Дуг, былой противник Крейга Макконохи… Я, признаться, его не узнал.

— Хорошо, парни, но клан отпустил вас?

— Старейшины не смогли избрать вождя. Им трудно договорится, и теперь в клане нет вожака… Нам никто не запретил уйти.

— Я отправлю вас в Давингтон к Крейгу — в его реджименты — ему нужно крепкое пополнение. Он сделает из вас умелых воинов.

Я вернулся в Корнхолл, а на следующий день выпал снег и ударили морозы. Пришлось вспомнить про повозку, в которой мы путешествовали с Адель прошлой зимой.

Почти всю неделю я готовился к переезду в Холлилох. Обоз собрался солидный. Я брал с собой не только малышек, но и нянек для них, со мной уезжали Говард со своим семейством, пажи Дуган, Томас, Ричард, а также волчонок Карл. Пажи на второй день подбили ему глаз, но он держался крепко.

Я брал с собой отца Гульда. Епископ Симон не уехал в Гвинденхолл, сославшись на нездоровье. На самом-то деле он расставлял по приходам верных людей и занят был делами управления епископатом с утра до ночи.

— Гульд — надежный человек — я знаю его более двадцати лет, — так охарактеризовал моего духовника епископ Симон. — Жаль, что исповедоваться вы будете ему, а не мне, сын мой…

— Отец Симон, у короля нет грехов — разве что купание в крестильной купели…

— С женщиной, сын мой!

— Купель маленькая, отец Симон, мы мылись по очереди.

Отец Симон улыбнулся и погрозил мне пальцем.

Со мной уезжала Молли с четырьмя менестрелями и Клоди — танцовщица–акробатка. Виноватый Фостер тоже предложил свое общество, но я отклонил его предложение.

— Ты упустил волчонка, Сэммми. Теперь я сам его буду стеречь, а ты займись Тудорами — у тебя это лучше выходит.

Жасс оставался коннетаблем Корнхолла.

Я купался в бассейне с малышами. Купался — это громко сказано. Говард мне помогал, а я по очереди заходил с мальчуганами в воду по грудь, держа их на руках.

Грант испугался и расплакался, а Карл, погрузившись в теплую воду, сначала замер, а потом развеселился и шлепал ладошкой по воде.

Потом и Грант, успокоившись, запросился ко мне на руки, и мы втроем принимали ванны. Младенцы крутили любопытными головенками. Они попривыкли, и плеск воды их уже не пугал.

Я держал уже увесистых бутузов на руках. Ощущал своей кожей прикосновение их нежных тел, и мне было хорошо. Мы были семья…

Пришел Гвен и нарушил наше семейное времяпровождение.

— Что‑то важное?

— Государь, я не мог не доложить вам об этом. Ваши пленники — этот сочинитель Уэллс и бойкая графиня Уорбек…

— Что с ними? Надеюсь, она не прибила парня? Его новеллы развлекают весь город и ходят по рукам…

— О, нет, государь! Напротив, они сошлись и весело проводят время. От их любовных криков стражники лезут на стену!

— От зависти, надо полагать! Я навещу их завтра же.

Стражник у дверей стоял с мечтательной улыбкой на лице. Гвен кивнул ему, и он открыл перед нами дверь, из‑за которой доносились вскрики и стоны совершенно недвусмысленного рода..

Наше появление застало парочку врасплох.

Они оставили свое занятие и судорожно прикрылись перинкой.

Причем больше был смущен «Беннет», а не его дама.

— Сьеры, это верх неприличия — входить без стука и приглашения!

Возмущенная Беатрис Уорбек прожигала меня взглядом.

— Дорогая графиня, как хорошо идут ваши занятия я уже вижу и слышал несколько минут назад. Но Джон Уэллс обязан каждую неделю выдавать три новеллы — неделя на исходе, а новеллы нет ни одной. Вы знаете, чем грозит это вашему любовнику?

— Государь! Я напишу эти новеллы сегодня же!

Уэллс, красный как вареный рак, сидел на постели и явно не знал как себя вести.

— Не смущайтесь, сьер, в ваших новеллах все герои действуют без смущения — поучитесь у них! Вы сказали — напишите? Но вы неграмотны!

