Не успел я вымыть за собой посуду, как раздался звонок в дверь. Я поспешил открыть. Это оказалась Дарья. Уф, прямо гора с плеч! Она была в моем любимом зеленом платье, волосы ее убраны в мой любимый «конский хвост», и улыбка на прекрасном ее лице…
– С ума спрыгнула? – нахмурил я брови. – Что еще за самоволка?
Она проворковала:
– Дорогой, не будь злюкой.
Прикрыв дверь, я медленно обернулся. Одной этой реплики мне хватило, чтобы понять: это не Дашка.
– Как мороженое? Вкусное? – спросил я.
– Вкуснотища! – Она чмокнула меня в щеку, обдав густым, будто кисель, ароматом духов. – Не сердись, лапуль.
Смеяться или плакать?
– Как я могу сердиться на тебя, дорогая? – театрально произнес я. – На улице, однако, ветерок. Ты не простыла, моя перепелочка?
– Нет, лапуля. Ветерок почти не ощущается, но твоя забота мне приятна.
Черт возьми! Самое изумительное, что эта дебилка думает, что я думаю, будто она Дашка!
– Забота о тебе, дорогая, это райское наслаждение! Где, однако, Илья? Где товарищ твоих школьных лет?
– Домой поехал, – отмахнулась она. – Его теща ногу подвернула.
– Какая жалость, дорогая! Не послать ли ей цветы?
– Ну да, почему бы нет? Займемся любовью, дорогой.
Актер я никудышный, но от смеха удержался:
– Чуть позднее, конфетка моя. Сейчас я занят.
Она кокетливо надула губки.
– Разве есть занятие важнее?
Смех смехом, но что-то с ней надо было делать. Не мог же я умотать к Стасу, оставив ее до возвращения Дашки. Последствия предугадать было сложно. С другой стороны, просто разоблачить ее и вышвырнуть я интуитивно опасался. Что же оставалось?… Мозги мои работали, словно компьютер, просчитывая варианты.
– Нет ничего лучше секса, дорогая. – От этой фразы у меня едва не свело челюсть. – Но дела есть дела.
– Жаль, – вздохнула она. Это было первое, что она произнесла по-человечески.
Кто же, черт побери, она такая? Клон?! Чепуха. Вряд ли моего и Дашкиного двойников могли в спешном порядке вырастить, точно бройлерных цыплят. Голограмма?… Это предположение я уже отбросил по весомым причинам. Хотя… Из головы у меня не выходило, что двойник мой (с карманом рубашки и родинкой) был зеркальным моим отражением.
Я взял за руку Дашкину копию. Рука была живой и теплой.
– Не беда, мой рахат-лукумчик: ночью наверстаем. Кстати, о сексе. – Я действовал наугад, словно в потемках. – Помнишь, я говорил о плешаке, на которого указала цыганка? Не понимаю, за что старуха на него взъелась. Безобидный, по-моему, тип – то ли педик, то ли кастрат, судя по его заднице…
Двойница выдернула руку:
– Брось языком молоть! Не будь идиотом!
Я округлил глаза:
– В чем дело, киса? Ты его знаешь?
Она пришла в смятение.
– Нет, но… Нельзя же болтать о человеке что придет в голову!
Так-так. Связь двойников с хмырем в полотняном костюме обозначилась еще отчетливей.
Я обнял Дашкину копию за плечи:
– Ты права, дорогая. Возможно, этот человек полон всяческих достоинств. Дурно о нем отзываться просто непорядочно.
Она чмокнула меня в шею, вновь обдав волной духов.
– О том я и толкую, дорогой!
Она могла быть кем угодно, только не голограммой. И не клоном. Но тогда кем, черт побери?! Кем?!
Мы бестолково топтались в прихожей. Пора было наконец проветриться. Я радостно хлопнул себя по лбу:
– Батончик мой шоколадный, почему бы тебе не прокатиться со мной?
– Куда? – насторожилась она.
– Сперва кое с кем встречусь, потом сходим в ресторан. Как тебе идея?
– Сногсшибательно. Только… что-то я притомилась лапуль. Ты езжай, а я подожду в кроватке.
– Кроватка не уйдет. Я хочу, чтобы ты поехала со мной.
– Не приставай. Говорю же, я устала.
Кое-что, похоже, вырисовывается. Тянем-потянем.
Я вытаращил на нее глаза:
– Детка, я тебя не узнаю. Обычно, куда бы я ни направлялся, ты требуешь, чтобы я взял тебя с собой. А сегодня… Можно подумать, что ты – это не ты. Тебя словно подменили.
Выстрел был точен. На лице ее, как говорится, отразилась гамма чувств. Она обняла меня за шею, и я стойко это выдержал.
– Да нет, лапуль, я немного устала, но… Мы ведь недалеко?
– Пять минут на машине, моя козочка.
– Тогда поехали, – махнула она рукой. – А потом в кроватку. Не думай отвертеться.
Я и не думал. Кроватка, по-моему, была лишь темой для поддержания разговора. Сей предмет, по крайней мере, она досконально изучила и не боялась попасть впросак. Мы вышли на лестничную площадку, я закрыл дверь. Теперь Дарья могла возвращаться: все было чисто.
Но где гуляет эта Дашка с другом Ильей?
ГЛАВА 14
Из подъезда мы вышли в обнимку. На лавочке сидела одна из бабуль, которая на приветствие, как водится, не ответила. На общее наше приветствие… Меня словно что-то подтолкнуло. Остановившись, я шепнул двойнице:
– Скажи бабке, что под ногой у нее кошелек.
– Зачем? – вылупилась она на меня.
– В шутку.
– Не буду. Глупая шутка.
Тут я был с ней согласен, но эксперимент требовал жертв.
– Ей-богу, киса, ты на себя не похожа. Ведь ты обожаешь розыгрыши. Что с тобой сегодня?
Она в досаде сбросила мою руку со своего плеча.
– Ладно. Что я должна сказать?
Я чуть слышно прошептал:
– Скажи: бабушка, у вас под ногой кошелек.
Она покорно повторила:
– Бабушка, у вас под ногой кошелек.
Старуха не реагировала. Она с интересом наблюдала за скачущей вороной, держащей в клюве осколок пивной бутылки.
– Повтори громче, – потребовал я шепотом.
– Бабушка, у вас под ногой кошелек! – гаркнула двойница.
Старуха и бровью не повела, продолжая наблюдать за вороной. Следовало проверить ее слух. И я произнес негромко, но отчетливо:
– Бабушка, у вас кошелек под ногой.
– А?… Где? – всполошилась старуха. Шустро наклонясь, она извлекла из-под башмака пухлый бумажник. – Господи Иисусе! Чье это?
– Я думал, ваше, – сказал я. Это был мой презент бабульке за беспокойство.
Раскрыв бумажник, она перекрестилась:
– Господи Иисусе! – В бумажнике оказалась пачка денег и никаких документов.
Старухе этого должно хватить надолго. Она блестяще подтвердила мою догадку и заслужила свой гонорар.
Двойница взглянула на меня с укором:
– А говорил, шутка!
Я не ответил: шептать ей на ухо надоело, а в полный голос… мы были уже не одни. Я зашагал к «жигуленку», уверенный, что «моя ненаглядная» поспешит следом. И, конечно же, не ошибся. Двойница семенила за мной, неуклюже имитируя природную Дашкину грацию. А разомлевшее послеобеденное солнце беспечно висело над припаркованным желтым такси. Таким образом, все участники представления оказались в сборе. Пора было начинать.
– Прошу, дорогая! – Я распахнул перед двойницей дверцу машины. Хотя мог бы этого не делать: ни закрытые двери, ни глухие стены помехой для нее не были.
Но ведь она еще не знала, что я знаю.
– Спасибо, лапуль, – прощебетала она. – Хоть ехать недалеко, но я подремлю, ладно?
Отсутствие общения в данном случае устраивало нас обоих.
– Конечно, клюква моя в сахаре. – Включив зажигание, я покатил со двора. – Отдохни, день был трудный.
Желтое такси тотчас рвануло за нами. Вот и ладушки: актеры хорошо знают роли. И я неторопливо – можно сказать, вразвалочку – поехал в сторону МКАДа. Двойница прикорнула на моем плече. Извини, Стас: я немного опоздаю.
Итак, что мы имеем?
Бабулька возле подъезда не видала и не слыхала Дашкину двойницу. Двойницу видел, слышал и ощущал я один. А вчера еще и Стас. Но если б вчера на кухню вошел кто-то свеженький, он, вероятно, не углядел бы Дарью на коленях у рыжего. Свежий человек увидел бы двух чокнутых мужиков, которые уставились в пустоту и разговаривают с кем-то незримым. Впечатляющая картина со стороны.
Двойница приподняла голову с моего плеча:
– Долго еще, дорогой?