Глеб покачал головой.

– Никогда бы себе такого не позволил. Борис Викторович, мы ведь не плохо друг друга знаем, не так ли?

Плащ на генерале вдруг запахнулся, и пуговицы застегнулись сами собой. Ошарашенный генерал оторвался от пола, проплыл по воздуху и опустился на ноги за порогом туалета. В школьном коридоре было пусто.

Глеб также вышел из туалета, прикрыв дверь.

– В четверг ровно в три буду на Лубянке, – пообещал он. – И никаких розыгрышей, всё по-честному.

Покинув онемевшего генерала, он зашагал в 9-й «А», проверять перевод текста на странице 42. У пятерых желающих и стольких же нежелающих.

Станция метро «Аэропорт» пустынной не была, но и народом не кишела. Хватало место для прогулки и обзора. Куроедов с Луганским прохаживались по платформе взад-вперед. На обоих были модные плащи, костюмы и галстуки. Благоухали оба дорогими парфюмами и в метрополитене выглядели, точно павлины, залетевшие в курятник.

– Зачем было тащиться сюда? – проканючил Куроедов. – Могли на «Пушкинской» встретиться.

Луганский пригладил усики.

– На «Пушкинской» мы уже встречались.

– Партизан! – хмыкнул Куроедов. – Скоро гримироваться начнешь!

Луганский с досадой на него покосился.

– Володь, зачем звал? Время дорого.

– Ах, извините, Юрий Васильевич! Как деньги получать – так нет проблем. А как поговорить с другом… Ладно шучу! – Куроедов похлопал майора по спине. – Просто не терпится узнать, как вчера прошла операция с учителем. Дождаться тебя не смог: дела возникли. Надеюсь, нетерпение мое тебе понятно.

Дойдя до конца платформы, они развернулись и двинулись обратно. Шагах в пяти от них ковылял мужичок с ноготок, одетый в обноски. Под кепчонкой мужичка пряталось азиатское лицо с шрамом над бровью. Никто из пассажиров не обращал внимания на невзрачную фигурку. Луганский проговорил:

– Твое нетерпение – зуд в заднице. Вот оно у меня где! – Он зафиксировал ладонь над своей идеальной прической. – А что касается денег твоих и дел…

– Юрик! – Куроедов ухватил приятеля за локоть. – Ведь я пошутил! Не думал, что ты возьмешь в голову.

Луганский высвободил руку.

– Что касается твоих дел – не так они и блестящи. Невзирая на устранение конкурента Лепко, твой торговый оборот снизился. Если не считать, разумеется…

– Эй! Ты взялся меня контролировать?!

– Если не считать реализации «бульона», которым ты увлекся вне всякой меры.

Остановившись, Куроедов тряхнул длинными волосами.

– Юрий Васильевич, – прошипел он, – не желаете ли сунуть нос в мою прямую кишку?! Сотруднику ФСБ это не возбраняется?!

Луганский и бровью не повел, лишь подтолкнул приятеля: не прерывай, мол, движения.

– Не собираюсь тебя воспитывать, Володь. Но хочу, чтобы ты уразумел: Ньюгарты должны заниматься разработкой универсального красителя. А «бульон» – это так, между делом. Здесь и мои деньги заряжены, Владимир Сергеевич. Прошу не забывать.

До конца платформы дошли молча, вновь развернулись и двинулись обратно. Ямото Кае, точно тень, следовал за ними, ни разу не попавшись им на глаза. Кругом толклись люди, прибывали и уходили поезда, а маленький японец в шутовском наряде не понимал по-русски. Однако фамилию Ньюгарт он расслышал отчетливо, и это вознаградило его за труды.

После угрюмого молчания Куроедов проворчал:

– Ты обещал, что МУР от меня отлипнет.

Луганский раздвинул в улыбке усики.

– Разве не отлип?

– Утром Сычиха в офис вломилась с напарником. На уши всех поставили.

– Что-нибудь нашли?

– Ни черта. Только нервы потрепали.

– Работа у них такая, Володь, ничего другого они не умеют.

– Ты, прямо как Гаврилыч, заладил: «Работа у них такая». – Куроедов откинул со лба прядь. – Зачем я бабки в МУР передавал?

Луганский придержал приятеля и посмотрел в упор.

– Сычиха денег не брала, не питай иллюзий. Подмазано верхнее начальство. Улавливаешь разницу или объяснить?