— Беатрис запишет мои рассказы — я оговорился, государь….

— Вы на самом деле казните его, если не будет три новеллы к концу недели? — вклинилась графиня Уорбек.

— Непременно, дорогая, и вы останетесь в этой башне в одиночестве.

— У вас изощренное воображение, государь, — придумывать такие наказания!

— Я стараюсь, дорогая графиня, чтобы моим противникам не было скучно!

— Я не ваш противник! — графиня тоже села на постели, придерживая перинку на груди.

— Вы со своими людьми грабили и убивали торговцев на дорогах моего королевства — А значит — вы мой противник и нарушитель законов. Я пока еще не придумал вам наказания, милочка, но я постараюсь…

— Сколько времени меня здесь продержат?

— Это зависит от вас.

— От меня?!

— Стоит вам родить ребенка, и вы свободны, дорогая моя!

— Родить?! Здесь?!

— Почему бы и нет? Тихое, теплое место. Хороший стол. Приятный мужчина рядом. Все располагает к этому естественному ходу вещей.

Я буду ждать, графиня, прибавление вашего семейства. Вы не должны оставаться последней в роду Уорбеков.

Оставив последнее слово за собой, я покинул эту парочку с раскрытыми от удивления и возмущения ртами.

Вечером пришедший с докладом Фостер навел меня на мысль .

— Неделю назад, ваше величество, в Корнхолл приехал конфланец Антуан Сюлли. Он хотел бы открыть здесь книгопечатню. Тудоры заломили с него большие деньги за разрешение его проблем, и он пока не решается…

— А сколько с него запросил ты?

— Ровно в три раза меньше, государь…

— Своя книгопечатня нам не помешает. Подготовь мое повеление. Пусть займется этим делом. Но с условием — первым читателем буду я — все новинки мне!

— Государь, это сущие пустяки — Сюлли с радостью подарит вам любую часть тиража любого издания!

— Так уж и с радостью? К нам он явился не просто так — верно? В Конфландии ему явно прищемили хвост?

— Вы правы, государь, у Сюлли возникли проблемы с церковью. Он напечатал тираж Святой книги Единого бога на конфланском.

— Значит, Сюлли — еретик?

— С точки зрения церкви — самый настоящий и нераскаявшийся, государь.

— Прекрасно… Прекрасно… Такой нам и нужен… А что если он напечатает новеллы моего друга Беннета? Они популярны у горожан и рыцарей — а книга будет иметь успех — как полагаешь?

— Вы правы, государь… Но издать книгу преступника — это…

— Глупо?

— Необычно, государь!

— Необычное привлекает людей, Фостер. Обычное, повседневное — угнетает и вызывает скуку… Разве может быть интересной книга, описывающая повседневную жизнь какого-то трубадура или потаскушки?

Фостер хмыкнул.

— Ты не согласен?

— Многим людям, государь нравится подсматривать за соседями в щелку в ставнях или в заборе — а читать о повседневной жизни простолюдина для другого простолюдина — будет то же что подглядывать в щель.

— Хорошо что простолюдины не знают грамоты, Фостер… Представляю что за книги они стали бы печатать и читать!

Этой зимой у меня был пусть небольшой, но настоящий двор.

Лакеи и менестрели, стольник с поварами, придворные дамы и личная королевская стража.

Эта зима была не такой тихой и домашней как год назад.

Сидя в удобном, мягком кресле под балдахином с гербами, я озирал большой зал замка с гордостью и печалью.

Под красивую музыку кружились пары. От многочисленных свеч сверкали искорками драгоценности на дамах и кавалерах в разноцветных шелках и бархате.

Каждую неделю я давал бал в своем замке. По зимнему накатанному тракту съезжалось множество аристократов, в основном молодежь. Списки приглашенных писала Доротея, а я утверждал. Она сейчас сидела рядом со мной, но чуть ниже, на стуле с низкой спинкой, и с удовольствием разглядывала танцующих.

В широком бархатном платье ее круглый живот почти не заметен.

Молодые аристократки поглядывали на меня с надеждой в глазах — может быть, сегодня я приглашу кого то на танец… Может быть, кому-то из них повезет.