— Почему я пью?.. Потому пью, что вот тут, — он показал на грудь, — кипит… Евстигней, паскуда… мою жену… Понял? Ты понял?.. Ничего ты не понял. Нет у меня теперь жены. Кругом паскудство! У каждой шахты повесили железные кружки… бросать самородки. Бросил фунт… первый раз — получай по четыре рубля за золотник, со второго фунта — по рублю. Нашли дураков. А мы вот не дураки. Больше фунта в кружку никто не кладет. Остальное загоняем за спирт… Будешь пить?

Увидев спирт, Федор не смог побороть искушение, взял бутылку и, не дыша, сделал несколько глотков. Жидкость обожгла горло, забило дыхание. Федор еле продохнул.

— Еще пей!

Федор покачал головой, возвращая бутылку с недопитым спиртом. Пьяный взял в рот горлышко бутылки и запрокинул голову. Спирт забулькал в горло.

— У-у-у-ух!.. — громко выдохнул он с присвистом, тыльной стороной рукавицы вытер губы.

Спирт ударил Федору в голову, стало тепло-тепло.

— Пей!..

Федор взял бутылку и опять отпил. На этот раз спирт пошел легче и не так жег. Он хотел вернуть владельцу остаток спирта, но тот не взял.

— Допивай… Пробка потерялась… Давай тяни, все равно выльется.

Федор допил бутылку и бросил ее в снег… Он не помнил, когда приехал с лесом на прииск и что делал. Ему потом рассказывали, что, когда олени подвезли их к штабелям, Федор, вместо того чтобы сгружать лес, сидел, обнявшись, со своим спутником на нарте и пел. К ним подошел урядник Васька Тюменцев и поволок в участок.

Проснулся Федор утром в арестантской. Голова раскалывалась, тянула вниз, как берестяное ведро с водой, в горле пересохло. Его друг по несчастью бревном лежал на грязном полу. Потом пошевелился, шаря у себя за пазухой.

— У меня еще была бутылка. Вот паскуды… забрали!

Вскоре в арестантскую, гремя шашками, вошли два казака и повели задержанных в комнату станового. Там их ждал полицмейстер.

— За что попался? — спросил он у Федора.

— Не знаю.

Полицмейстер окинул Федора сердитым взглядом с головы до ног.

— Пошлите ко мне урядника! — распорядился он.

Вошел урядник Васька Тюменцев. Федору показалось, что он где-то видел эту красную откормленную физиономию с рыжей бородой и усами. Урядник стоял и ел глазами начальство, весь его вид как бы говорил: «Чего изволите?» Васька чем-то походил на оседланного мерина, готового принять на свой хребет седока. Так же, переминаясь с ноги на ногу, топтался на месте.

— Господин урядник, — с кривой улыбкой обратился полицмейстер к Ваське Тюменцеву. — Этот человек не знает, за что он попал в арестантскую. Помогите ему вспомнить.

Урядник вытянулся и рявкнул:

— Был пьян, ваше высокородие!

— Говори, откуда взял спирт? — уставился полицмейстер на Федора. — Ну?..

Федора бросило в пот. Лицо и уши запылали жаром, словно к ним поднесли раскаленные угли. Он покосился на того, из-за которого попал в беду, и увидел, что тот побелел от страха.

— Я вез лес и догнал вот его…

— Он был пьян? — перебил полицмейстер. — Ну чего замолчал? Пьян?..

Федор кивнул головой — «да», но сказал совершенно другое:

— Нет.

— Трезв?

— Ага…

— Значит, ты его напоил? У тебя был спирт?

— Нет.

— Ты что заладил: «нет, нет»?

— Мы спирт нашли… он нашел, — начал лгать Федор. — Под каменным Тумурахом олени испугались коряги и шарахнулись в сторону. Он свалился с нарты, в снег. Потом вскочил, догнал нарту. В руках у него была бутылка — подобрал в снегу. Открыли бутылку, понюхали — спирт. Мы, конечно, выпили его. Что было потом — не помню.

— Это ты нашел спирт? — спросил полицмейстер у другого арестанта.

— Так точно! — бодро ответил тот.

— Одну бутылку?

— Так точно. — В голосе его уже не было той уверенности.

— Вы ее выпили?

— До дна. Пустую бутылку бросили в снег, где была.

— А ту бутылку со спиртом, которую вчера нашли у тебя при аресте, где взял?

Арестант растерянно заморгал глазами. Лицо его покрылось белыми пятнами:

— Тоже, нашел… Вторую бутылку я не показал ему, для себя оставил. Виноват… Простите.

