Белов постарался поднять рыжего еще раз, но тот рыкнул и отполз в сторону.

– Прекрати, – попросил Белов. – Это же пошло. Ты сам говорил про кино, а мы не в кино. Брось, пойдем, надо спасаться.

– Я не влезу.

– Посмотрим. Нельзя так.

– Ладно. – Рыжий кивнул.

Глаза у него блестели, даже сквозь бурую полумглу это вполне различалось. Заражение. Если руку ему на самом деле отхватила тварь, то в рану могла попасть слюна или яд, такое бывает от укуса кенги. И руки они любят откусывать, вообще всякие конечности.

– Ладно, – повторил рыжий. – Ладно, попробуем.

Белов вытащил рыжего с пола, и они двинулись дальше.

Коридоры. Широкие, и узкие, и поломанные. Неяркий свет, мельтешение под потолком. Трупы. Много, и не все целые, некоторые по частям. Живых не было почти, встретили одну женщину, она, кажется, сошла с ума. Бросилась на Белова со стулом. Сначала он пытался ее образумить, старался поймать за руки, но женщина вырывалась, царапалась и визжала, тогда Белов выхватил у нее стул и ударил им. Кажется, голову проломил. Во всяком случае, женщина больше не поднялась.

– Это… – рыжий посмотрел на женщину. – Это, кажется, Сильверстова, она от РАН здесь, наблюдателем… А ты ее убил табуреткой.

Рыжий болезненно расхохотался.

Вполне может быть, газ все-таки пустили? Какая-нибудь антишоковая смесь, с какой радости они так беспечны? Ничего вроде пока смешного не происходит. И этот рыжий, почему он от боли не стонет?

– Все равно она лесбиянка… – рыжий плюнул. – Была… Пойдем отсюда, пойдем…

Снова коридоры. Кабели на стенах, лампы под потолком. Велосипеды, но редко. Брошенные вещи. Громкое дыхание. Отчаянье.

– Странно, – сказал рыжий. – Почему все умерли, а мы нет? А?

– Повезло, – ответил Белов. – Иногда везет.

– Я математик, я в везенье разбираюсь. С точки зрения математики, везенья просто не существует… У меня ноги дрожат, ремень ослаб…

Рыжий принялся перетягивать ремень на обрубке руки. Крови он потерял, наверное, много, но пока держался.

– Тупик, – выдохнул Белов.

Коридор обрывался. То есть вот только что он был. И все, земля, она всыпалась, вдавливалась внутрь.

– Это еще что… – Белов подобрал комок, понюхал. – Земля. На самом деле земля, самая настоящая…

– Наверное, оползень. Вибрации вызвали смещение… коридоры срезаны. Надо в обход, – сказал рыжий. – Надо вернуться и в обход.

Они двинулись обратно и стали искать обход. Три коридора, и каждый обрывался землей. Белов молчал, рыжий болтал и просил пить. Они встретили еще несколько стеклянных шкафов с водой, но вода в каждом оказалась непригодной, в одном из коридоров кабели были разрублены, сыпалось электричество, что-то горело, дым стлался по полу почти до колен, Белов достал фонарик.

– Кажется, тут свободно, – прошептал он. – Земли нет.

– Почему ты шепчешь?

– Там кто-то есть…

– Живой?

– Не знаю. Осторожно.

Они прижались к правой стене.

– Это… – Рыжий вглядывался во тьму. – Это он… Это ведь он…

Белов сжал топор и сделал вперед несколько шагов.

Из тьмы выступил человек. Я узнал его. Тот самый. Гейнц. Который рисовал в блокнотах. Гений. Он был спокоен, сидел на вращающемся стуле.

Листал блокнот.

– Здравствуйте… – глупо сказал Белов.

Гейнц не оторвался от блокнота.

– Что происходит? – спросил Белов. – Вы можете объяснить?

Гейнц пожал плечами.

– Вы можете объяснить?! – спросил Белов уже настойчивей. – Люди погибли…

– Возможность восемнадцать, – ответил Гейнц.

– Простите?

– Возможность восемнадцать. Крайне малая вероятность, гораздо меньше, чем возникновение черной дыры. Черная дыра у нас шла под четырнадцатым пунктом.

Гейнц сделал отметку в блокноте. Он выглядел совершенно спокойно. Как будто в шашки проиграл.

– Дезинтеграция, разрушение времени, гравитационный коллапс, еще что-то, я не большой знаток апокрифической физики. И никогда всерьез не рассматривал ни одну вероятность выше восьмой. Что ж, тем интереснее… Видимо, нам придется пересмотреть некоторые разделы физики… Чрезвычайно интересно.

