По смыслу слов все поняли, что речь идет о новой комиссии по проектированию подводных лодок, и заулыбались. Мало кто в начале XX века воспринимал всерьез эти хрупкие скорлупки непонятного предназначения и сомнительной боевой эффективности. Одни высказывали мнение, что лодка под водой ничего не видит или видит очень мало и поэтому должна атаковать корабли противника «ощупью», выпуская свои торпеды вслепую и не имея никаких шансов попасть в цель. Другие, привыкшие к комфорту в каютах надводных кораблей, утверждали, что подводные лодки вообще не могут быть боевыми единицами. Даже энтузиаст развития нового подводного флота контр-адмирал Витгефт и тот признавался, что подлодки – это больше психологическое, чем реальное оружие. В январе 1900 года он писал: «Вопрос о подводных лодках в настоящее время настолько подвинулся вперед, к кратчайшему его решению, что уже обращает на себя внимание всех флотов. Не давая еще вполне удовлетворительного решения в боевом отношении, подводная лодка, однако, является уже оружием, производящим сильное нравственное влияние на противника, раз он знает, что такое оружие имеется против него».

То, что написал Витгефт, было почти комплиментом. Другие высокие чины в адмиралтействе – как в России, так и в Европе – оценивали возможности подводных лодок обидно уничижительно. Впрочем, императора это вполне устраивало. Пусть иностранцы так думают как можно дольше, чтобы отставание получилось более значительным. Долгие недели, проведенные после окончания Второй мировой войны над изучением лучших образцов трофейной техники, материализовались в достаточно подробное описание подлодки «Зеехунд» («Тюлень»). Их производство вполне можно было наладить даже на существующей материально-технической базе начала XX века. Этой бы малышке достойный двигатель! С двумя торпедами на простейшей внешней подвеске и с экипажем всего в два человека «Тюлень» как нельзя лучше подходил для решения задач, стоящих перед нарождающимся классом боевых кораблей – эксперименты-испытания-обучение. Мини-подлодка легко транспортировалась по железной дороге, легко собиралась и маскировалась. Но чтобы стать грозной силой, ей больше, чем надводным кораблям, необходимы были глаза, уши и навигационные приборы, поэтому вся троица конструкторов – Бубнов – Беклемишев – Горюнов – дружно кивнули и вопросительно уставились на своего монарха.

– Кроме дальномеров флоту нужны оптические прицелы и перископы! – уверенно продолжал император. – Идеально, если последние могут быть объединены с дальномерами, иметь пяти-, десятикратное приближение, чтобы вести круговой обзор, и быть максимально защищенными от механического воздействия. Вот видите, Алексей Николаевич, какую нужную и важную тему вы затронули. Нам обязательно надо развивать собственную школу и делать ее лучшей в мире. Мы должны научиться создавать все сами: металл, стекло, корабли, пушки, дальномеры, перископы и прочее, прочее, прочее… Кстати, о прочем…

Произнося последние слова, император нашел глазами солидного господина в цивильном костюме, впервые присутствовавшего на таком мероприятии и явно чувствовавшего себя не в своей тарелке.

– Господин Однер, вы еще не догадываетесь, зачем я так настойчиво просил вас участвовать в нашем совещании? Дело в том, что без вас мы не сможем решить головоломку быстрой и качественной доставки нашего снаряда к вражескому кораблю. Мало узнать расстояние до него. Недостаточно определить направление и скорость движения. Для эффективного боя на дальних дистанциях требуется, учитывая собственное перемещение, безошибочно определить точку, в которой окажется цель через время, достаточное для подлета снаряда, и навести орудие именно на эту точку, учитывая поправку на ветер, расстрелянность ствола, тип боеприпаса и вес порохового заряда. Количество постоянно поступающих переменных, необходимых артиллеристу для вычислений, превышает аналитические возможности нормального человека, особенно под огнем противника. Нам остро требуется система управления артиллерийским огнем, снимающая показания с гирокомпаса, дальномера и учитывающая поправки. Таким образом будет минимизирован человеческий фактор. Точно такой же механический вычислитель нужен для наведения торпед.

– Задача интересная и нетривиальная, – медленно, с заметным от волнения акцентом произнес швед Вильгодт Теофил Однер, с 1878 года верой и правдой служивший России. – Честно говоря, я не сталкивался пока с необходимостью решения моим вычислителем тригонометрических задач, но сам принцип понятен, хотя и требует выполнения определенных условий для упрощения решения…

– Например?

