Мой шанс. Вдоль края крыши освободился проход, неширокий, но достаточный. И я рванул. Оставив рюкзак, бросив карабин, налегке, для скорости. Псы замешкались. Огонь, пороховая вонь, не ожидали такого. И я успел. Я сбил их привычный план, они не знали, как действовать дальше, и из хитрых голодных тварей сразу превратились в свору, которая рванула за мной с яростным лаем.

Преимущество в несколько секунд осталось за мной, я несся к продавлине, несся к воде, псы догоняли.

Но не догнали.

Влетел в воду с брызгами, быстро добрался до глубины, выхватил топор. Мой расчет себя оправдал — псы были совсем недлинноноги, атаковать меня на глубине они уже не могли, вода уравняла скорость и степень реакции, я даже получил преимущество — я стоял твердо на ногах, а им приходилось работать лапами. Тем не менее несколько тварей не смогли укротить ярость погони, с рыком бросились в воду и, щелкая зубами, поплыли ко мне.

Я ждал. Подняв топор повыше.

Троих убил сразу, раз-два-три, две успели одуматься и развернуться, но я их догнал. Всего пять. Остальные остались на суше. Лаять перестали, смотрели.

Пересчитал. Восемь штук

— Ну что? — спросил я. — Кто-нибудь еще хочет перекусить?

Псы глядели исподлобья.

Одинаковые. Совсем.

Так мы стояли довольно долго, час, наверное, во всяком случае, солнце по небу переместилось изрядно. Псы думали, что дальше делать, я ждал. Пытался их поддразнивать, чтобы вызвать на бросок, но они быстро учились. Гибель товарищей произвела впечатление.

Не знаю, сколько бы так продолжалось, но у меня стали мерзнуть ноги. Стоять в воде мне совсем наскучило, и я двинул на собак. Размахивая топором и ругаясь, придумывая проклятья на их головы, на головы их потомства и на головы всего собачьего рода. Я старался ругаться как можно более хозяйским голосом, потому что в собаках, пусть даже в диких, есть память о тех днях, когда они жили с человеком. Собаке хочется подчиниться, в этом собачья природа.

Я явил силу хозяина, теперь мне надо было явить волю хозяина. Наступал, орал, ругал их последними словами, грозил и строго хмурил брови, и это дало результат — сначала одна поджала хвост, затем вторая, затем они все поджали хвосты и стали отступать, окрысившись, повизгивая и юля мордами.

— Вон пшли! — рявкнул я.

Собаки развернулись, побежали и быстро убрались в крышу через щель.

Я остался один на крыше. Почувствовал усталость. Что-то навалилось на меня, слишком густо, не привык жить в такой скорости. Слишком много стрельбы, слишком много пороха потрачено, город быстро перемалывает людей, снаряжение и припасы, вот уже и пороха нет одной бутылки. Нет, пора обратно. В леса, в глуши, в этом году грибы будут, и зайцев много, и, наверное, уток понавылупляется, еды полно, сытая зима. А тут самого чуть не слопали. Неоднократно уже.

Пора убираться. Я зарядил карабин, надел рюкзак, присобачил Папу сверху и направился к лестнице. Вниз.

Подумал еще — а не заглянуть ли внутрь этого приземистого железного здания, посмотреть — как там да что, вдруг полезное что-то, но передумал. Внутри вполне могло располагаться гнездо, а лезть в собачью берлогу…

Одним словом, я решил гулять подальше, выбрал для ориентира дом повыше и побрел в его сторону, стараясь держаться от стен на расстоянии.

Стены — вражеская территория, если есть возможность выбирать — шагать через поле или красться вдоль стены — выбирай через поле. Так ты, конечно, на виду будешь, но зато никто на загривок не прыгнет. А погань, она тебя что на поле, что у стены — услышит, падка она на людской дух. Если, конечно, скунсом не измазаться. Но целый день скунсом вонять тоже тяжело, зрение от вони начинает портиться.

Так что лучше без маскировки запахом. И через поле.

Кажется, я немного отклонился к востоку, запутался, Гомер предупреждал, что тут, за Кольцом, все время путаются, так специально улицы проложены — путано, чтобы враги терялись.

Я заблудился вполне. А может, мутант где засел, мутит себе, радуется. Вообще, конечно, мутанты твари безобидные, они, кажется, листьями питаются. Только вот голову сбивают очень сильно.

