Он по очереди представил мне их, баронов южной марки.

Мы сели за овальный стол. Взгляды аристократов Лонгшира скрестились на мне.

— Уважаемые сьерры! Я рад приветствовать вас, представителей самых влиятельных родовитых семей Лонгшира! В зале я увидел смущение и удивление на ваших лицах. Решение герцогини никого из вас не оставило равнодушным, и потому я хотел бы сам рассказать о своих планах и намерениях в отношении вашей прекрасной земли!

Луиза станет моей женой и уедет на север, но в Лонгшире должен быть человек или группа людей, которые возьмут на себя тяжкое бремя правления. В своем королевстве Севера у меня есть доверенные люди, но я считаю, что было бы оскорблением присылать сюда северянина.

Вы, лучшие люди Лонгшира, вправе сами избрать и предложить мне таких людей из вашей среды. Я уверен в этом.

Бароны одобрительно заворчали, в глазах засветился интерес. Барон Корки сразу же взял быка за рога.

— Признаюсь, я несколько удивлен, ваше величество, услышать весьма здравые и разумные речи из уст столь молодого правителя! Надо ли понимать ваши слова так, что вы одобрите на пост управителя провинции того, кого предложим мы?

— Да, барон, вы меня правильно поняли…

— А если наш выбор не понравится герцогине?

— Жена должна следовать за мужем, барон. Я уверен, что после того, как я одобрю ваш выбор, у нее не будет возражений.

Я проводил баронов до дверей.

Здесь уже стояли на карауле мои горцы с обнаженными мечами–бастардами.

На пышном ужине в мою честь я сидел по правую руку от герцогини, а по левую разместился барок Корки, раздувшийся от своей важности и, по–видимому, полагающий, что он в одном шаге от кресла правителя Лонгшира.

Торговый тракт с востока в Лонгшир проходил вдоль берега Дойл. Иного пути для армии короля Руперта не имелось, потому что по капризу богов Дойл, прорываясь между двумя горами, ударялся в третью, скалистую и безлесную. Лонгширцы называли ее Лысая гора, так как сама ее вершина в отличие от склонов была голой, словно плешивая макушка старика или выбритая тонзура монаха.

Лысая гора поворачивала течение Дойла на юг. Другой путь вдоль южного побережья был по меньшей мере в три раза длиннее.

Горы здесь в Лонгшире невысоки и поросли лесом. Склоны пологи, но передвигаться по ним конному и пешему весьма утомительно. Бурелом, овражки с родниками, скальные выступы — все это не способствовало путешествиям по лесам. Торговцы и путешественники всегда двигались по долине Дойла — уже несколько веков под серой скалой Лысой горы стоял замок Сэвидж и дорога шла прямо через него. Герцогские фискалы взимали с путешественников и купцов пошлины без всяких затруднений. Обходить замок по Лысой горе решился бы только отчаянный человек.

В сопровождении капитана герцогской гвардии сьерра Гризелла я приехал в замок Сэвидж на следующий день после вассальной клятвы герцогини Лонгшира.

Замок невелик — две башни ворот, квадратная башня донжона на самом берегу Дойла и высокие стены — все сложено из серого камня.

— Конечно, пехота может обойти замок с севера через Лысую гору, но на это уйдет пара дней, а конница и обозы там не пройдут.

— Течение быстрое здесь, каковы глубины?

— Отмелей нет, ваше величество, корабль пройдет, и даже груженый морской «купец». Отсюда до Лонгфорда река судоходна.

Я вместе с капитаном поднялся на стену замка, обращенную к реке.

День был солнечный, и блики на воде били по глазам.

До противоположного берега примерно три полета стрелы. Если укрепить эту стену и поставить бомбарды, то река будет под контролем. Вот только бомбард у меня сейчас не было. Я послал горцев на плоскогорье с приказом Жассу — поспешить.

— Дозоры вверх по течению направлены?

— Да, ваше величество, а на обеих горах, они зовутся — Сестра и Брат, находятся на вышках наблюдатели. Они разожгут костры, если заметят чужие войска.

— Как вижу, капитан, у вас давно все предусмотрено.

