Мне было десять лет, когда зимой на льду озера мы со Сью и детьми наших слуг заигрались до самых сумерек — съезжая с горки на деревянных санках. Мороз крепчал… Азарт не давал нам ощутить холод, забравшийся под кожу рук через теплые перчатки, но когда я вернулся в тепло — я взвыл — зуд в покрасневших кистях, словно раздувшихся от мороза, был нестерпим. Я начал чесать ладони, но зуд стал еще сильнее. Я заплакал навзрыд, зажав кисти рук под мышки и раскачиваясь на скамье у камина. Мне казалось, что я сейчас умру от этой боли и от этого зуда! Я был невыносимо одинок и беспомощен… Испуганная Сью унеслась наверх и привела отца. Он встал передо мной на колено и, взяв мои руки у запястий, запустил зудящие мои кисти в свою густую шевелюру. От его волос шел пряный густой мускусный запах. Прикосновение волос отца, ощущение их тепла и шелковистости успокоили зуд, сквозь пелену слез я смотрел в золотистые глаза отца и улыбался….
Сандерс заворочался. Открыв глаза, я обнаружил, что лечение закончилось. Нога ловчего пришла в полный порядок. Оставался лишь запах гниющего мяса.
— Ани, проветри комнату! Воды мне — для рук!
Сандерс теперь просто спал. Легкая испарина на лбу, но дыханье ровное.
— Он сам пришел?
— Его нашли у каменной реки ваши егери — Кайл и Ирвин, государь, и сразу принесли ко мне… Благодарю вас, господин!
Ани упала на колени и попыталась поцеловать мои ноги.
Но я поднял ее, обхватив за плечи.
— Пусть отдыхает, как придет в себя, пришлите за мной…
Зарядил противный мелкий дождь. Я ехал в замок верхом и терялся в догадках. Еще весной Сандерс с десятком горцев из долины отправился к Драконьему зубу, чтобы спустившись в провал пройти дальше на север в горную страну и попытаться найти там хоть какие‑то следы Сью.
Сандерс вернулся к зиме и один. Что он пережил и что увидел?
На завтрак явились обе дамы. Бодрая, веселая Габриель и ледяная, молчаливая Доротея.
— Вам нездоровится, графиня?
— Благодарю вас, государь, все хорошо…
Ровный, бесцветный голос. Взгляд в блюдо.
Завтрак прошел в тишине. Габриель улыбалась, но не сделала ни единой попытки разрядить напряженную обстановку. Я подозвал Серрея и шепотом дал ему указания.
— Графиня, позвольте показать вам мой замок?
Доротея приоткрыла ротик, намереваясь видимо пожаловаться на нездоровье, но видимо вспомнила о том, что недавно произнесла, и закусила губу. Порывисто встав, она протянула мне руку с изгрызенными ногтями.
Насмешливый взгляд Габриель сопроводил нас до двери.
Мы спустились по лестнице, прошли по коридору. Я отворил дверь и пропустил Доротею вперед.
Она вошла и охнула.
Мы вошли в круглую комнату со сводчатым белым потолком. Свет, проникающий через четыре круглых отверстия в потолке заделанных разноцветным стеклом. Красный, желтый, синий и зеленый. Солнце не светит на улице, пасмурно, и потому цвета не яркие, а бледные, рассеянные…
Раньше здесь стояли деревянные скамьи и в центре большой деревянный чан для воды.
Теперь же стены зала выложены изразцами, а в центре комнаты круглый бассейн, шага в четыре диаметром, обложенный розоватым мрамором. Из двух медных труб через золотые краны в бассейн стекает вода, холодная и горячая, смешиваясь и пенясь. Я подошел и попробовал воду. Теплая — в самый раз! Перекрыл краны, повернув длинные блестящие ручки.
— Раздевайтесь, дорогая…
— Я… я… вовсе не грязная…
— Тебе надо расслабиться. Теплая вода не повредит ребенку…
Она смотрела на меня испуганными глазами.
— Зачем вы меня сюда привели? Голенькая Габриель вам бы больше была по нраву здесь!
— Может быть… но сегодня я выбрал тебя!
Я помог ей раздеться. Вернее, я раздел ее, а она мне не сопротивлялась. Расшнуровал платье, развязал завязки на рубашке и нижней юбке.
Она безвольно стояла передо мной, глядя в пол и опустив руки. Ее тело изменилось за те месяцы, что я провел на юге между Давингтоном и Хагерти.
