Грета и пажи суетятся вокруг меня, счастливые и озабоченные одновременно.

Вокруг палатки за кольцом горцев восторженные толпы моих людей. Они меня хотят видеть, а я их нет. Вот надоедливый народ! Покоя я хочу!

— Кайл, скажи парням, пусть идут к маркитанткам — сегодня выпивка за мой счет!

Это должно подействовать.

Слышу как Кайл объявляет мою волю и радостные крики в ответ. Теперь они уберутся от меня и подальше…

— Вы победили, государь!

— Вы нас испугали, когда выпали из седла! Но я сразу догадался, что вы притворились чтобы подпустить графа поближе!

Восторженные лица пажей. Меня тошнит от них.

— Парни, вы свободны, мне нужно поговорить с Гретой!

Пажи переглядываются и понимающе улыбаются, а Ричард краснеет .

Они уходят. Я долго смотрю в глаза Грете. Она улыбаясь, начинает расшнуровывать платье…

«Поторопись, малышка, мне возможно забыться только с тобой…»

Но в слух я говорю:

— Эта победа в твою честь, малыш…

Обнаженная девушка грациозно перешагивает через край чана и опускается на колени передо мной. Ее милое лицо рядом, а соломенные волосы до плеч уже намокли снизу.

Я победил, пусть и нечестно, но победил, а победителю положен приз.

Мой прекрасный приз в моих руках. Я целую сладкие нежные губы. Тонкие девичьи руки обнимают мою шею. Глаза тевтонки прикрыты. Черные длинные ресницы опущены и едва подрагивают веки.

А я сдался бы, если бы мне пообещали то, что я пообещал графу? Не знаю и не дай мне господь узнать!

Обед накрыт на двоих. Только я и граф Честширский, впрочем, его имя Филипп и я с удовольствием произношу:

— Филипп, будьте моим гостем! Мои люди приготовили в вашу честь весьма аппетитные блюда! Попробуйте этих фаршированных куропаток.

Граф мрачен и аппетита у него не имеется. Он сжимает в руке нож и смотрит на меня глазами загнанного волка.

Ричард разливает вино по кубкам.

— Я готов обсудить с вами условия сдачи города и наши дальнейшие отношения.

— Я вассал короля Руперта и им умру!

— А если раньше умрет Руперт?

Филипп яростно смотрит на меня и кромсает куропатку, словно это я там валяюсь на блюде, растопырив ножки.

— Элиза не сдаст город, вы ее не знаете! У нее сердце рыцаря!

— После обеда вы возвращаетесь в город, под честное слово, и убеждаете супругу в бессмысленности дальнейшего сопротивления.

Этого Филипп не ожидал. Нож выпал из его руки.

— Вы меня отпустите?

— Вы не ослышались. Вы возвращаетесь чтобы обсудить с супругой условия сдачи города.

Я не требую от вас вассальной клятвы. Ваша честь будет в неприкосновенности.

Ваши люди сложат оружие и разойдутся по домам. В городе останется небольшой гарнизон моих людей. Не будет штурма, не будет резни и насилия.

Вы вместе с семьей и свитой будете сопровождены в Лонгфорд ко двору герцогини Луизы. Она гостеприимно вас примет до окончания войны. После моей победы над Рупертом вы вернетесь в свои владения. Я даже забуду о том убийце, что прошлой ночью мне прислала ваша милая супруга.

— Элиза не могла этого сделать!

— Спросите ее и об этом тоже. Мои условия кажутся вам тяжелыми и унизительными?

— Нет…

— Вот видите, Филипп, я не зверь и не чудовище, а те слова, что я произнес на ристалище — только фантазии. Я прошу извинить меня за них!

— Но все равно вы победили меня при помощи магии!

— Для того чтобы отпустить обратно к семье?

Бедняга не нашелся что ответить мне.

Честный и открытый человек. Он мне понравился, но держать его рядом — тяжкий труд. Он принимает идеалы рыцарства слишком всерьез. А времена рыцарства кончаются. Наемная пехота сломала рыцарству хребет.

Граф уехал. Я проводил его до вала, под удивленными взглядами своих людей.

— Вы победили и отпустили его. Зачем?

