— Заходите, друзья, будьте как дома. Мы вошли.

— Располагайтесь, садитесь… Расположиться и присесть мы не успели. Где-то в глубине коридора раздался страшный грохот и зазубренной жестянкой продребезжал отчаянный вопль. Мы со Степаном Федоровичем с испугом переглянулись, а Штирлиц бросил взгляд на наручные часы и хихикнул:

— Точно по графику.

С этими словами он выбежал из кабинета, а я подошел к незакрытой двери и выглянул.

По коридору двое дюжих охранников тащили на носилках Йозефа Геббельса. Руки министра пропаганды бессильно болтались по обе стороны носилок, носки сапог траурно вытягивались к потолку. Геббельс не говорил ни слова, только мычал и довольно потешно, словно мультипликационный герой, вращал вытаращенными глазами. На макушке у него набухла здоровенная шишка, похожая на обрубленный рог. Следом за носилками семенил низкорослый фашист в форме капрала, нес в руках магазинную гирьку и обрывок красного шнура, озадаченно шлепал губами и повторял:

— Опять большевистские провокации! Просто ужас! Скоро от Третьего рейха ни одного человека не останется. Вернее, уже почти никого не осталось. Кошмар! Кошмар!

— Чего шумим? — спросил, шагнув навстречу носилкам, Штирлиц.

— Господин штандартенфюрер, диверсия! — козырнул капрал. — Над дверью в кабинет господина Геббельса кто-то укрепил вот это вот… орудие… — Он предъявил гирьку. — Господин Геббельс дверь открыл, а его прямо по голове и…

— Безобразие! — нахмурился Штирлиц. — Куда теперь его?

— Господина Геббельса? В лазарет.

— Сообщите мне номер палаты, я лично зайду проверить, как он себя чувствует.

— Слушаюсь!

— Не-ет… — страдальчески проскрипел Геббельс — Не на-адо… Пожалуйста… Я и без вашей помощи, штандартенфюрер, прекрасно помру.

— Скажи спасибо, что к шнурку Шпалу не привязал! — погрозил ему кулаком Штирлиц, а капралу четко сформулировал:

— Думаю, что в этой диверсии, как во всех предыдущих и грядущих, виноват не кто иной, как предатель Гиммлер!

Капрал, явно не зная, как реагировать на подобное заявление, опять козырнул и рявкнул:

— Есть!

— Последняя фраза запоминается лучше всего, — благожелательно шепнул Штирлиц мне на ухо, когда мы возвращались в кабинет. — Запомни!

— Да уж, запомню…

Штирлиц деловито вытащил из-за пояса моток красного шнура, спрятал его в памятный мне сейф, пробормотал:

— Еще пригодится… хороший шнур, сверхпрочный, легкий. Незаменимая штука!

Затем обратился к нам:

— Итак, коллеги!.. — Великий разведчик плотно прикрыл дверь и нырнул за свой стол. — Начнем!

Тут на его столе зазвонил телефон, Штирлиц снял трубку:

— Алло? Вашингтон? Да, я. Не, еще не время, но уже скоро. Ждите. Отбой. Та-ак, — положив трубку, протянул он и повернулся к нам. — Должен вам сказать, что очень рад вас видеть на своем, так сказать… рабочем посту! Наконец-то вы до меня добрались! Сколько было сделано попыток? Пять? Десять?

— Ну… где-то около того… — осторожно ответил я, а Штирлиц, выслушав, понес уже совершеннейшую чушь:

— Египет, ацтеки, шумеры… Надо же было так промахиваться-то, а? Ну, хорошо, что вы все-таки попали точно ко мне. Правда, не предупредили… Конечно, визит ваш несколько неожидан, но скрывать мне нечего, результаты работы я могу предъявить вам прямо сейчас! Желаете?

Брякнул телефонный звонок.

— Ой, опять, извините… Алло! Лондон? Я! Нет еще! Ждите! Отбой. Тьфу, надоели. Так, желаете, уважаемые коллеги, посмотреть результаты работы? Или сначала финская баня, шнапс, коньяк, девочки? А? Не стесняйтесь, тут все свои!

— Э-э-э-э… — сказал Степан Федорович.

Я на этот раз ничего не сказал. Я все думал, за кого он нас принимает? Коллегами назвал… Грозится предъявить результаты своей работы. Неужели настолько обнаглел, что предполагает, будто высшие чины контрразведки вот так просто и безбоязненно приедут к нему с проверкой? Нет, ерунда. Не похожи мы со Степаном Федоровичем на контрразведчиков. Хорошенькие контрразведчики — один рогатый и в средневековых рыцарских доспехах, другой брат-близнец в инопланетном скафандре.