Гейнц замолчал.

– И астрономии. Не исключено, что и биологии – за последние три часа я наблюдал по крайней мере пять эпизодов ксеноактивности.

– Пять эпизодов ксеноактивности? – взвизгнул рыжий. – Мне что-то руку отожрало! Какая ксеноактивность?!! Я подыхаю, ты видишь!

Рыжий сунул Гейнцу кровавый обрубок.

Гейнц не отстранился, на халате осталось круглое пятно.

– Что такое возможность восемнадцать?! – спросил Белов.

– Вы слышали про Нибиру? – вопросом на вопрос ответил Гейнц.

Рыжий застонал.

– Вы это серьезно?!

– В известной мере, – кивнул Гейнц. – То есть я лично не рассматривал такую возможность, но некоторые в нашей группе… Например, Лю. Он считал, что это вполне вероятно.

– Кто такая Нибиру? – спросил рыжий.

– Вторая Земля, – улыбнулся Гейнц и снова черкнул в записной книжке. – Антиземля. Родина Атлантов. Двойник. Мифология, одним словом. Древние считали, что за Солнцем, на той же орбите, что и Земля, существует другая планета. То ли шумеры, то ли майя, я в древней жизни не очень хорошо ориентируюсь.

– Сказки… – выдохнул рыжий. – Какого ты кормишь нас сказками?..

Он попытался кинуться на Гейнца, Белов удержал. Гейнц посмотрел на это равнодушно, защищаться не пытался. Вообще этот Гейнц на меня странное впечатление произвел, какой-то чересчур спокойный. Как старая змея, приготовившаяся к смерти. От таких людей исходит заметный липкий холод, вроде бы с виду и не боец, а спиной поворачиваться не хочется.

– Я продолжу? – осведомился Гейнц.

– Пожалуйста, – кивнул Белов. – Продолжайте…

Рыжий завыл.

– Эти древние цивилизации полагали, что в некоторые годы Нибиру приближается к Земле на опасное расстояние, и тогда на нашей планете происходят катаклизмы. Наводнения, землетрясения, извержение вулканов. Жители же Нибиру, обликом схожие с демонами, совершают набеги, жгут мирные селения, отравляют воду, пожирают людей. Есть опять же старое поверье, что когда Нибиру и Земля сойдутся совсем близко, тогда и наступит Конец Света.

Гейнц достал сигарету, закурил.

– Лю полагал, что миф о Нибиру не следует понимать так буквально. Конечно, никакой антипланеты на другой стороне Солнца нет. Но эта планета могла быть гораздо ближе. Рядом. Здесь.

Гейнц ткнул пальцем воздух.

– То есть…

Крик. По коридору. Нечеловеческий. Но знакомый, слышал я это уже где-то.

Белов поднял топор.

– Ксеноактивность… – проскрежетал рыжий. – Это все из-за тебя!

– Что делать? – Белов повернулся к Гейнцу.

Тот промолчал.

– Я его…

Рыжий снова кинулся на длинного человека.

Белов встал между.

– Отойди! – Рыжий толкнул Белова. – Он ведь знал, он ведь знал, что все так случится! Он знал!

– Что делать?!

Гейнц принялся листать блокнот. Сначала от начала к концу, затем наоборот. Жевал сигарету, выдыхал дым.

– Он издевается! – простонал рыжий. – Издевается! Ты погляди на него…

– Что делать, я спрашиваю?!!

– Что делать? – Гейнц захлопнул блокнот. – Ничего, разумеется. Сейчас мы не можем ничего делать, только наблюдать. Механизм явления несколько непонятен… Вы чувствуете вибрации? Мне кажется, что мощность Потока продолжает расти. Что решительно невозможно. Если только…

Гейнц замолчал. Он полуприкрыл глаза и стал шевелить губами.

– Я убью его! – Рыжий кинулся в третий раз.

Экран прострелила помеха, рыжий исчез. Точно растворился в малиновом, мгла охватила его и втянула в себя и не выплюнула уже.

Гейнц продолжал бормотать, обмахиваясь блокнотом.

– Бежим! – заорал Белов.

Он рванул мимо Гейнца, заметался от стены к стене, стараясь увернуться от невидимых нам препятствий, упал, покатился и, вместо того чтобы побежать дальше, вернулся назад и наткнулся на Гейнца, длинного, вытянувшегося поперек коридора. Это мог быть только он, слишком длинный, слишком поперечный. Хотя, наверное, покороче, чем раньше. Без головы. Правая рука была вывернута за спину и отставлена от туловища, в пальцах блокнот.