Следует отдать грабителям должное: они не обомлели, не принялись выкрикивать угрозы, сдобренные матерщиной, они почти мгновенно ринулись в атаку. Вожак с ножом пошел на Куроедова, а напарник его, соответственно, достался майору ФСБ.

От прямого в голову Луганский уклонился, однако и его крюк в печень, ослабленный то ли волнением, то ли сытным обедом, впечатления на громилу не произвел. И противники стали скакать друг против друга, перейдя, что называется, к затяжным военным действиям.

Вожаку пришлось труднее. Его отработанный тычок ножом, направленный Куроедову под ребро, цели не достиг. Просто потому, что Куроедова там не оказалось. Каким-то непостижимым образом толстяк успел сместиться, при этом все более обволакиваясь сумраком. В ответ Куроедов нанес вожаку удар по уху, столь же неумелый, да к тому же скользящий. Возможно, лишь поэтому голова громилы удержалась на плечах. Ошарашенный, он вновь попытался достать толстяка ножом. Но теперь Куроедов скрылся полностью в черном тумане, словно в коконе, который мог бы в себя вместить пивной ларек. Естественно, вожак опять промазал. Из «кокона» между тем вытянулась невероятной длины рука, ухватила грабителя за горло и, дважды встряхнув, отпустила. Выронив нож, вожак без чувств повалился на землю.

Чуть помедлив, черный «кокон» приблизился к отбивающемуся из последних сил Луганскому. На сей раз из сумрака вылезла кошмарная нога, удлинилась и ударила наседавшего громилу в грудь. Третий грабитель пролетел ровно столько, чтобы шарахнуться в тот же микроавтобус и улечься рядом со своим дружком.

Путь был свободен. Однако майор Луганский, глядя на своего приятеля, окутанного этой дрянью, и сам готов был улечься в общую братскую кучу. Но спасла выучка.

– Ловко. – Юрий Васильевич привел в порядок прическу. – Не ожидал.

Сумрак вокруг Куроедова начал бледнеть, и стало видно, как толстяк небрежным жестом поправил галстук.

– То ли еще будет! – пообещал он, окидывая соколиным взором поверженных врагов. – Садись, Юрик. Поехали. – Когда он открыл дверку «Мерседеса», темный туман вокруг его тела слился с обычными вечерними сумерками.

Не без напряжения занял Луганский место рядом с водителем. Куроедов развернул машину и, едва не наехав на шевельнувшегося вожака грабителей, помчался от «Метрополя» к Садовому кольцу. Глаза Куроедова уже не багровели, как рубины, однако припухлость еще оставалась. Проскочив под светофором на желтый, взбудораженный бизнесмен стал лихо обгонять один автомобиль за другим.

– Э-э, полегче! – предостерег Луганский. – Центр все-таки.

Куроедов лишь поддал газу.

– А ты говоришь: бульон! – хохотнул он. – Мне теперь охрана только так, для престижа.

– Полегче, говорю! – занервничал майор.

Одарив его насмешливым взглядом, Куроедов сбросил скорость.

– О'кей, Юрик, сохраним твою драгоценную жизнь. Только вот что: на девушку мою не зарься, могу сильно обидеться. Понял, Юрий Васильевич?

Луганский хмуро на него покосился, разгладил усики и промолчал.

Даша приклонила голову на плечо Глеба, который вел «жигуленок» к дому. Стемнело, и на улицах вспыхивали огни реклам. Поерзав у мужа на плече, Даша зевнула.

– Чаепитие вроде прошло продуктивно. Стороны умиротворились, и бузотер держался в рамках. Надеюсь, на неделю его хватит.

Глеб улыбнулся.

– Вряд ли стоит рассчитывать на неделю.

– Почему?

– Такой уж у Саши характер. С ним все время надо держать ухо востро.

Даша опять зевнула.

– Какой ты циник.

Глеб скривил губы.

– Я романтик. Глубоко законспирированный.

Даша подняла голову с его плеча.

– Это я сказала.

Глеб вдруг подрулил к тротуару и заглушил мотор.

– Даш, я мерзавец. Я столь редкостная сволочь, что, сказать откровенно, никогда бы о себе такого не подумал.

Даша взяла его за уши и развернула к себе.

– Ты о Мак-Грегоре?

