Тот молча взял и, попробовав на зуб, опустил в широкий карман. И, так же не говоря ни слова, ушел наверх стелить постель. Хозяйка укоризненно посмотрела ему вслед, потом вздохнула:
— Не обессудьте. Вам, господам, — мелочь, а мы люди бедные…
Потом они, сытые и довольные, повалились на душистое сено на чердаке — уставшая Эния заснула практически сразу, а Сергей долго лежал, вперив в темноту беспокойный взгляд. «Эния… Принцесса. Спит на сене, рядом. Даже не верится. Надолго ли тебя хватит, девочка моя…»
Он открыл глаза на рассвете, когда из темноты начали выступать посеревшие стропила и солома крыши, тихо поднялся и, стараясь не разбудить девушку, начал осторожно пробираться к выходу.
— Сергей? — Так просто ее не проведешь, она приподнялась на локте, смотря на него тревожными глазами. — Ты куда?
— Спи еще. — Он оглянулся. — Я скоро буду.
— К Роху?
Он вздохнул. Ее действительно не проведешь, она как будто знает наперед все его мысли и даже действия…
— Я быстро. Понимаешь… Тот человек, который ушел к Роху… Мы видели кровь, он может быть где-то рядом, может, умирает без помощи…
— Я с тобой. — Она бодро вскочила. Они спали не раздеваясь.
— Спасибо, Эния. — Он благодарно улыбнулся. — Может, лучше поспишь?
— Я отлично выспалась. — Она выгнулась дугой, одновременно потягиваясь и разминаясь. — Никогда так не спала!
— …Зря вы все это. — Раненый поморщился, когда она разорвала набухший от крови рукав рубахи. — Мне все равно не жить. Я отлично понимаю, что не смогу ничего добыть в Рохе, — не тот я человек… И назад не вернусь — одна дорога в ад…
— Не распаляйся, если еще никто не умер. — Сергей надкусывал и затем отрывал от кружевного ночного платка длинные белые полосы. — Из любого положения всегда должен быть выход.
— Только не для меня… — Он опять поморщился — Эния смочила ромом кусок платка и начала осторожно обрабатывать рану.
Его звали Юрм. Они были беженцами — он, его жена Лаума и их маленькая пятилетняя дочка. Из… — Эния отшатнулась и побледнела, Сергей вскинул удивленные глаза — маркизата Тариды, того самого маркизата Тариды. Он рассказывал страшные веши — Эния молча слушала, продолжая бинтовать раненую руку и обрабатывать глубокие царапины на боку. Он рассказывал, запинаясь, искренне, из глубины выходило глубоко затаившееся и долго прятанное горе, в глазах стояли непривычные слезы. Он рассказывал, а Сергей взлохмачивал руками непокорные волосы и поглядывал на каменное лицо принцессы.
В одну из ночей Одиндога, праздника ужаса и помешательства, демоны Аш-Тара выбрали куклой его, и в него вошел бес. Он жестоко изнасиловал и почти задушил свою жену и убил своих детей. Они сидели под кроватью, маленькие, и дрожали от страха, но потом с ревом бросились на защиту матери…
Он пришел в себя утром и понял, что лучше бы умер… И тогда поднял на руки еле живую красавицу Лауму, кивнул за собой маленькой испуганной девочке, прибившейся к их крыльцу в эту ночь, и навсегда покинул дом.
Это было удивительно, но им удалось бежать. Даже от всезнающего маркиза…
— Лучшего способа покончить с жизнью не придумаешь. — Сергей помог ему просунуть раненую руку в рукав промокшей от крови куртки. — Чем сунуться в Рох.
— Я все-таки надеялся немного. — Раненый опять поморщился. — Может, повезет…
— На кого?
— Помог же Бог нам бежать из Тариды… — Он благодарно кивнул Энии: — Спасибо, госпожа. У вас золотые руки. Не думал, что на свете есть такие добрые господа. Только…
— Даже и не думай, — сказал Сергей. — Второй раз ты не сделаешь там и шагу.
— Я не могу вернуться.
Они мечтали добраться до Нипорога — города, известного независимостью и свободолюбием своих жителей. Но в Досте удача покинула их вместе с последними остатками денег.
