочек, сваренных перемычками и заполненных свинцом – она тяжелее, чем боевой меч, на порядок. Смысл тренировок очевиден: после тяжёлого и довольно сложно балансируемого «тростника» боевой меч кажется в руке пушинкой, его вес ребята вообще перестают замечать.

То есть, в таком бою, который я имею в виду, «тростник», конечно, преимуществ не даёт. Зато его не перерубишь, как простую палку – и врезать им можно от души. Мало не покажется. Детвора, обучающаяся фехтованию, ходит в закономерных синяках с головы до ног.

Я предлагаю Ви-Э «тростник» – и он восхищённо соглашается:

– Ах, дивная идея, Господин Вассал! Я не рассчитывал, честно скажу.

«Тростник» я одалживаю у Ар-Неля, который, как человек с богатым воображением, тоже одобряет идею. Потом мы с Ар-Нелем одеваем Ви-Э, как фарфоровую фигурку самурая на камине, в алое и золотое, собираем его короткие локоны «цвета мёда» в конский хвост, завязываем муаровой лентой, нацепляем поверх всего горсть ожерелий и браслетов – и отправляемся на территорию южан.

И моя Манька-Облигация выглядит хоть куда, а по Дворцу идёт – будто утица плывёт. Вошёл в роль – и изображает знатную даму. Абсолютно не выглядит таким убитым, как несчастные ребята в квартале Придорожных Цветов.

– Ах, вот жаль, – говорит, – что веера нет… Печально.

– А статус потерять тебе не жаль? – говорю.

Машет рукой – лихо и жеманно:

– Господин Вассал, вы же видите, я – существо слабое… Морально слабое, я имею в виду. И я боюсь, как бы вам сказать, что окажусь в мороз на улице один, жрать будет нечего, а украсть негде. Что мне тогда делать? О, нет, Уважаемый Господин, уж лучше быть наложницей Принца. От добра добра не ищут. Этот хоть кормить будет!

Волки глазеют на Ви-Э, как на невидаль. Наставник настроен, скорее, враждебно, бормочет что-то себе под нос, мелко и часто сплёвывает – но, кажется, не смеет возражать. Анну где-то бродит, зато Эткуру на месте. Он встречает нас в шикарной приёмной – изрядно пострадавшей от южан, но всё равно просторной и светлой. Шик Ви-Э производит на Львёнка даже более сильное впечатление, чем я думал.

– Ник, – говорит Эткуру потрясённо, – этот шикарный парень – раб?!

– Не совсем, – говорю, – но можно сказать. А что, надо было его в обносках привести?

Ви-Э глазеет на Львёнка спокойно и нахально; и то, даже кошка смотрит на короля. И спрашивает:

– Это ты – лянчинский Принц, солнышко?

Эткуру на миг теряет дар речи. А потом размахивается и залепляет Ви-Э оплеуху. От души.

Логично. Если ты не собираешься честно рубиться с тем, кого собираешься обрезать, но надо, чтобы его женское начало худо-бедно раскрылось – бедолаге следует причинить боль, оскорбить, напугать… короче, организовать гормональный взрыв. Правда, без активных движений, естественных для драки гормоны выделяются слабее, процесс идёт вяло – но лучше так, чем никак.

Ви-Э жестоко удивлён, секунду стоит неподвижно, прижав к щеке ладонь и моргая – а потом роскошно въезжает Львёнку кулаком в челюсть. Ну просто хрестоматийный апперкот – залюбуешься: у Эткуру аж зубы лязгнули.

Теперь уже и Львёнок завис – шок. Аж рот приоткрылся:

– Ты что, меня ударил? – в разум не вмещается.

– Знаешь, миленький, – говорит Ви-Э ласково, – я тебе ещё не так врежу, если будешь меня обижать.

Волки в ауте. Эткуру выдыхает, как раздразненный бык, и тянет меч из ножен – а Ви-Э радостно вопит: «Оэ, драчка!» – и через миг оказывается посреди зала в боевой стойке. С «тростником».

И начинается потеха.

Я записываю для далёкой родины самый уморительный поединок из всех, виденных на Нги-Унг-Лян. Умница Ви-Э завёл Эткуру до белого каления. Волки, прижимаясь к стенам, орут, кто во что горазд, но соваться под горячую руку не решаются. Наставник пытается проповедовать смирение для паскудных северных рабов, которые не имеют никакого права рубиться с господами, но его никто не слушает. Ар-Нель и откуда ни возьмись появившийся Анну хохочут у дверей в сад, вазы и статуэтки летят на пол и разбиваются, ширму опрокидывают и топчутся по ней, кроют друг друга последними словами – и всё очень весело. И под занавес Эткуру чуть не убивает собственного писца железякой, выбитой у Ви-Э из руки.

И я потихоньку ухожу.

Я был прав насчёт их прогрессорства. Северяне с их чувством собственного достоинства и внутренней силой могут не только постоять за себя, но и кое-что объяснить тем, с кем вступают в тесный контакт. Ви-Э договорится с Эткуру – и, я надеюсь, Эткуру будет легче понимать северян, пообщавшись с этим забавным кренделем. Актёры – народ креативный.

Устроив таким образом своего будущего резидента в апартаментах условного противника, я иду прогуляться. День стоит на редкость прекрасный.

В саду перекидываюсь парой слов с Господином Ки-А, капитаном Дворцовой Гвардии. В силу приносимой мною государственной пользы, Капитан Тревиль простил мне шуточку со снотворным и теперь слегка помогает собирать информацию. И мне выдаётся свежая порция.