— Я слуга ее светлости…

Голубые, словно выцветшие глаза капитана, смотрели смело и открыто.

— Я счастлив, что мне не пришлось скрестить с вами оружие в прошлом году там, у Давингтона, государь. И я рад, что мой друг Хэрри Эльсинер остался жив в той не нужной нам, лонгширцам, битве…

— Теперь мы на одной стороне, сьерр Гризелл. Не будет ли нескромным мой вопрос: как давно вы при дворе герцога?

— С двенадцати лет, государь, я был пажом герцога Томаса, потом его оруженосцем. Он сам произвел меня в рыцари. Я сын небогатого баронета, государь и только честь и меч были моими спутниками по жизни.

— Мне жаль, что я не познакомился с герцогом до той злосчастной битвы. Да и тогда я не знал, что он возглавил вылазку гарнизона. Может быть, я смог бы спасти его…

— Последние годы мой господин здорово сдал, и этот поход на Север, объявленный королем Рупертом, был для него последней возможностью в седле и с рыцарским копьем в руке вновь почувствовать себя молодым и грозным воином. Мой господин тяжело переживал смерть единственной дочери. Герцогиня Габриель погибла во время шторма в проливе. Ее тело так и не было найдено….

— Она была красавицей?

— Многие были влюблены в нее, здесь в при дворе герцога она была нашей богиней, государь… В нее нельзя было не влюбиться…

Мы оплакивали ее смерть очень долго…

— Вы женаты, капитан?

— Да, государь, и у меня есть маленькая дочь. Я назвал ее — Габриель.

К ужину я вернулся в Лонгфорд.

На ужин герцогиня пригласила меня в павильон, расположенный среди парка, хорошо, что довольно далеко от волчьей ямы. Иначе кусок не полез бы в горло.

Павильон — маленькая круглая башенка в два этажа с островерхой крышей. Стены почти не видны под зелеными зарослями плюща. Мы поднялись на второй этаж. Огромные стрельчатые окна наглухо закрыты, ведь вечера еще прохладны. Маленький круглый стол был сервирован на двоих.

Я разлил красное вино в бокалы.

— Как ты провела день?

— Я безумно устала… Ты был прав — это серьезное испытание — за два года многое изменилось. Появилось много новых лиц. Я должна их знать. Моя растерянность пока объяснима всеми внезапными вчерашними событиями, но завтра уже мои промахи вызовут удивление…

— Возьми маленькую свиту, только тех, кого знаешь, и уедем отсюда, хотя бы в замок Севидж!

— Тебе не терпится со мной уединиться?

— Разве я скрываю свои чувства к тебе?

— Грегори, бедный мой доверчивый король…

Она протянула руку и погладила меня по щеке.

— Я рассказала тебе про пророчество Дери.

Она напророчила, что меня полюбит мужчина с золотыми глазами, и я стану королевой,…Но я тебе не сказала, что прозвучало дальше.

— Так что было дальше?

— Колдунья напророчила мне, что я стану королевой, если отдамся мужчине с золотыми глазами… Мне не быть королевой, Грегори, потому что ни ты, ни какой другой мужчина не коснется меня! Ты добрый и нежный, ты вернул мне то, что я утратила, и вернул с лихвой. Ты сделал для меня то, что смог бы только господь, услышав мои молитвы,…Но твоей мне не быть…

— Ты станешь моей женой и королевой, Габриель! При чем здесь пророчество, какой-то деревенской колдуньи?!

— Я не буду твоей женой, Грегори…

— Но как же наша ночь любви в замке Корнхолл?

— Ты провел ее не со мной… Я заставила Молли заменить меня. Она была девственницей, и я наложила на нее заклятие — она пришла к тебе в моем облике, а потом в темноте, в порыве страсти ты уже не ощутил подмены… Прости, Грегори, но нам не быть вместе…

Я буду тебе другом, магичкой, колдуньей, союзником — кем угодно, но только не любовницей или женой…

Ее слова ошеломили меня. Я провел ночь с Молли? Габриель меня обманула…

— Но почему? За что ты меня мучаешь?

— Мое сердце принадлежит другому существу, и обратной дороги нет…

— Ты говоришь загадками, Габриель!