Лаума попробовала найти работу и пришла в дом Эго Доха, одного из самых богатых и влиятельных вельмож в городе, и это оказалась самая огромная ошибка. В Досте торговали рабами, и Эго Дох был одним из самых крупных работорговцев, кроме того, он имел деловые отношения с Аш-Таром. Лаума уже не вышла из его дома, а опешившему от такого поворота мужу грубо пояснили, что они должны крупный выездной налог маркизу Ар-Розу, кроме всех остальных нарушений выезда из хозяйских владений, и его жена, его Лаума, — будет продана в покрытие долга. Она была просто красавица, его Лаума…
Он работал не разгибая спины три дня — и впервые купил меч. Пристроил у сердобольной хозяйки, у которой они снимали комнатку, девочку и отправился к Роху. С огромнейшим чувством вины перед своей женой — за все беды, и с одной целью — или добыть драгоценной и ужасно дорогой эмацеи, или погибнуть…
— Ты что, думаешь, твоя смерть поможет твоей жене? — Сергей помог ему полусидя прислониться к дереву. — Ты о ней подумал? И о девочке…
— Только о них и думаю. Но не мне тягаться с Эго Дохом… Вот и положился на Бога — вдруг повезет.
— Тебе и повезло. Тем, что смог унести ноги. Неужели ты серьезно веришь, что этот Дох отпустит твою жену, даже если принесешь ему деньги?
Тот промолчал, хмуро задумавшись. Сергей выпрямился и посмотрел на Энию — она ответила долгим вопросительным взглядом. Потом, нахмурившись, отошла вместе с ним в сторону.
— Эния… — Он отвел глаза.
— Я поняла, — хмуро прошептала она. — Даже и не думай.
— Эния, я только…
— Сережа. Мы ему обязательно поможем, я тебя тоже хотела просить об этом. У меня есть кое-какие драгоценности. Их хватит для любого выкупа.
— Эния. Нам надо будет на что-то жить. По крайней мере — первое время.
— Ничего, проживем. Пойдем работать. Я кое-что умею.
— Эния. — Он постарался сделать голос убедительным. — Мне все равно придется бывать в Рохе. Иначе я не был бы рохером.
— Я знаю, — так же убедительно ответила она. — Потом. Не сейчас. Сергей, мы только что вышли оттуда…
Он замолчал, не отрывая от нее глаз. Она тоже молчала, глядя куда-то в сторону и слегка покусывая нижнюю губу. Раненый у дерева думал о чем-то своем, печальном. Так. Первая семейная размолвка…
— Эния. — Сергей вздохнул. — Потом я тебе очень многое расскажу. О себе. Ты поймешь, ты обязательно поймешь, что… Понимаешь, все очень сложно, мир далеко не так прост, как кажется… В общем, я должен там бывать. Чтобы понять его тайну.
Она долго молчала, продолжая смотреть в сторону, потом повернулась — ее глаза предательски увлажнились.
— Ты знаешь, о чем я мечтала? — Он молчал, да она и не ждала от него ответа. — Что мы будем жить. Нормально жить, своей семьей, как живут все люди. Я буду читать и рассказывать детям сказки — иногда покрикивая на самого неугомонного, и заботиться о нашем доме, и потом готовить вкусный пахучий ужин, и все вместе — ждать с работы нашего папку…
— Эния, солнышко мое. — Он поднял и поцеловал ее руку. — Хорошо, пусть будет по-твоему. Я никуда не пойду. Нам надо помочь ему добраться до хутора.
— Да нет, иди. — Она печально вздохнула. — Ничего не выйдет хорошего, если я буду удерживать тебя вопреки твоей воле. Заставлю идти у себя на поводу. Это уже будешь не ты… Делай то, что считаешь нужным. Мне придется со многим смиряться…
Это уже говорила принцесса. Сергей некоторое время смотрел ей в глаза, потом неожиданно быстро наклонился и поцеловал.
— Мне очень хочется идти у тебя на поводу. Но поверь, я совсем, совсем ничем не рискую. Я никуда не полезу — если будет хоть чуточку серьезный риск. Я зайду только на десяток шагов, и если хоть что-то не то — сразу быстренько назад и в кусты, и замру смирненько, как кролик. И поверь, нам действительно будут нужны деньги.
Она только опять вздохнула. Сергей повернулся к раненому:
— Как тебя — Юрм, кажется? — Тот кивнул головой. — Как ты себя чувствуешь, Юрм?
— Спасибо вам, теперь гораздо лучше.
— Сможешь идти? Потихоньку.
— Смогу и скоро пойду. — Он отвел взгляд в сторону.
— К хутору.
Тот ничего не ответил, и по его молчанию было понятно, что он придерживается иного мнения. Что это — упрямство или, может быть, преданность?
