Тот, узнав, плюнул с досады:

— М-мать! Ну дура, вот ведь дура!.. Ну и куда она поперлась?! Пропадет ведь, бестолочь!

— Пропадет — полбеды. А если вернется! Человеком или монстром?.. Что делать?

— Изолировать придется, — вздохнул майор.

— Изолировать ее только пулей в башку придется, — жестко сказал Михаил. — Другого пути нет.

Николай нахмурился. Философом он не был, но благодаря природному уму придерживался некоторых важных принципов. Был среди них и такой: не делай никому зла! В глубине души, правда, Ракитин считал, что мировое зло непобедимо — оно было, есть и будет в том космическом круговороте, какой представляет собой мир. Но сражаться со злом надо! И Николай отдавал себе отчет в том, что необходимо ответное насилие — «добро должно быть с кулаками», так что злу придется делать зло. Но только злу! И никак иначе.

Но вот вопрос: где он, тот предел, за которым эти кулаки придется пустить в ход?.. На этот вопрос у Николая Ракитина не было ясного ответа. И что есть зло?! Маленький, заплутавший по жизни человек — зло он или нет?..

— Ладно, — в который раз плюнул Николай на эти моральные загвоздки. — Пропадет, так что ж теперь… А придет — думать будем.

— Думать там нечего…

— Думать всегда есть чего, — прервал Ракитин. — Ты мне лучше вот что скажи: как же она, зараза, удрала? Часовые ведь вокруг!

Для Михаила это был не вопрос.

— Коррупция!.. — хохотнул он. — Подошла к парню, подмигнула: хочешь? А он всегда хочет, ясное дело… Ну, и договорились. Она хоть и дура, а уж на это ума хватит. И концов теперь не найдешь: никто не сознается. Не видели, и все тут!

Ракитин подумал, кивнул:

— Похоже на правду. Вот ведь гадство, так я и думал: добром эти бляди нам не обойдутся… Эх, мама дорогая… Ты вот что, Миша. Ты… вы… со своей этой… вы этой ночью лучше воздержитесь от трахтенбергов всяких, ладно?

— Это еще почему?

— Да потому, что всем всегда охота, сам же сказал! Вы там охать будете, кряхтеть, пыхтеть… а остальные слушать вас и слюной давиться? Это, знаешь, дело такое…

— Мы в конец склада уйдем, ни черта не слышно будет. Ори, хоть как бегемот на случке!

— Ну, брат, тут через пять минут все известно станет, не хуже, чем в деревне. Словом, мой тебе совет — воздержитесь.

Михаилу не терпелось заглубить конец в Тамарины просторы, но разумом он понимал, что Николай, конечно, дело говорит.

— Ладно, — пробормотал он нехотя, — посмотрим…

…И вот «блудная дочь», как выразился Подольский, вернулась. Была она вся растрепанная, грязная какая-то, в глаза не смотрела, дичилась…

— Ну-ка, красота, посмотри на меня, — потребовал Меркурьев, но та надулась пуще прежнего.

— Да уж… — проворчал Алексей. — Полная крейзи…

Он усиленно вспоминал описанные Игорем симптомы заражения нановитами. То, что сейчас перед глазами, вроде бы не похоже… но черт его знает!

— Эй, ну чего молчишь? Скажи что-нибудь!

— Пошли на хуй, уроды! — огрызнулась Регина.

— Ну, вот и сказала, — вздохнул Алексей.

Подольский улыбнулся одним уголком рта.

Тут подоспел Ракитин, вызванный кем-то из бойцов, окинул взглядом беглянку. Хорошо Звереву! Для него все просто: нет человека — нет проблемы. Но…

— Нет, — вслух сказал Николай.

— Что? — недослышал Меркурьев.

— Да так, — уклонился майор.

Нет, твердо решил он про себя. Не прав ты, Михаил! Нельзя крушить все вокруг ради благих целей, чтобы добро восторжествовало на мертвой, выжженной земле, — ибо это будет уже не добро. Надо все-таки до последнего, до самого последнего рубежа не причинять зла никому, даже злу! Только так можно спасти этот мир… Вот он, этот мир, — в лице глупой несчастной девчонки, и не перед кем-нибудь, а перед майором Ракитиным, и не кому-нибудь, а майору Ракитину решать, что делать с ним… И с нею.

— Так, — сказал он. — Эй, боец, ну-ка Старостина сюда!

