Дорога от берега моря поднялась в холмы, и через полчаса скачки мы увидели обширные руины в живописной долине между холмов на берегу голубого озера.

— Устроим у озера привал?!

Глаза Бернадетты азартно блестели, ноздри раздувались. Теперь она была похожа не на кошку, а на резвую горячую кобылку…

— Что за руины на берегу?

— Это остатки замка короля Магнуса, Грегори! Скачем? Ну же!

Мы помчались, пришпоривая коней, оставив свиту далеко позади.

Озеро вблизи оказалось не голубым, а темным, словно на дне черный провал, бездна!

Руины поросли мхом и низкорослым кустарником.

Видимо, из Давингтона сюда приезжали за гранитным камнем. В окрестностях по побережью только известняк. За сотню лет можно разобрать по камешку даже самую огромную крепость, не то что замок.

Каменные ступени от озера к замку уцелели, хотя и обветшали. Спешившись, Бернадетта притопнула в нетерпении.

— Идем, Грегори, я хочу осмотреть замок!

— Здесь одни руины и смотреть не на что.

— Не будь таким скучным, государь мой!

С неохотой я повиновался. Моей резвой подруге нравилось тормошить меня и лишать покоя. Гвен прискакал первым и принял поводья моего жеребца.

— С моря идут тучи, будет дождь, государь!

— Мы осмотрим руины и вернемся.

— Возьмите с собой хотя бы пажей.

— Нет, Гвен, здесь пустынно, и со мной мой меч.

Бернадетта одолела уже половину подъема, и мне пришлось нагонять ее бегом. Придерживая подол платья, она резво перебирала своими очаровательными ножками.

Арка ворот уцелела, и мы вошли в замок короля Магнуса рука об руку.

Мы бродили среди обветшалых и разломанных людьми стен. Кое–где плиты пола уцелели. На них грелись на солнце зеленые стремительные ящерки.

— Грегори, представь, здесь ходили люди, жили и умирали, надеялись на что‑то и чего‑то ждали! А теперь от них ничего не осталось! Только замшелые камни… Они исчезли, как тени… Вот они есть, и вот их нет.

Тени действительно исчезли, так как туча закрыла солнце.

— Пойдет дождь, надо найти укрытие!

Рокочущий удар грома совсем близко встряхнул наши тела.

Вскрикнув, Бернадетта бросилась ко мне и прижалась к груди.

— Спрячь меня, Грегори, я ужасно боюсь грозы!

Мы поспешили назад. Новый раскат грома сотряс все вокруг.

Я обнял пискнувшую от испуга девушку и накинул на плечи свой плащ.

— Не бойся, сейчас найдем укрытие!

Я приметил это место сразу — полуобвалившийся сводчатый коридор, ведущий к остаткам башни. Мы успели туда забежать, прежде чем стена дождя обрушилась на руины замка.

Удар, еще один, более яростный раскат. Сверкнула ветвистая молния. Резко стемнело, словно ночь пришла среди дня.

Дрожащая Бернадетта попятилась, и мы прошли в самый конец коридора. Здесь в нише стены уцелела каменная скамья.

Не размыкая объятий, мы присели на нее.

— Я такая трусиха, Грегори, я с детства боюсь грозы…

— Не ты одна. Я тоже боюсь.

— По тебе не видно!

Я поцеловал ее в губы. Она ответила мне с силой и жаром, просто ошеломляющими.

Словно она хотела через поцелуй слиться со мной и спрятаться от своего страха.

Новый удар грома оборвал поцелуй. Бернадетта, дрожа, обняла меня крепко-крепко.

Почему-то ее страх пробудил мое вожделение. Вчерашняя ночь вспомнилась мне во всем безумном великолепии. Воркующие вскрики Бернадетты …Ее тонкие лодыжки в моих руках…

Загораясь, я приник к губам испуганной Бернадетты. Моя рука начала приподнимать подол ее платья.

— О, нет, Грегори… Не здесь… Не сейчас…

Но я не слушал возражений, и робкое сопротивление ее рук было бесполезным…

Я прихожу в себя. Ноги дрожат и подкашиваются… Отпускаю Бернадетту, она встает на ноги и оправляет свое платье.

Редкие капли дождя еще стучат по камню. Гром гремит где‑то далеко.

— Дождь закончился, можно выходить.

