— Это мои натурщицы и помощницы, государь!

— Но раньше у вас исключительно были помощники молодые парни! Я удивлен!

Мадзини потупился.

— Женщина — венец природы, государь! Недаром господь вначале создал мужчину, а затем, набравшись опыта, уже создал женщину.

— Я такого же мнения, мессир. Желаю успехов!

Фостер уже успел мне доложить о том, что Мадзини привез целую свиту девушек и по дороге, в палатке ночевал со всеми сразу и творил с ними всякое непотребство!

— Почему же непотребство, Фостер? Если девушкам нравится, значит, непотребством это не назовешь! Мальчиков он больше не любит?

— Удивительное дело, государь! Мадзини теперь занят только девушками!

Мое лечение мессира в замке Соммерсби, похоже, принесло плоды.

После разговора с Мадзини я поехал в наш лазарет и поставил на ноги еще троих горцев. Сегодня лечение раненых не было для меня таким утомительным и выматывающим силы как обычно.

— Ваше величество, еще неделя, и благодаря вам, наши услуги никому не потребуются! — улыбнулся лекарь Калум, рыжий веснушчатый корнхоллец. Ему было около тридцать, и он заботливо отращивал огненно–рыжую бородку.

Со своей свитой я выехал из лагеря и вскоре достиг северного предмостного укрепления. Лейтенант Макинтайр отдал рапорт.

Утром несколько воинов короля Руперта пытались приблизиться к разлому на мосту с южной стороны, но их обстреляли, и они сочли более благоразумным ретироваться. На паромах в Давингтон продолжали переправляться воины. Значит, следовало ожидать новой атаки.

Отца Джарвиса я нашел возле ямы с трупами. Быстро орудуя заступами, горцы заваливали землей эту общую могилу. Копья глины падали на посинелые тела.

Тех, кого опознали, в том числе герцога Лонгфордского, похоронили в отдельной яме. Священник отпевал усопших. Голос его был густым и сильным. Молитвенник в руках не дрожал. Зрелище сотен мертвых тел не поколебало уверенность, веру и внутреннее спокойствие святого отца.

Я спешился и дождался конца службы.

Сняв стихарь, передав его и молитвенник своему слуге, священник повернулся ко мне.

— Я рад видеть в моем лагере служителя церкви единого бога!

— Благослови вас господь, ваше величество!

Отец Джарвис перекрестил меня широким жестом.

Лет около пятидесяти. Крепкий, широкий в кости. Похож на старого солдата, вышедшего на покой. Лицо худощавое, с наметившимися морщинами на лбу и вокруг глаз. Крупный нос и карие глаза.

С первого взгляда он мне понравился.

— Вы отпевали не только моих воинов, но и врагов.

— Они тоже люди и приверженцы нашей церкви. Они выполнили свой долг и исполнили приказ господина. Они заслуживают уважения, ваше величество.

— Вы правы, отец Джарвис. Чем‑то я могу вам помочь в обустройстве здесь, в лагере?

— Я хочу отслужить обедню завтра в лагере.

— Мое присутствие необходимо?

Священник окинул меня взглядом.

— Вас трудно назвать ревностно верующим человеком, государь!

— Вы смелы, отец Джарвис, и это мне нравится! Что сказал епископ Симон, отправляя вас сюда?

— Он сказал, что дела меня ждут трудные и скорбные, но очень необходимые.

Я засмеялся.

— Весьма уклончиво, святой отец!

— Хотел бы я услышать вашу исповедь, сын мой.

— Может быть, эта возможность у вас появится…

В сумерках я был на позициях коротких бомбард. Они уже закреплены на земле вбитыми вокруг рам кольями. Рядом рдеет в земляной яме древесный уголь. На нем возлежат железные снаряды и уже малиново светятся.

Мадзини зарядил бомбарду лично и дал знак. Двое бомбардиров, в кожаных передниках и огромных толстых рукавицах, хитрым железным зацепом извлекли накалившееся ядро из ямы и потащили к бомбарде.

— Закатывай!

Малиновый жаркий снаряд скользнул в жерло. Бомбардиры резво отскочили в разные стороны, и Мадзини без промедления сунул раскаленный стержень на длинной ручке в запальное устье.