Жасс был поражен моим великодушием.

— Государь поступил по-рыцарски! — отозвался Гринвуд.

Капитан моих латников смотрел на меня с обожанием. Хорошо, что он не был рядом со мной в момент схватки с графом Честширским!

Честфильд сдался и открыл мне ворота на следующее утро. Я выполнил то, что обещал.

Семья графа в сопровождении свиты и роты Макнилла отправилась в Лонгфорд.

Какими глазами смотрела на меня молодая графиня! Пухленькая брюнетка, совершенно не в моем вкусе. Она прожигала меня взглядом! Она мне ничего не забудет…

Если бы взгляд мог жечь — я бы сгорел как щепоть тополиного пуха в огне костра.

Я пожелал счастливого пути графской семье и со спокойной душой отправился к себе. Пора было свертывать лагерь и двигаться дальше. Я спешил к королю Руперту в гости.

Что скажут мои люди?

«Король Грегори казнил друга и пощадил врага?»

Только я знаю о том, что друг оказался фальшивым.

Лучше настоящий враг чем фальшивый друг!

Графство Рибблшир, наследное владение лорда Джаспера. Он первым согнал крестьян с земли и пашни превратил в луга для бесчисленных овечьих стад.

Следует отдать ему должное, когда железные копи в прегорьях истощились, Джаспер быстро сообразил на чем еще делать деньги. В Конфландии и Тевтонии хотят сукно и платят за шерсть звонкой монетой — будет вам шерсть!

Селяне, потерявшие не только работу, но и свои земельные участки, принялись воровать овец у лорда. Тогда Джаспер добился от короля Иоанна указа о бродягах.

Бродягу мог повесить любой королевский пристав, без суда и следствия. Бродягой считался тот, кто не имеет крыши над головой или работы, тот кто отказывается от работы за разумную цену (разумную с точки зрения лорда), тот кто называет себя бродячим лекарем, жоглером или трубадуром, но не имеет инструментов, положенных по профессии. Возраст и пол не имел значения.

Но королевские приставы не могли перевешать всех.

Мои отряды вступили на землю графства под проливным дождем.

Пришлось спешно ставить палатки и разбивать лагерь. На этот раз валы и рвы не копали — ограничились вагенбургом — составили стену из повозок квадратом. Дозоры были посланы вперед.

Дождь поливал нас два дня. Костры для приготовления пищи пришлось разводить под полотнищами растянутыми на пиках, воткнутых в раскисшую землю.

Вернулись дозоры, и Фостер принес мне новые сведения. В Рибблшире почти не осталось людей Джаспера.

Пять дней назад восстал Риббл, столица графства превратилась в арену кровавых боев. Секта уравнителей, возглавившая восстание, взяла власть над городом и окрестностями. Аристократов, торговцев, мастеров побогаче и их семьи уничтожают до последнего человека. Монастыри и церкви грабят. Толпы бродяг стекаются в Риббл чтобы послушать проповеди главы секты Джойса Марвина и получить оружие.

— Чего хотят эти уравнители?

— Они учат, что все люди созданы господом равными и никто не рождается из чрева матери со шпорами рыцаря на пятках. Они хотят всех уравнять.

— А женщин?

— Они предлагают их поделить также равно, без выкупа и приданого.

— Каждому мужику по бабе, а каждой бабе по мужику! И все равны в нищите?

— Не только, государь, они проповедуют уничтожение аристократии и священников, считают их паразитами — вшами на теле народа.

— Какова численность их?

— Не представляется возможным определить, государь!

— Если мы перережем эту сволочь, то графство падет к нашим ногам как спелое яблоко?

— Похоже так, государь. Аристократы сидят по замкам и дрожат в ожидании штурмов и резни.

Я прошелся по палатке. Промокший ковер хлюпал под сапогами. При каждом шаге выступала грязная вода. Ноги мои промокли. Жаровня с углями дает тепло, но от ткани парит и в палатке душно.

Вокруг палатки прорыта канавка, но она переполнилась и вода залила пол. Ткань палатки набухла от воды, и кое–где просачиваются капли и тяжело шлепаются вниз — мне на голову, на постель и на Грету, сидящую поджав ноги на походном кресле.