– Например, переход на метрическую систему измерений. С ней идеально совмещается работа арифмометра. Метры и километры, как десятичные исходные данные, будут гораздо удобнее для вычислений, чем футы, кабельтовы и мили, потому что делятся на десять без остатка. Можно, конечно, этим пренебречь, но вы сами сказали – нужна точность.

– Видите, уважаемые господа конструкторы, – усмехнулся император, – стоит потянуть какую-то частность, как она неминуемо тащит за собой целый ворох системных проблем. И так во всем, в любой отрасли и сфере деятельности. С метрической системой действительно надо решать. К слову, помогите связаться с вашим соотечественником. Его зовут Карл Эдвард Йоханссон. Знаете? Ну вот и замечательно! Передайте, пожалуйста, приглашение и мою личную заинтересованность его мерными блоками «Jo Blocks». И о них вы тоже знаете? Вы чрезвычайно информированный человек, герр Однер. Я тоже. Думаю, мы сможем найти общий язык…

Моряки, сидящие за столом, уже проглотили полученную информацию и начали ее переваривать, роясь в своих записях и ожесточенно шушукаясь, перекладывая услышанное на свой личный опыт управления кораблем и его артиллерией.

– В Германии эту проблему пытаются решить с помощью прибора, известного как «Aufschlagmeldeuhr» – буквально «часы для подсчета попаданий», а в британском флоте – как «time-of-flight clock» – «часы для подсчета полетного времени», – перегнувшись через стол, просвещал Скворцова Макаров, очень серьезно изучавший иностранный опыт на посту главного инспектора морской артиллерии, – технический принцип работы довольно прост. Если известно время, требуемое снаряду для пролета на расстояние от дульного среза пушки до цели, то часы настраиваются на функцию дистанции, с которой производится каждый отдельный залп. Часы включаются в момент вылета снаряда из пушки, а в момент достижения снарядом цели подают звуковой сигнал, как у будильника. С этим средством офицер, управляющий огнем, может определить, какие попадания нанесены именно этим залпом, и скорректировать наводку.

– Замеренная дистанция с микрометров, – забыв про этикет, активно жестикулировал главный гальванер Кронштадта Горюнов, делясь с Крыловым нюансами обслуживания приборовов управления огнем, – поступает в боевую рубку на главный дальномерный циферблат, где артиллерийский офицер вручную выставляет ту дистанцию, какую он считал наиболее вероятной. Там же, в боевой рубке, находится боевой указатель, определяющий курсовой угол цели, и снарядный циферблат, указывающий тип снаряда. Вся эта информация с помощью синхронной электрической связи поступает на принимающие циферблаты в башнях, батареях и погребах. Недостатки этой системы – ограниченная дальность действия, до сорока кабельтовых, и слабая защита от короткого замыкания…

Император притих, прислушался к собственным ощущениям и подумал, что ему удивительно комфортно в этой атмосфере, буквально нашпигованной специальными техническими терминами и цифрами, среди людей с глазами, моментально загорающимися при виде технической задачи, требующей решения. Ему нравится, что он понимает, о чем они говорят. Нравится, когда речь заходит об их любимом деле, инженеры забывают про чины и политес, и лишь ее величество Наука остается на престоле, которому они беззаветно служат. А еще он поймал себя на мысли, что ему всегда было комфортно именно с ними – с конструкторами и технологами, умеющими превратить безмолвные холодные куски железа в живые теплые механизмы. Вспомнился его любимец – Амо Сергеевич Елян, наладивший первое в мире поточное производство артиллерийских орудий в самый разгар Великой Отечественной войны. В результате за годы войны один его завод № 92 произвел артиллерийских орудий больше, чем все заводы гитлеровской Германии вместе взятые. «Решить вопрос с поточным производством стволов для морских орудий» – пометил в своем блокноте император, вспомнив, как вчера его, самодержавного монарха, как мальчишку, отчитал адмирал Макаров за опрометчивое решение еженедельно проводить учебные стрельбы. «Через три месяца мы останемся без главного калибра, а через полгода – вообще без корабельной артиллерии, ибо расстрелянные стволы менять нечем!» – рубанул сердито адмирал. Император усмехнулся, вспомнив растерянное лицо Степана Осиповича, стушевавшегося от собственной дерзости, и чиркнул еще одну строчку: «Подсказать Менделееву идею дигликолевого пороха, повышающего живучесть артиллерийских стволов в десять раз…»