Когда прапорщик-пятиборец прибыл, Ракитин распорядился закрыть «блудную дочь» в пустой бункер, благо такие пока есть, выделить ей на сутки продуктов, воды…

— А там посмотрим, — заключил он. — Помойтесь потом тщательно! — не забыл он сказать прапорщику с бойцом. А Подольскому сказал так: — Валерий, не в службу, а в дружбу, посмотри на продскладе коробки с сухими пайками, сколько их там. Я что-то запись потерял…

Подольский козырнул и отбыл.

Алексей понял, что Николай хочет остаться с ним наедине, и потому спросил первым:

— Ну, и как ты думаешь?..

— Да никак. — Майор, прищурясь, глянул в небо. — Что будет, то и сбудется! Меня сейчас другое беспокоит… — Майор зачем-то оглянулся и понизил голос: — Как ты думаешь, почему эти зомби хреновы умнеют?

Алексей повернулся, посмотрел Николаю прямо в глаза — тот даже опешил.

— Ты что, Леха?!

— Представь себе, я только что об этом думал.

— Представил! И что надумал?

— Ну… — Меркурьев замялся. — Не уверен, конечно, но в целом впечатление такое, что зомби постепенно становятся чем-то единым целым… Нет! Я неверно выразился. Скорее, это что-то единое, чего мы не знаем, день за днем вживается в мир, пытается подчинить его себе, а бывшие люди становятся его органами, щупальцами такими, только… ну, как бы дистанционно управляемыми, мобильными, что ли… Понимаешь меня?

— Да уж чего тут не понять. — Николай вновь оглянулся и от этого рассердился на себя. — Тьфу ты, мать твою, так скоро совсем психом станешь от этой жизни!.. Понимаю я тебя, Леха, да и сам примерно так же думал, только сформулировать не мог. Ну, а ты, как мастер слова…

Тут ученая беседа была прервана. Один солдат припустил бегом к лагерю роты, сунулся в командирский домик, и из него выскочил Рылеев, на ходу застегивая воротник.

Ракитин вмиг позабыл обо всех теориях.

— Что случилось?! — кинулся он к ротному.

— Со стороны шоссе шум моторов! — крикнул на бегу Максим. — Часовой услышал!

Через минуту все были у КПП. Вслушиваться не пришлось: звуки нескольких двигателей слышались уже отчетливо.

— Сюда едут, — сказал Ракитин.

Слух об этой новости в минуту облетел лагерь, взбудоражил всех. У КПП тут как тут очутились Зверев с Подольским.

— Гости? — Михаил подмигнул Николаю.

Главнокомандующий пожал плечами, обернулся к Рылееву:

— Кроме вас, никого сюда не собирались послать?

— Не знаю, — тот был краток.

— Хм… — Алексей попытался по-своему «прощупать» ситуацию, но получилось у него немногое. — Неужели это…

Он не договорил, но все его поняли, переглянулись. Кое у кого вытянулись лица.

Только не у Валеры Подольского.

— Нет, — спокойно сказал он. — Это не зомби, точно.

— Почему? — осторожно поинтересовался Ракитин.

— Там БТР едет. Слышите по звуку двигателя? Вряд ли здесь, в городе, есть такая техника. Значит, оттуда. С Большой земли.

— Так давайте встретим! — загорелся Михаил. — Не дураки же они, поймут, кто мы такие!

— Нет, — сказал Николай. — Надо аккуратно. Пойдет разведка. Зверев, Подольский, Штепа. Валера — за главного. Выясните, кто! Прежде чем убедитесь, в контакт не вступать. Задача ясна?

— Так точно, — кивнул Валера. — Денис, бинокль с тобой?

— У меня все всегда с собой, командир!

— Тогда вперед!

Разведгруппа бесшумно исчезла. Николай постоял, напряженно вслушиваясь в приближающийся рокот, затем вдруг спохватился:

— Да! Леха, как там твой внутренний голос? Общаетесь?

Меркурьев вновь переключил себя на нужную волну: теперь он мог это легко. Мир изменился — немного, но изменился. На ровном привычно-тревожном фоне не обозначилось никаких всплесков. Уже неплохо.

— В норме, — твердо сказал Алексей.

Ракитин заметно повеселел:

— Слава богу! Значит и правда с материка. Лишь бы ребята сдуру не схлестнулись с ними… Хотя Валера-то Подольский мужик здравый, зря и пальцем не пошевельнет.

Что правда, то правда. Жизнь научила Валерия трезво оценивать обстановку и принимать правильное решения. Он совершенно точно рассчитал, по какой улице пройдет колонна, указал Штепе и Звереву их позиции и быстро выбрал себе наблюдательный пункт, откуда улица была видна как на ладони.