Глеб с болью смотрел ей в глаза.

– Дашка, что я натворил?

– Любовь моя, ты дурак. Кто мог такое предвидеть? То, что ФСБ вешает на тебя убийство…

– Отпусти уши, дура.

Но Даша держала его крепко.

– Ты не мог этого предвидеть.

– Мог, обязан был! Ведь я чувствовал, что он лезет в неприятности… Дашка, он был забавный и трогательный. Только и умел, что двигать взглядом предметы и высекать огонь из пальцев, но жутко собой гордился. А ты говоришь, на меня убийство вешают. Даш, на мне оно и висит. Ричард обратился ко мне за помощью, а я… я, мерзавец, ответил: некогда мне, роман пишу.

По Дашкиной щеке поползла слезинка.

– Смотри сюда, морда, – указала она на свою переносицу. – Мы ведь найдем убийцу, правда? И щедро с ним поквитаемся.

Глеб кивнул.

– Как пить дать. Только Ричарда уже не вернуть, и это теперь на мне. – Он включил зажигание и продолжил путь к дому.

«Жигуленок» бесшумно катил по вечернему городу.

– И на мне, – сказала Даша. – Не жадничай.

Они доехали до дома, вошли в подъезд и поднялись в лифте на свой этаж. Ручка их двери удерживала свернутый лист бумаги. Глеб взял его, и они с Дашей молча прочли: «Ждали – не дождались. Пошли вы на хрен. Посуду вымыли. Света». И чуть пониже: «Девицы больше не пристают, Илюха загрустил. Стас». И еще ниже: «Ну их обоих в большую попу. Только работать мешали. Завтра опять приду. Илья».

Глеб с Дашей обменялись улыбками. Открывая ключом дверь, Даша спросила:

– С чего начнем?

Глеб переступил вслед за ней порог квартиры.

– Попробуем разыскать этих Ньюгартов.

Даша включила в прихожей свет.

– И где их искать?

– Кабы я знал! – вздохнул Глеб, захлопнув за собой дверь.

На голицынской даче Куроедова деревья едва пожелтели. Будто не решаясь вступить в права, осень словно раздумывала, не отступить ли с почетом. Утреннее солнце хоть и не пекло, как в июле, однако могло еще приласкать того, чьи запросы скромны. И царила благодатная тишина. Вернее, царила бы – если б гулко и противно не раскаркались вороны. Именно это всепроникающее карканье и разбудило Джорджа.

Жмурясь от солнечного луча, просочившегося меж занавесок, Джордж с хрустом потянулся на широченной двуспальной кровати. Биохимик был в бордовой пижаме, и волоски вокруг его плеши кудрявились, как локоны младенца. Покосившись на левую половину кровати, занимаемую супругой, Джордж удивленно обнаружил лишь пустую подушку. Голубые глаза англичанина с беспокойством оглядели спальню. Жены не оказалось ни перед шкафом, ни за туалетным столиком. Комната была пуста. А чертовы эти вороны каркали да каркали. Джордж собрался было вскочить и пуститься на поиски, когда услыхал приближающийся цокот каблучков. Джордж мигом опрокинулся на спину, притворясь спящим.

Дверь открылась, и в спальню вошла Люси. Сквозь подрагивающие ресницы Джордж разглядел, что жена была в сером брючном костюме, умытая и причесанная. Ее бледные щеки и крючковатый нос казались незыблемой частью мироздания. Джордж едва сдержал вздох облегчения.

Люси присела на краешек кровати.

– Дорогой, нам надо поговорить. Просыпайся.

Открыв глаза, Джордж сморщил свой нос-картофелину.

– Какого черта? Еще рано.

– Дорогой, я не стала бы тебя будить, если бы…

– Что за срочность, детка? Ты просишь дать тебе развод?

Спина Люси выпрямилась, подбородок дернулся вверх.

– Джо-ордж! Если ты полагаешь, что…

– Ну-ну. – Джордж похлопал жену по руке. – Старушка, не заводись.

– Если ты полагаешь, что подобные шуточки улучшат мое настроение…

– Улучшат, – улыбнулся Джордж. – Мои шутки всегда все улучшают.

Люси попыталась улыбнуться в ответ, но у нее не вышло.

– Дорогой, у меня для тебя два сообщения, и… Не знаю даже, с которого начать.