Руины начали сгущаться, наверное, раньше тут было очень много домов, потом их все разрушили, и остался плохопроходимый каменный лес, проросший лесом настоящим. Наверняка там полно опасностей, но делать крюк хотелось еще меньше. Поэтому я двинул напрямик.

Не спеша, стараясь не свернуть ноги в крошеве из красных кирпичей и толстых корней. В некоторых местах было забавно — деревья сплетались над головой в зеленую крышу, сквозь которую солнце почти не пробивалось. Еще деревья росли вбок, другие причудливо перекручивались и вязались в узлы, некоторые росли плашмя, пробивая оставшиеся кирпичные стены. Видимо, поганская сила над этим местом хорошо поработала. Живности опять же никакой не встречалось, то ли погань всю пережрала, то ли сроду она тут не водилась. Змеи только. Небольшие, черные, грелись на камнях совершенно нагло, при моем появлении даже не прятались. Никто, видимо, тут за ними не охотился.

Потом тростник, обогнул его справа и увидел очередной провал. Свежий — не успел зарасти зеленкой и наполниться водой. Довольно глубокая яма, на дне разорванные толстые трубы, железные конструкции, толстые кабели, все выглядит как поломанные кости и порванные жилы. Странное вообще это место город, под кожей другая жизнь, и, где ни копни, обязательно чего-нибудь увидишь.

Провал разделял дом, невысокий по здешним меркам, в пять уровней. Дом казался разорванным пополам, можно было видеть, как там все внутри устроено, некрасиво выглядело.

После провала проходимость местности еще ухудшилась, из земли выставились ржавые штыри, много, точно выросли, опасно. Впрочем, я не особо удивлялся, тут могло и железо из земли расти.

Поворачивать не хотелось. И тут не в приметах дело, хотя приметы, ведь они не просто так. Любое существо оставляет след, человек тоже. И рано или поздно на этот след кто-нибудь пристраивается. Поэтому возвращаться всегда опасно, лучше через штыри. Пришлось пробираться на цыпочках, аккуратно, все равно комбез подрал. Затем стало идти уже проще, руины расступились, и я увидел необычное. Круглую, вернее, овальную площадку, блестящую, почти сияющую.

Лед. Прямо здесь, посреди жары. Смешно. Ненормально.

Я поднял камень, швырнул. Камень заскользил по поверхности. Быстро, действительно как по льду, только лучше. Здорово. Мы у себя тоже катались, когда зима случалась особенно злая, болота кое-где подмерзали, и по ним вполне можно было скользить. А в морозный год даже по некоторым речкам.

Осторожно потрогал. Теплый. Значит, не лед вовсе, другое. Потрогал сильнее. На зеркало похоже или на стекло. Теплое.

Постучал пальцем. Непонятно…

Осмелился, попробовал встать. Лед держал.

И тут вдруг накатило опять. Захотелось. Прокатиться. По этому стеклу. Встал и второй ногой. Сделал шажок. Покатился. Оттолкнулся чуть посильнее, покатился дальше. Третий раз оттолкнулся и упал.

На этом надо было бы мне и остановиться, но взял азарт, такое со мной бывает. Вроде бы серьезный человек, а иногда выкину… Детство играет.

Я поднялся ото льда, оттолкнулся посильнее. Неожиданно повело вправо, попытался затормозить, прижал ко льду подошву, но это только увеличило скорость. Я несся к центру площадки.

Конечно, я уже понял, что в этом нет ничего хорошего. Что это опасно. Спохватился, раззява, болван надувной, да поздно. Успел сорвать кошку, размахнулся, швырнул. Кидал в деревья, кошка вцепилась в ветви, веревка натянулась, меня увело вперед, ноги дрыгнулись, и я снова упал. В этот раз менее удачно.

Шлем у меня хороший. Пуленепробиваемый. Внутри особый материал, мягкий и вязкий. Если бы я ударился затылком об это стекло без шлема…

Короче, очнулся я. Солнце висело уже почти в самом небе, то есть высоко. Когда я выкатился на это поле, оно еле-еле взбиралось часов на одиннадцать, а сейчас…

Лежал на твердом. Папа пронзительно мяукал рядом. Я попытался повернуться на бок, не получилось, остался лежать на спине.