— Что ты, отец! Прохожий я. Мне бы чайку, согреться. Совсем замерзаю…

Загремели запоры. На пороге стоял лохматый молодой мужик с зажженной свечой в руке.

— Проходи. — Хозяин приподнял повыше потрескивающую свечу. Он был в тулупе, накинутом на исподнее.

На Федорку дохнуло приятным теплом жилья. Не говоря ни слова, он разделся и присел на грубо сколоченную скамью. Хозяин поставил на стол огарок, сбросил с себя тулуп:

— Откуда идешь?

— Из города.

— Ну, как там? Бандиты еще не пришли?

— Пока нет. А у вас не появлялись?

— Бог миловал. Никак не найдут управу на этих зверей. — Мужик покосился на позднего гостя. — Разжечь бы побольше костер, да и покидать всех в огонь, чтобы другим неповадно было…

Поругивая бандитов, он поставил на теплую печку чайник.

— Нынче мой сосед вернулся из Кильдемцев. Говорят, недалеко бандиты, в Юсдеях. Скот режут, баб насилуют, убивают правого и виноватого.

— Да, туго приходится большевикам, — попытался внести ясность Федорка.

— А большевики что, не люди? — спросил хозяин. — Красные пальцем никого не трогают, а когда придут эти, ну, и начинается. Скорее бы им головы свернули!

Вислогубый, прихлебывая горячий чай, помалкивал.

— Заночуешь или пойдешь дальше? — спросил хозяин.

— Пойду.

— Далеко, однако, спешишь? — В голосе хозяина прозвучало подозрение.

— В Кильдемцы, на похороны — свояк умер, — ответил Федорка, а сам подумал: «Надо запомнить избу. Погоди, красный прихвостень!»

Хозяин запер за ним дверь.

К утру Федорка притопал в Кильдемцы. Ввалился в дом к Иннокентию уставший, измученный.

— Это ты, Федорка, — равнодушно протянул старик, близоруко щурясь. — Откуда в такую рань?

— Из города.

— Из города? А говорили, что все дороги перерезаны.

— Верно, перерезаны, — подтвердил вислогубый. — Ни пройти ни проехать.

— Как же ты проскользнул?

— Как всегда. Знаешь ведь меня — везде пройду, — хвастал Федорка. — Другие не пройдут, а я — вот он…

Вдруг дверь распахнулась, вместе с морозным туманом в дом ворвались несколько человек с ружьями.

— Хозяин! — по-якутски крикнул один, похоже русский, глядя на Яковлева.

Федорка кивнул на Иннокентия: мол, ошиблись, вот хозяин.

— Этот дом занимаем под штаб господина Коробейникова! — Теперь человек разглядывал старика. — Семья у тебя большая?

— Я да старуха, — заикаясь, отвечал купец.

— Переселяйтесь в одну комнату, остальные мы займем. Даю полчаса сроку. — Говоривший хищно посмотрел на Федорку. — А ты кто такой?

— Господин Филиппов меня не узнал, — заулыбался вислогубый.

— Господин Яковлев! Вы как здесь очутились? Ведь вы с Толстоуховым отправились в Олекминский округ.

— Я привез командующему боевое донесение от господина Толстоухова.

— Васька, — обернулся Филиппов к уряднику Прокопьеву, — сбегай к командующему, скажи.

Коробейников не заставил себя ждать. Вошел быстрой походкой, за руку поздоровался с гонцом.

— Ну, рассказывайте, брат Яковлев, какие новости.

— Привез донесение, господин командующий.

Коробейников взял пакет и, не распечатывая, небрежно сунул его в карман шубы.

— Как там настроение у населения? Ждут нас? — поинтересовался он.

— Везде ждут. И в деревнях, и в Якутске. Ждут не дождутся.

Командующий недоверчиво сощурил глаза.

— Ждут, говоришь? — перешел он на «ты». — А почему мужичье в тайгу бежит?

— Что там пишет господни Толстоухов? — напомнил о пакете Филиппов.

Коробейников разорвал пакет, пробежал донесение взглядом.

— Ничего особенного, друзья мои. Господин Толстоухов мастер победных реляций. Кстати, как он там, жив-здоров? Не кашляет? — В голосе командующего звучала откровенная издевка.

— Малость простудились, — не понял иронии Федорка. — Надеются, что водка исцелит.