– Не надо. Понял.

– Понял, так не дергайся. Пусть баба пошумит: тебе это на руку. Все увидят ее облом.

Куроедов заулыбался. Настроение его легко менялось в обе стороны.

– О'кей, Юрик Извини за суетность.

Они возобновили движение.

– Извиню, – ответил Луганский, – если насядешь на Ньюгартов. Пусть форсируют краситель.

Ямото, взирающий у них под носом на табло с названием станций, вновь про себя отметил звучание вожделенной фамилии.

– Насяду, – пообещал Куроедов. – Если наконец расскажешь, чем вчера закончилась встреча с учителем.

Луганский достал расческу и пригладил на ходу височки.

– В сущности ничем. Шеф будто с цепи сорвался. Сколько работаем – ни разу голоса не повысил, а тут… Похоже, над ним какая-то «крыша» образовалась.

Пухлые щеки Куроедова обвисли от огорчения.

– Что за «крыша», Юрик? Ведь не такая, как твой отчим?

Луганский сунул расческу в карман.

– Пес его знает. У нас ничего не происходит без причин. Не успел наладить за учителем своего сотрудника – парень оказался убитым. Прямо на стоянке.

– Кошмар какой! – посочувствовал Куроедов.

Луганский пристально на него посмотрел, затем вздохнул.

– Грех говорить, конечно… Смерть лейтенанта весьма кстати. Этому Грину теперь не отвертеться.

Куроедов оживился.

– Думаешь, это он? То есть лейтенанта твоего…

– Чепуха! – отмахнулся Луганский. – Зачем ему?

– Тогда… прости, Юрик, я не понимаю…

– Удачно карта легла, Володь. Против учителя. А я и не с такой картой выигрывал.

Хохотнув, Куроедов потрепал приятеля по плечу.

– Таким я тебя люблю. Действуй.

– Но держись пока от его жены подальше, – предупредил Луганский.

– Опять! Затянул песню!

– Володь, дай слово, что к ее школе не приблизишься на пушечный выстрел.

Куроедов пожал вдруг ему руку.

– Даю. К школе не приближусь. – И устремился к выходу из метро.

Луганский дождался поезда.

После краткого колебания Ямото выбрал слежку за «спецслужбой». Во-первых, именно этот тип дважды произнес фамилию Ньюгарт. Волосатый толстяк, правда, реагировал так, будто фамилия эта ему знакома. Но, во-вторых, усатик из ФСБ внушал японцу большее доверие, чем сдвинутый толстяк, который в любом случае никуда не денется. Ямото склонен был проявить терпение, дабы не совершить ошибку, подобную убийству болвана Мак-Грегора, который вздумал швырять в него огненным шаром. Поэтому глава клана Черная Саранча, войдя в соседнюю дверь вагона, доехал с майором ФСБ до станции «Павелецкая» и вслед за ним перешел на Кольцевую.

Шестой, последний, урок Глеб проводил в 10-м «Б». И все вроде бы шло своим чередом, если б не одна странность: Ленька с Гулькой вели себя как-то вяло и, можно сказать, пришибленно. Правда, периодически они о чем-то пререкались, но делали это столь тихо, что на подобную мелочь Глеб внимания не обращал. Из головы его не выходило сообщение Лениного отца, генерала Рюмина, об убийстве лейтенанта, назначенного ему в «хвосты». Перелом шейных позвонков при ударе. Совпадение? Или опять Ямото? Но за каким чертом ему лейтенант? Дело все больше запутывалось. Продиктовав задание на дом, Глеб вышел из кабинета со звонком.

И в коридоре столкнулся с Сычовой. Та была в джинсах, в кожаной куртке и с кобурой под мышкой. Кобура, впрочем, лишь угадывалась.

– Хоть один! – обрадовалась Светлана. – Эту малышня облепила, тот в баскетбол с пацанами гоняет… Никакого внимания к милиции.

Глеб вздохнул.

– По делу или соскучилась?

– В общем, так, забежала на полчасика.

Глеб поманил ее к окну.

– Раз уж ты здесь, поговорим.

Светлана присела на подоконник.

– О чем? Только вчера вроде все перетерли.

– Время не стоит, – усмехнулся Глеб. И лаконично выложил про визит генерала ФСБ, про труп лейтенанта и свои размышления насчет Ямото.