Ее груди выросли по меньше мере раза в три. Тяжеловесные, с расплывшимися пятнами вокруг сосков.
Они соприкасались с округлым животом, на коже которого я с огорчением увидел полосы растяжек. Зад Доротеи отяжелел, и на ставших рыхлыми ягодицах стали видны мелкие ямки…
— Вы раздели меня, чтобы посмеяться над тем, какая я уродина стала?
Тихий дрожащий голос. Я нагнулся и увидел, что она кусает губы и слезы бегут по щекам.
Я опустился перед нею на колени и обнял за бедра.
— Ты напрасно злишься на меня! Малышке это не понравится!
Под кожей животика прокатился бугорок движения.
— Ты прекрасна — поверь! В тебе новая жизнь! Ты совершаешь великое волшебство — твое тело творит дитя — нового человека! Скоро ты станешь матерью и красота твоя вернется и умножится! Поверь!
— И я умру…
— Я не дам тебе умереть! Ты здесь со мной, и я буду рядом пока младенец не увидит свет.
— А потом? Что потом?
— Вы с малышкой всегда будете рядом со мной!
— Ты женат… Ты — король… Не лги мне… рядом ты не будешь…
Подхватив Доротею на руки, я отнес ее к бассейну и помог войти в воду по ступеням. Очутившись по шею в воде, она несмело улыбнулась. Впервые сегодня.
— Здесь и вправду приятно…
Раздевшись, я присоединился в моей подруге.
Мы сидели в воде рядом. Поверхность слегка парила и мерцала. Вода для бассейна грелась на кухне в специальном чане и по трубе текла сюда. В корнхоллском замке вода шла горячей из‑под земли. Жаль, что у меня нет в запасе королевского мага, чтобы выстроить мраморный зал с нескончаемыми струями подогретой воды! Но зато у меня есть магичка!
Словно услышав мои мысли, Доротея спросила:
— Габриель — колдунья?
— Она сильная магичка благодаря природному дару и своей девственности.
— Она — девственница?!
Удивление и радость смешались на лице Доротеи.
— Ты мне не лжешь, Грегори?
— Она девственница, и я с нею не сплю, клянусь честью!
— Но ты провел вчера ночь с нею!
— Мы работали в библиотеке, а спал я у себя и совсем один. Ты ревновала меня?
— Да…
Голова Доротеи легла на мое плечо.
— Но ты не любишь меня.
Она вздрогнула, но промолчала.
— Я убил Даниеля Харпера.
— Я знаю…
— Не весной, а две недели назад на берегу западного моря.
Она вздрогнула еще раз.
— Это не имеет значения больше…
Наклонившись, я поцеловал ее в пухлые губы, нежно и долго…
Моя ладонь коснулась тугого животика. Ребенок шевельнулся. Крохотуля уперлась чем‑то мне в ладонь и притихла. Я мысленно погладил ее по головке. Ощутил радость и довольство. Моя дочка тоже была рада нашей встрече…
За обедом я объявил дамам о том, что завтра уеду в Корнхолл и вернусь через неделю с малышами и музыкантами.
Габриель восприняла это явно с неудовольствием, а Доротея с нескрываемым облегчением.
Вечер я провел в библиотеке с Габриель, а после легкого ужина пришел к Доротее.
При свечах она занималась рукоделием вместе с камеристками. Увидев меня, графиня изменилась в лице. Девушки встали и поклонились мне.
— Ваше величество, вы зашли проститься перед дорогой?
— Я пришел согреть вашу постель, леди.
Девушки переглянулись и, подчиняясь жесту графини, вышли из комнаты. Я приблизился и предложил руку. Доротея улыбалась, глядя мне в глаза снизу вверх. Светло-голубое широкое платье по цвету было ей к лицу и скрадывало ее полноту.
— А если мне не нужно греть постель?
— Тогда с болью в сердце я покину вас, и мой путь будет печален и долог…
Она подала мне руку и встала с кресла. Мы пошли в спальню и там под перинкой любили друг друга нежно и неторопливо, словно пробуя редкостное блюдо.
Утром, попрощавшись с дамами /Доротея всплакнула/, я заехал в поселок у озера.
Увидев меня, Сандерс попытался встать, но я его остановил. Тогда Ани помогла мужу сесть на постели, опираясь спиной на подушку. Мой ловчий был слаб, как младенец.
Я сел на стул рядом с постелью.