Окружающие захохотали.

— Ты шутник, прапорщик. — Коробейников похлопал вислогубого по плечу. — Если так же ретиво будешь воевать, после взятия Якутска получишь чин поручика. А сейчас назначаю тебя командиром полусотни. В ней одни якуты.

Не сразу вислогубый сообразил: его, Федорку, только что произвели в «прапорщики» и назначили воинским начальником. Он не знал, что в подобных случаях положено делать, и потому стоял, хлопая глазами, счастливый и растерянный.

— Слушаюсь, господин главнокомандующий! — придурковато улыбаясь, прошлепал он наконец непослушными губами.

Коробейников наслаждался произведенным впечатлением.

— Привыкай, брат, к своему новому положению. Знаки отличия получишь у начальника штаба.

Торжествующий Федорка выпятил живот и покосился на Иннокентия. «Видел, старый хрен, — говорил он взглядом, — как высоко я взлетел? Еще не то будет!»

С того дня в доме Иннокентия круглые сутки толклись люди. В комнатах накурено, заплевано, грязно. Штабисты нисколько не стеснялись стариков хозяев, матерились, распекали подчиненных. Пример такого обращения с «братьями» подавал сам командующий. Иногда он пускал в обращение такие слова, что даже глуховатый Иннокентий затыкал уши.

Федорка, став командиром полусотни, старался во всем подражать своему благодетелю. Так же втягивал голову в плечи, когда сердился, так же похлопывал по плечу своих любимчиков. Только важности он напускал на себя, пожалуй, побольше командующего.

На шестой день после взятия Кильдемцев Коробейников созвал военный совет. На время этого ответственного совещания Иннокентия со старухой выгнали на улицу — не дай бог что-нибудь подслушают.

Главнокомандующий повесил на стене самодельную карту и изложил план операции по взятию Якутска. Все силы повстанческой армии сосредоточиваются в Магане, откуда наступление на Якутск осуществляется по трактам Вилюйскому и Маганскому. Приказ о начале наступления войска получат в Магане.

Командующий картинно застыл возле карты, ожидая вопросов. Ни вопросов, ни уточнений к плану не последовало. Решено было выступать в девять часов вечера.

За версту от Магана Коробейников остановил отряд и подозвал к себе Федорку Яковлева.

— Возьмите, прапорщик, десяток солдат и разведайте, нет ли в селе красных.

Добровольцев на эту операцию не нашлось. Пришлось новоиспеченному прапорщику самому отбирать разведчиков из своей полусотни.

У околицы, на холме против кладбища разведку остановил окрик:

— Стой! Кто идет?

Вислогубый командир волчком закружился на месте, теряя рассудок от страха. «Братья» шарахнулись назад и бросились врассыпную. С кладбища по бандитам открыли стрельбу. Один из них грохнулся на дорогу.

Коробейников, услышав стрельбу, приказал отряду зарыться в снег.

— Что случилось? — спросил командующий у запыхавшегося Федорки.

— Красные!.. Стреляют с кладбища!

— Сколько их там?

— Много…

— Сколько?

Федорка пожал плечами.

— Почему не отстреливались? Почему не подождали нас? — повысил голос Коробейников.

Вислогубый ответил, что не смог остановить перепуганных солдат.

Коробейников, матерясь, поднял со снега отряд и цепью повел в атаку. Но, к удивлению командующего, выстрелов со стороны кладбища не последовало. Деревня встретила банду собачьим лаем.

Коробейников и Яковлев в сопровождении пяти бандитов подошли к избе, в которой два дня назад чаевничал и отогревался вислогубый.

Корнет постучался.

— Кто там? — Федорка узнал по голосу хозяина.

— Это я, — ответил он. — Помните, ночью недавно чайком меня угощали?

Хозяин приоткрыл дверь. Увидев у порога вооруженных людей, хотел тут же захлопнуть ее, но ему не дали. Бандиты с шумом ворвались в избу.

— Много в деревне красных? — спросил Коробейников.

— Не знаю. Не видел.

— О нашем разговоре помнишь? — угрожающе приблизился к нему вислогубый.

Мужик побелел, глядел на Федорку, как на привидение.

— Собирайся, покажешь красных, — приказал офицер.

— У Сидорищева в доме какие-то живут. То ли белые, то ли красные…