Воины пиу-пиу взвыли.

— Да, да, — вздохнул Таронха. — Ничего не попишешь. На пенсию… Кончилось мое время. Совсем другая эпоха наступает. С бледнолицыми мне сражаться нельзя — полномочиев таких не имею.

— А как же мы? — завопил Быстроногий Олень.

— Ну… пришлют к вам кого-нибудь… Наверное… Взамен.

— О великий Таронха!..

— Для вас — великий Таронха, а для начальства — мелкий сотрудник. Оно со мной не церемонится.

— Убей хотя бы напоследок Рогатого Духа! — взмолился Небесная Чаша.

Таронха повернулся ко мне и незаметно для остальных подмигнул.

— Не могу! — сказал он. — По инструкции я обязан прекратить всякую деятельности, когда здесь объявятся бледнолицые. Не думал, что так скоро… Выходит, начальство в расчетах ошиблось. Бывает, конечно… Очень жаль, но… Передавайте привет Тависке, когда объявится… Впрочем, наверное, не объявится уже… И его время пришло — на пенсию выгонят. Э-хе-хе…

Затоптав цигарку, бывший великий дух Таронха, а ныне пенсионер и сторож в перспективе запахнул телогрейку и вскарабкался на облако, которое тут же взвилось к небесам. Оттуда чуть слышно донеслось:

…пристрасти-и-ился к алкоголю! Спьяну колотушкой бил, райски ку-ущи сторожил!..

Скоро звуки песенки утихли, и наступила недолгая тишина.

* * *

Индейцы еще не успели окончательно прийти в себя, услышав ужасную новость, как прерия огласилась визгом, воплями, конским и людским топотом, проклятиями и грохотом выстрелов. Да! Жестяной грохот раскатился по прерии, и, словно монпансье из коробочки, рассыпались по желтой бескрайней долине покрытые боевой раскраской всадники на мустангах — толпа их бешено неслась к предгорью. В авангарде (если авангардом можно назвать цепь без оглядки улепетывающих воинов) было больше сотни воинов пиу-пиу, легко узнаваемых по оселедцам на бритых головах. За ними, увлеченно улюлюкая, гналась небольшая — человек, наверное, пятьдесят — группка длиннокосых койотов.

Жрецу, вождю и воинам резко стало не до нас с Гаврилой. Быстроногий Олень выстроил сорок копьеносцев в подобие шеренги и метался вдоль нее, явно не зная, что делать дальше. Вроде бы надо воевать, но как тут повоюешь, если перед глазами замечательная иллюстрация боевого духа пиу-пиу: конная сотня воинов рода антилопы спасается бегством, по пятам преследуемая вдвое меньшим отрядом противника?

Шарахнул еще один выстрел… Пока нельзя было разобрать, кто это огнестрельным оружием балуется, но все догадались, что стреляют нападающие… Вот так хват вождь Разящий Клык! Где он умудрился выкопать бледнолицых раньше установленного высшими сферами срока? Еще и привлек их на свою сторону! Ну сейчас тут такое начнется…

Неожиданно я увидел и самого Разящего Клыка — он летел на мустанге одним из первых. Размахивая направо и налево массивной палицей, восторженно орал:

— А вот тебе — чик! И тебе — чик!

Вот это да! Осиротевшие после ухода духа-защитника пиу-пиу лишились магической своей неуязвимости — от ударов вождя рода койота они разлетались кто куда как резиновые мячики!

Разящему Клыку, видно, мало показалось одной дубинки. Выпустив поводья, он выхватил из-за спины копье и разил недруга теперь обеими руками, приговаривая:

— Что палицей, что копьем: всё равно — чик!

Знакомая присказка, между прочим… Ладно, сейчас не до воспоминаний. Вот буду мемуары писать на склоне лет — тогда и разложу по полочкам все произошедшие со мной события. Если, конечно, по причине преклонного возраста не впаду в маразм и склероз…

— Бежим! — шепнул я Гавриле, прыгнув в его сторону. — Скорее!

— Бежим, — легко согласился детина, — а куда?

Чтобы не тратить время на разговоры, я повернулся и кинулся к скальной гряде. Гаврила побежал было за мной, но остановился. Лишь вскарабкавшись на первый валун, я оглянулся.

Шеренга Быстроногого Оленя всё-таки ввязалась в бой. Клубы желтой пыли, поднятой сражающимися, практически полностью скрыли от меня происходящее. Отчетливо я видел только Гаврилу, потому что он ближе всех ко мне располагался. Детина упрямо и медленно, как против шквального ветра, шел к подножию скал, а позади него волочилась, крепко вцепившись в портки воеводиного сына, Прибрежная Галька.

— Большой Дух, муж мой, не смеет позорно бежать! — вопила девица.

— Смеет, — пыхтел детина, не прекращая движения и увлекая за собой Гальку, словно пароход баржу, — еще как смеет. Мы с Рогатым Духом вообще здесь случайно оказались. Пришло время нам уходить…

Чертовски верно подметил парень, клянусь своим хвостом! Пора нам ретироваться! И никто меня упрекнуть не сможет в том, что я дезертировал! По пророчеству как? Только бледнолицые появятся — духи индейцев моментально лишаются своего статуса и выходят на пенсию… Таронха уже ушел, а я чем хуже?

— …Но ты женился!

— Ничего подобного! Поп моего брака не освящал!

— Браки заключаются Небесной Чашей!

— Этим нехристем, который меня заживо сжечь хотел?!

— Гаврила! — закричал я, с трудом перекрывая все нараставший шум сражения. — Скорее! Отцепляй балласт!

— Пусть Рогатый Дух не злословит! — взвизгнула Прибрежная Галька, волочась за детиной. — Пусть имеет уважение к жене Большого Духа!

— Гаврила!!!

Он-то не видел, а я видел! Головной отряд нападавших — десяток изукрашенных перьями и покрытых боевой раскраской головорезов на мустангах — врезался в шеренгу Быстроногого Оленя. Кое у кого из них в руках были ружья. Один за другим бабахнули два выстрела. Воины пиу-пиу, крепившиеся до последнего, увидев в действии страшное оружие, брызнули в разные стороны.

Вряд ли это был обдуманный маневр, но ведь сработало!

Отряд, не успев затормозить, пролетел последнюю линию обороны и, словно штормовая волна, разбился о скальное подножие. Клянусь преисподней, удар, был такой силы, что задрожали камни! Меня просто сбросило с валуна, швырнуло на землю — в гущу копошившихся людей и мустангов.

* * *

Мельтешение рук, ног, перьев, перекошенных физиономий, расписанных разноцветными красками… Дубинки, копья, ножи… ружье!

От наставленного прямо на меня дула я успел увернуться, нырнув в людской винегрет, как в омут. Надо найти Гаврилу… Надо вытащить его отсюда, пока не поздно… Где же он?

Зверски оскаленная рожа вцепилась мне зубами в руку. Я взвыл от боли, лягнул гада, потерял равновесие и свалился под ноги дерущимся. Кто-то сверху с оттяжкой зарядил мне по шее ружейным прикладом. Пришлось срочно переворачиваться на спину и отбрыкиваться копытами (ботинки с меня слетели, когда я рухнул со скалы)…

Силы Зла! Что же это такое?!

Два дня назад племя койота коренья и вонючих пещерных мышей жрало, а теперь огнестрельным оружием балуется!.. Кто их научил?! Бледнолицые?! Что-то не вижу здесь ни одного бледнолицего!

Я вскочил. Сплошь одни краснокожие! Полуголые, разукрашенные краской, перьями и дикарскими амулетами!.. И этот, который замахивается на меня кулачищем, и этот, который сует саблю мне под нос, и этот, присевший на одно колено и деловито перезаряжающий со ствола массивную пищаль… А вот этот, который тянет когтистые лапы к моему горлу — страшный, косматый тип с клыкастым ртом и крючковатым носом, — больше похож на жутковатую старуху, чем на воина…

И тут я словно прозрел! Догадка, осенившая меня, была настолько неожиданной, что я просто шлепнулся на землю — и очень удачно, надо сказать: кулачище, сабля, пуля из пищали и когти свистнули надо мной одновременно.

Злобно заорал косматый, жутковатый тип… Да какой там тип — самая настоящая бабка Заманиха, вполне бледнолицая, только замаскированная боевой раскраской, перьями, амулетам и прочими индейскими атрибутами!

А я еще недоумевал: где же те бледнолицые, о которых вопил Кленовый Лист, почему их не видно среди нападающих?

Вот они! Разбойник с покосившийся перьевой повязкой на всклокоченной шевелюре поспешно перезаряжал пищаль; второй душегуб вновь замахнулся саблей…

Отступая, я огляделся — так и есть! Весь головной отряд рода койота — все десять человек — составляли бледнолицые, и притом бледнолицые, хорошо мне знакомые: бандиты из шайки одноглазого Пахом-Чика!.. Вот, значит, кого избрал себе в напарники Разящий Клык со своей сворой…