Бухнуло басовито и резко. Уши заложило. Клубы вонючего дыма поползли в разные стороны, но все присутствующие устремились вперед, провожая взглядами высоко взлетевший огненный мячик. На фоне темно–синего неба он был хорошо виден. Мячик набрал высоту, а потом понесся вниз. Снаряд упал под стену и скатился в ров. Клубы пара взметнулись в месте его падения.

— Недолет! Дьявол тебя забери!

Мадзини подкрутил винт под жерлом орудия. Оно несколько опустилось.

Порция пороха. Кусок сукна набит сверху.

— Снаряд!

— Закатывай!

Бухнуло еще резче.

Теперь мячик, взлетев, стремительно исчез за городской стеной.

Ничего более не случилось.

Один за другим были выпущены оставшиеся накаленные снаряды — пять штук. Пять малиновых мячиков.

Мадзини приказал отправить в яму для прокаливания еще шесть штук.

— Мессир продемонстрировал отличный способ снабжать противника железом! — Прокоментировал Жасс.

Мадзини набычился.

— Это оскорбление?!

— Это — резюме, дорогой мессир!

— Мессир, выпустите по городу эти шесть снарядов, и отправимся ко сну. С утра продолжим.

— Исполним, государь!

Я повернулся, чтобы уйти, но крик моего пажа Дугана заставил всех обернуться.

— Смотрите! Смотрите! Огонь!

Из‑за края темной стены появилось багровое свечение. Оно росло вширь и ввысь. Вскоре языки пламени взметнулись выше зубцов.

— Браво, мессир, вы подожги город! Если сгорит кабак — жители будут безутешны! — продолжал острить Жасс.

— Им будет нелегко потушить раскаленные снаряды!

— Отлично, мессир, продолжите стрельбу утром. На сегодня достаточно.

Покойной ночи, сьеры!

Я приехал в лагерный дом и нашел там над шахматной доской сонного Хэрри и скрытно зевающую в ладошку Бернадетту.

— Кого мне следует поздравить?

Меня приветствовали поклонами, и видно, с явным облегчением.

— Леди разбила меня в пух и прах, государь!

— Поздравляю, баронесса, ваши победа вдохновят меня на новые подвиги в вашу честь.

Я поцеловал пальчики Бернадетты.

— Хэрри, вы утомлены. Ступайте спать. Внизу для вас приготовили постель. Покойной ночи!

— Покойной ночи, государь!

Сняв камзол в своей комнате наверху и умывшись, я просматривал последние рапорты Фостера. Было душно, и я приоткрыл окно.

У входа вполголоса переговаривались горцы Гвена. Они несли караул всю ночь по трое у передней и задней двери. Еще двое дежурили всю ночь у лестницы, ведущей на второй этаж. Эти предосторожности не казались мне излишними. Даже в центре своего лагеря не нужно терять осторожность. Я помнил, как легко Адель прошла через мою охрану в корнхоллском замке, даже не применяя оружие. Я не забыл самозваную кухарку в том же замке, зарезавшую пятерых горцев быстро и бесшумно.

В дверь постучали.

— Да, войдите!

В приоткрытую дверь заглянула и присела в поклоне камеристка Бернадетты, давняя знакомая Джени.

— Леди ждет вас, государь…

Бернадетта стояла у открытого окна в длинной рубашке тонкого полотна и смотрела в ночь.

— Леди, я пришел…

Она повернулась. Удивленное лицо. Брови домиком.

— В городе пожар… И постоянно звонят колокола…

Я приблизился и обнял ее за тонкую гибкую талию.

— Это работа мессира Мадзини, вернее его новых бомбард.

Я рассказал Бернадетте об испытаниях и о малиновых огненных мячиках, улетающих в небо.

— Пусть огонь накажет их за упрямство, дорогая…

— Огонь страшен, Грегори…

— Я сам уже превратился в огонь…

Мои губы накрыли ее… Вспотевшие, мы лежим рядом. Свеча прогорела и погасла, но алый отсвет проникает в комнату через окно. Давингтон горит в ночи. Огненные мячики Мессина зажгли большое пламя.

Утром я двинул своих людей к центральным воротам города, вернее, к башне ворот. Ров быстро засыпан землей и камнями. Сами деревянные ворота начисто выгорели. Жар пламени прогнал всех защитников со стен и с башни ворот. Нас встретили только обгорелые до головешек трупы.