Полицмейстер укоризненно покачал головой и вздохнул. Потом встал, развел руками, опять сел:

— Если бы ты украл, припрятал золото, наконец, убил человека, — все это можно было бы понять и объяснить: нужда заставила. Но ты… — полицмейстер повысил голос, — свою находку скрыл от человека, который сделал тебе добро! Ты обидел своего ближнего, нет тебе за это прощения! На десять суток в каталажку!

— Слушаюсь! — опять рявкнул урядник и, притоптывая на месте, велел казакам увести арестованного.

— Еще кто-нибудь есть? — спросил полицмейстер, не обращая внимания на Федора.

— Есть. Поймался на краже золота, ваше высокородие!

— Введите.

В комнату ввели невысокого тщедушного человека в овчинном полушубке. Давно небритое лицо его было худое и бледное.

— За что попался?

— Припрятал фунт золота.

— Украл золото!

— Никак нет, ваше… золото я добыл своими руками и припрятал. Хотел съездить в Бодайбо и закупить провианта для артели. Больно плохая у нас кормежка на прииске, совсем отощали. Раскаиваюсь. Больше этого не повторится. Помилуйте…

Полицмейстер вскочил как ужаленный. Лицо его побагровело:

— Если бы ты тайно торговал спиртом, кого-нибудь надул, наконец, убил человека, — все это можно было бы понять и объяснить: нужда заставила. Но ты припрятал золото, и нет тебе за это прощения! На десять суток в каталажку!

Когда и этого увели, полицмейстер с видом страшно уставшего человека опустился на стул и ворчливо спросил:

— Еще есть?

— Есть. Убийца… Убил человеке во время драки в седьмом бараке.

Убийцу привели трое казаков. Он был в кандалах, все лицо в ссадинах и кровоподтеках. Высокий, в плечах — косая сажень, кулаки величиной в пудовую гирю.

— За что попался?

— Ротьку порешил… нечаянно. Мы с ним боролись после ужина во дворе. Ротька-то хоть и верткий, но хлипкий. Схватил меня, гад, за ногу и свалил. Я стукнулся обо что-то твердое, всю морду раскровянил. А он, шельмец, отбежал в сторону и хохочет. Я, понятно, осердился, схватил его хребет руками и подбросил, а поймать не успел. Он возьми и брякнись наземь… Нечаянно убил, вашбродь… Вот вам крест!.. Сроду курицы не зарезал, крови боюсь… Смилуйтесь!.. Не погубите!..

— Смиловаться? — Полицмейстер развел руками, будто хотел сказать: «И рад бы, да не могу». — Если бы ты украл, припрятал золото, тайно торговал спиртом, — все это можно было бы понять и объяснить: нужда заставила. Но ты убил человека! Ни за что ни про что! Нет тебе прощения! В каталажку!..

Когда убийцу вывели, Федор осторожно напомнил о себе:

— Я могу идти?

Полицмейстер, который успел забыть о Федоре, грозно спросил:

— За что попался?

— Так вы ж у меня уже спрашивали.

— Врешь, болван!.. Ах это ты. Почему торчишь здесь? Господин урядник, прогоните в шею этого инородца. Пусть больше не попадается. Вы дайте ему понять. Да хорошенечко, чтобы запомнил!

— Запомнит, ваше высокородие!..

Урядник схватил Федора за шиворот и вывел за дверь. Ведя его по узкому длинному коридору к выходу, он спросил:

— Деньги у тебя есть?

— Деньги?.. Какие деньги?

— Если хочешь уйти с целыми зубами, дай рубль.

— Нет у меня денег.

Урядник толкнул ногой дверь, она распахнулась настежь. Тяжелый удар по скуле чуть не свалил Федора с ног. И тут же сильный толчок в сипну — Федор кубарем полетел с крыльца. Во рту — два выбитых солоноватых зуба. Федор выплюнул в снег зубы вместе с кровью, закрыл рукой рот и вышел за ворота полицейского участка.

Прибежав к штабелям, где принимали лес, Федор увидел свои нарты, груженные крепежными стойками. Оленей на месте не было. «Украли», — от этой мысли у него похолодело в груди. Федор торопливо сгрузил лес и побежал искать следы исчезнувших оленей. Он долго бродил по снежной целине вокруг прииска. Болела голова, ныла десна, мучили усталость и голод. «Что же я хожу как неприкаянный? Может, кто-нибудь видел».