Руки Бернадетты проходятся по моим взлохмаченным волосам.

— Ты повелитель грома…

Она целует меня в губы, нежно, почти невинно.

Мы выходим из коридора на свет. Мои пажи Дуган и Томас рядом, у стены выбираются из‑под промокшего плаща и улыбаются нам.

Бернадетта краснеет. Сколько времени мои пажи провели здесь, и что они слышали…

Палаточная жизнь изрядно надоела, а ночевать в аббатстве в часе езды от лагеря опасно и хлопотно. За два дня мои арбалетчики выстроили посредине лагеря балочный дом в два этажа и состоящий из пяти комнат. На первом этаже большая комната для совещаний, комната для пажей и дежурной охраны и кухня с очагом. На втором этаже две спальни. Бернадетта с радостью взялась обустраивать уют. В Хагерти были отправлены люди за тканями, мебелью и посудой.

Чтобы занять людей, я распорядился провести состязания среди арбалетчиков. Был объявлен приз — 500 талеров.

Все свободные от дозоров роты взялись за арбалеты. Даже горцы из пехоты проявили интерес. Два дня в ротах били по мишеням, и наконец определились чемпионы по одному от каждой роты. Напротив моего нового дома были устроены трибуны с навесом от солнца и дождя. Были установлены мишени, спилы деревьев с красными и черными кругами. Мы с Бернадеттой, пажи и офицеры разместились на трибунах, и начались соревнования.

На охоту в горах я сам ходил с арбалетом. Арбалетная стрела или еще как ее называют — болт, летит почти на 300 шагов. Прицельно можно стрелять и с большой уверенностью попадать шагов со ста. Все зависит от размеров цели и, конечно же, от самого стрелка, его глазомера, твердости рук, опыта.

Соревнование вначале мало интересовало Бернадетту, но потом она прониклась общим азартом и, выбрав из десяти стрелков наиболее ей симпатичного — курчавого парня из роты Макнилла, горячо переживала за его неудачи.

Судьей на этих соревнованиях был, как ни странно, мой королевский коннетабль — Сэмюель Жасс. Около двух тысяч зрителей собрали эти состязания. Кое‑кто даже спорил и делал ставки на стрелков.

Скрипели тетивы. Щелчок — и буря восторга или свист и обидные выкрики промахнувшемуся.

Трое стрелков, получивших самое большое число очков, перешли к последнему состязанию. На высоком шесте, локтей в десять, врытом в землю, закреплено чучело птицы, не больше ладони величиной. Стрелки должны выстрелить по очереди с расстояния пятьдесят шагов и тот, кто собьет птицу, будет объявлен победителем и получит звание «Король стрелков».

Трое стрелков готовились обстоятельно, проверяли натяжение тетивы, оперенье стрелы.

Прозвучала команда.

Стрелки, накинув поясные крюки на тетиву, вставили ноги в стремя и почти одновременно взвели до защелки.

Стальной крюк всегда болтается на поясе арбалетчика в специальном кольце. Когда надо натянуть лук, ложе держат вертикально, повернув желобом к себе и направив стремя вниз.

Арбалетчик ставит ногу в стремя и, зацепив коготь за центр тетивы, распрямляя колено, тянет арбалет вниз, тетива натягивается вверх и закрепляется защелкой. Остается только поднять ложе к плечу, вложить стрелу и, прицелившись, нажать на спуск. Пехота обзывает арбалетчиков «топтунами» — так как во время боя арбалетчик топчет стремя своего оружия без передышки, обеспечивая скорострельность.

Стрелки выстрелили, но ни один не попал в птичку.

Гул разочарования пронесся над толпой зрителей.

— Вот же мазилы! За что ты платишь им деньги, Грегори! — возмущалась Бернадетта.

— Выстрелят еще раз, кто‑то да попадет. В бою человек гораздо более крупная мишень, чем эта птичка.

Стрелок из роты Макалистера со второго захода сбил птичку и стал победителем под одобрительные крики присутствующих. Он и получил из моих рук кошель с 500 талерами.

Примерно лет 35 ,коренастый, чернявый, со шрамом на лбу.

— Как тебя зовут, стрелок?

— Джон Комбер, ваше величество.

Я махнул рукой. Трубачи рядом с трибуной подняли трубы, и переливчивые серебристые звуки разнеслись над полем. После того как трубы затихли, я объявил: