«Эге! — воскликнул один из дружинников, — он пытается оправдаться! Вперед же, друзья мои! Вяжите собак, чтобы они не сбежали!» Лесник бросается к графу и хочет завладеть драгоценным рогом, но тот наносит ему сокрушительный удар кулаком, от которого тот падает мертвым на землю. При виде этого самый смелый из стражников подбадривает своих товарищей: «Позор нам, если мы дадим ему уйти! Граф Фромон не захочет нас видеть, и никто из нас никогда не отважится вернуться в Ланс». Все набрасываются на герцога. Тот убивает троих ударами рогатины; остальные не хотят рисковать и спасаются бегством. Но в лесу они встречают пешего сержанта, родственника лесника, который лук из каштана носил и стальные стрелы. «Слышь, — говорят они ему, — твой дядя мертв, псарь убил его у нас на глазах. Иди и отомсти ему!» Разгневанный сержант направляется в графу. Далее события развивались очень быстро: сержант поразил графа тремя стрелами насквозь, и трое стражников бросаются на графа, чтобы добить его; снимают с трупа одежду, хватают за узду коня и взваливают на него тушу кабана, лишь собаки не даются им в руки.

Когда в замок Фромона принесли труп графа де Белена и положили его на обеденный стол, три собаки не захотели покидать тела своего хозяина, они выли и лизали его раны. Собрались все обитатели замка, и никто, видя такое прекрасное лицо, не мог поверить, что покойный не благородного происхождения…

— Охота графа закончилась так же печально, как и моя…

— Но вы-то, слава господу, живы, государь!

— Благодарю тебя, рыцарь, за твой рассказ. Возьми от меня в подарок этот охотничий рог. Он мне больше не пригодится…

Беннет был рад заполучить мой охотничий рог, украшенный золотом, но он явно не решался его принять.

— Полно, государь, вы еще проскачите по лесам за славными оленями.

— Возьми рог, Беннет, и если я поеду на охоту, то ловчим, назначу тебя!

— Я буду хранить его, государь, как свои глаза!

Привал для ночевки был выбран в знакомом месте на опушке леса.

Я нехотя и без аппетита поужинал и лег на походную постель. Лагерь давно затих, а я все не мог уснуть. Лунный свет дорожкой лежал на ковре, просачиваясь через неплотно сдвинутый полог входа.

Полог раздвинулся, легко и бесшумно. Тоненькая гибкая фигура скользнула внутрь и присела у меня в ногах.

Я лежал не двигаясь. Страха не было, было только ожидание.

Лицо вошедшей медленно осветилось, но не лунным светом, а чем‑то другим. И наконец я узнал ее.

Бернадетта с печалью и нежностью смотрела на меня. Сердце пропустило удар. Дрожь по шее…

— Я пришла проститься, любимый… Не печалься обо мне… Прощай и помни… Я тебя любила…

Я резко приподнялся на постели. Протер глаза… Никого не было рядом, и постель в ногах не смята. Она мне просто приснилась…

— Прощай, милая… — прошептал я в подушку и с силой прижал к лицу.

Я не поехал в Хагерти, а свернул к замку Соммерсби.

Мажордом Харрис со слугами встретил меня во дворе.

В замке разместились только люди Гвена и мои приближенные. Моя армия расположилась в палатках по округе.

Харрис так и не смог мне объяснить, куда подевались хозяева замка.

— Вечером они поужинали вдвоем, а утром их спальни оказались пусты, и даже постели не смяты, ваше величество!

Дальнейшие дни путешествия были серыми, скучными и безрадостными. Словно я потерпел поражение, а не добился своего! Мои ночи были одинокими, а дни длинными.

Только увидев стены Корнхолла я встрепенулся. Негоже королю показывать всем свое тоскливое лицо! Король должен быть несокрушим, как скала, а все неприятности, потери и беды разбиваться об эту скалу вдребезги!

Я приказал развернуть знамена, а пехоте орать песни погромче. Пажи натянули на меня черненые доспехи с драконом на груди.

Армия победоносного короля возвратилась домой.

Весь Корнхолл высыпал на улицы. Горожане искренне радовались нашему возвращению. Крики восторга сопровождали меня по пути следования от южных ворот до центральной площади. Все ликующее семейство Тудоров было здесь. Епископ Симон поцеловал меня в обе щеки на паперти церкви и прослезился. Старик скучал по мне…

Здесь на площади я произнес трескучую речь, прославляя свои подвиги и подвиги своих молодцов, и приказал раздать всем воинам полугодовое жалование вперед. После этого они завопили оглушающее!

Я вернулся в замок и первым делом устремился к своим малышам. Няньки вынесли ко мне моих сыновей, обряженных в платьица и теплые беретики.

Они подросли и с любопытством таращились на мои доспехи и рыжую бороду. Грант, толстощекий бутуз, сосал свой пальчик. Карл серьезно смотрел на меня золотистыми глазами Сью, а потом губки его раздвинулись, и я увидел улыбку, улыбку дракона, на все два крохотных зубика…

Монотонный плеск воды успокаивал и расслаблял. Погрузившись по шею в теплую воду и закрыв глаза, я словно смывал с себя все проблемы прошедшего дня, все неприятные впечатления… А их сегодня было в избытке.

Сегодня я лечил своих подданных… Я, наивный, решил назначить один день в неделе, для того чтобы, наложив руки, излечить любого из своих подданных.

Сегодня толпа страждущих с больными в разных стадиях осадила ворота замка.

Если бы я взялся за их излечение здесь и сейчас — на это ушла бы неделя, но не факт, что я бы дожил до ее конца!

Говард с помощью Гвена и его людей отобрал два десятка самых тяжелых мучеников, и их внесли во двор замка. Я расположился с удобствами, в кресле за столом, и на стол передо мной стали укладывать этих людей. О, Великий Эрхард, отец драконов!

Я ранее и не знал о том, что такие болезни бывают! Моя брезгливость подверглась тяжелому испытанию. В конце этого сеанса, я стал словно скорлупка выпитого сырого яйца — легкое усилие, и хруп — мне конец. Я отказался от ужина. Счастливые плачущие лица излеченных горожан мне никакой радости уже не доставляли.

Через час, отлежавшись в своих комнатах, я отправился вниз в розовый зал.

И вот теперь вода лечила уже меня…

Эта неделя в Корнхолле после возвращения была заполнена множеством мелких дел и множеством разговоров.

Свою пехоту я решил не распускать по домам до весны, а оставить в Корнхолле, а для их проживания требовались казармы. Монастырь Святой Варвары, пустующий с весны, всех проблем не решал. Две тысячи пехоты я разместил в нем, а пятьсот человек отправить в Хагерти, для усиления гарнизона.

От денег, привезенных из сокровищницы драконов, уже осталась половина. На следующий год мне предстоял еще один поход в пещеру за золотом. А может быть и раньше.

Доротея Харпер носила под сердцем мою дочь, и ее рождение не за горами. Что мне делать? Везти Доротею в пещеру Драконьего Зуба?

За время моего отсутствия в походе на юг, под стенами Корнхолла, напротив ворот дракона вырос лагерь. Люди с юга правдами и неправдами устремились к Корнхоллу, привлеченные рассказами о том, что на севере нужны рабочие руки, и здесь платят за работу справедливую цену. Бродяги обоего пола, беглые крестьяне, разорившиеся горожане и наверняка разыскиваемые преступники.

Горожане Корнхолла черпали здесь дешевую рабочую силу, на поденную работу. Многие женщины здесь торговали своим телом и своими детьми. Здесь городские воры прятали краденое и сбывали его не обремененным совестью и страхом торговцам.

Пускать этот сброд в город Элар Тудор не собирался, но оставлять этот гнойник на теле моего нового королевства не желал я. Брать на содержание всю эту ораву также не хотелось.

Близилась зима, без помощи многие из обитателей лагеря ее не переживут. Отчаяние может толкнуть этих людей на любые преступления или бунт.

Проблема требовала решения.

В результате войны торговые караваны стали в Корнхолле редкостью. Шерсть упала в цене, и горцы роптали.