— Хотите, я сейчас Еве звякну? — соловьем разливался Штирлиц. — Она подружек возьмет. Зависнем в любом кабаке и погудим. Плевать, что военное положение и комендантский час. Фюрера на стреме поставим, никто к нам не сунется. Хотите, а?

— Ну-у… — неопределенно высказался Степан Федорович. — Как говорится — чем обязаны такому… ну-у… приему… и…

Штирлиц посмотрел на него непонимающе. Возникла пауза, которую немедленным пунктиром прериали сразу три телефонных звонка подряд. Вызывали Тихуана, Москва и Сидней. Великий разведчик всем трем абонентам посоветовал ждать.

— Так, э-э-э… чем обя…

Я пнул клиента ногой, и он сразу же заткнулся. Вот идиотина! Если ничего не соображаешь, так молчи! Времеатрон, на помощь которого мы рассчитывали, сломан, теперь нам не удастся убраться отсюда так скоро, как я предполагал. Придется немного освои-ться, выведать, что к чему… Но не таким же топорным способом!

— Не слушайте его, — вклинился я в разговор. — Мы именно те, которые это… с проверкой. Я — Алекс, а он — Юстас. Приятно познакомиться.

Штирлиц, непонятно приговаривая: «Гринсшлаг, гринсшлачок… », в этот момент разливал из серебряного кофейника кофе по чашкам. Дегтярно-черная жидкость струйкой булькала в чашечки с синей каемочкой и как-то странно шипела и пузырилась. Представившись Алексом, я как раз хотел спросить, что это за сорт кофе такой, но Штирлиц вдруг так расхохотался, что рухнул из-за стола вместе с креслом. Пока он взревывал, всхлипывал и колотил ногами по полу, я толкнул Степана Федоровича (он засмотрелся на портрет кисти Сальвадора Дали) и прошипел ему на ухо:

— Молчи, ради Владыки, молчи, а то погорим! Я сам говорить буду!

Отхохотавшись, штандартенфюрер юмористически хрюкнул:

— Юстас и Алекс, надо же! Не, ребята, с маскировкой вы явно переборщили! — И вновь воздвигся за столом, но тут опять зазвонил телефон.

— Лазарет? — спросил Штирлиц у что-то проквакавшей трубки. — Капрал Келлер у аппарата? Да, я! Да, слушаю! Что? Тридцать вторая палата? Сейчас буду. Что? Какие еще проблемы? Вколите господину Геббельсу успокаивающее, и пусть не рвет себе нервы понапрасну, я все равно зайду его навестить, ничто меня не остановит. Да пусть хоть батальон у дверей палаты выстраивает! Если солдатики зафордыбачат, я фюрера с собой приведу, понятно? Все, отбой!

Он вскочил, наскоро отхлебнул кофе из чашки:

— Извините, ребята, дела! Надо отлучиться на минутку. Геббельса проведать. Столько хлопот, столько хлопот! Соляную кислоту в капельницу налить или петарду в утку сунуть. Сам не подсуетишься, никто не поможет! Эти глупые генералы меня все, как один, ненавидят, ослы. Но и боятся, конечно. Только Гитлер верен мне, да и то последнее время излишне ревнует меня к Еве. Или Еву ко мне, не пойму… Ладно, потом обо всем по порядку… Не скучайте тут, я скоро. Вот вам пока… ознакомьтесь.

Выхватив из ящика стола какой-то большой л исток, он наскоро что-то в нем черканул и протянул мне. Потом выпрямился и проговорил торжественно:

— Остался только один. Когда не останется ни одного, будем начинать. Так, коллеги?

— Так… — кивнул я, хотя не понимал, о чем идет речь.

— Хррчпок! — выкрикнул Штирлиц и ударил себя в грудь.

— И… вам того же… А можно спросить, что это зна…

— Извините, очень спешу. Буду буквально через пятнадцать минут. А впрочем, может быть, все-таки Еве звякнуть, а? Или коньяк заказать?

— Всему свое время, — солидно отказался я.

— Ну, как хотите. Пейте гринсшлаг, небось соскучились в путешествии по домашнему-то… Я побежал!

— Чего пить? — не понял я. Но Штирлица уже не было.

— Адольф… — слабым голосом молвил Степан Федорович, когда дверь за штандартенфюрером захлопнулась. — Мне что-то дурно… Опять наш план сорвался! Намеревались же — как только окажемся в Берлине, сразу хватать Гиммлера за… Как вы выразились? За жабры хватать — и требовать немедленно переправки нас в двадцать первый век. И что получилось? Времеатрон сломан, а рейхсфюрер сошел с ума! А как вам показался этот Штирлиц? Я пожал плечами.