— Дознаватель, я уже объяснял вам основы юриспруденции. «Эдем» — моя частная территория…

— Это не важно! — рявкнул Максим, теряя контроль. — Статус территории не освобождает вас от ответственности за действия, угрожающие национальной безопасности! Выброс такого масштаба мог дестабилизировать всё в регионе! Я требую ответа: какое оружие вы испытали?

Кассиан позволил себе легкий, усталый вздох, который взбесил Максима еще больше.

— Я обеспечивал безопасность своей частной территории от несанкционированного вторжения. Весьма успешно. Детали относятся к вопросам безопасности моего проекта и являются тайной.

— Хватит прятаться за юридическими формулировками!

Но тут Кассиан прервал его, и его взгляд стал холодным.

— Ваши детские игры в расследование меня утомили, дознаватель. Я пришел сюда решить проблему. Ваши люди мешают работе моих предприятий. Они задерживают поставки, устраивают досмотры. Это влияет на мои ресурсы, а значит — на мой покой. Я хочу, чтобы это прекратилось. Немедленно.

Максим замер, ошеломленный такой наглостью. Этот… паразит не просто уходил от ответа. Он, находясь под следствием, имел дерзость отдавать ему, представителю Закона, прямой приказ.

Внутри Максима все вскипело.

— Я не могу прекратить официальное расследование по вашему приказу, Воронов, — процедил он, и в его голосе прозвучало торжество. Он нащупал опору. — Государственная машина — это не мои «люди». Это Закон. Проверки, которые мы проводим, — это стандартная процедура при фиксации угрозы такого уровня. За мной стоит вся мощь Системы. И она не отступит.

Он ожидал реакции, но Кассиан лишь слегка наклонил голову, глядя на него, как на любопытное насекомое. Максима буквально вымораживало это спокойствие.

— Возможно, — продолжил Максим, пытаясь задеть его, — если бы вы были более открыты, Системе не пришлось бы так тщательно проверять ваши… поставки.

Между ними повисла тишина.

— Дознаватель, я настоятельно советую вам пересмотреть свои приоритеты, — голос Кассиана стал тише, но в нем зазвучала угроза такой силы, что у Максима по спине пробежал непроизвольный холодок.

Это была реакция организма на столкновение с аномальной, чужеродной силой. Но этот холод лишь разжег пламя в его душе.

Праведный гнев затопил его сознание. Как он смеет⁈ Так нагло и бесцеремонно угрожать не ему, Максиму Кардиеву, а представителю власти, воплощению Закона! Этот паразит, этот выскочка, возомнивший себя богом, посмел ставить себя выше Системы!

«Не смей недооценивать Систему, паразит!» — мысленно взревел Максим.

На лице Максима появилась мстительная, злая ухмылка. Он проиграл этот раунд, но у него остался последний козырь.

— Мои приоритеты определяет начальство, Воронов! — почти выплюнул он, упиваясь каждым словом. — И знаете что? Ваша проблема в том, что вы не понимаете, какую проблему создаете своим упрямством и нежеланием сотрудничать! Вы привыкли иметь дело с жалкими кланами или со мной, местным следователем, но это дело больше не в моей юрисдикции. Им заинтересовались в столице. Моё начальство только что передало его тому, чьи приказы я буду выполнять с огромным удовольствием! Вами займется сам Игорь Стрельников!

Максим был абсолютно в себе уверен, ведь человек, который должен был заняться делом, являлся настоящей легендой.

Воронов же в ответ… лишь бесстрастно смотрел на него. Смотрел словно на очередной насекомое. После чего… молча поднялся, давая понять, что аудиенция окончена.

Максим так и остался посреди комнаты, его лицо все еще было искажено мстительной ухмылкой.

Дверь в конференц-зал бесшумно открылась, и на пороге, словно вырос из тени, появился Глеб. Его холодный, тяжелый взгляд упал на Максима.

— Дознаватель, — голос Глеба был ровным и лишенным всяких эмоций, как у машины. — Вас проводят.

Максим ничем не выдал своего раздражения, хоть его и бесила эта ситуация. Но ничего, в глубине души он уже предвкушал, когда этот выскочка Воронов поплатится за все. Поэтому он молча проследовал за «сторожевым псом» Воронова.

Кассиан

Я вернулся в командный центр «Эдема». Алина, Глеб и Себастьян уже ждали меня.

— Переговоры прошли… ожидаемо, — сообщил я, садясь в свое кресло. — Собачка передала дело в столицу. Некоему Игорю Стрельникову.

Алина тут же начала вводить имя в поисковую систему. Глеб нахмурился, пытаясь вспомнить, слышал ли он его раньше.

Но реакции, которой я не ожидал, последовала от Себастьяна. Старый дворецкий, который с непроницаемым лицом встречал бандитов, псайкеров и элитных диверсантов, побледнел. Его руки, державшие поднос с чаем, едва заметно дрогнули.

Все посмотрели на него.

— Себастьян? — осторожно спросила Алина. — Вы его знаете?

Старик медленно поставил поднос. Он сглотнул, собираясь с мыслями, и когда он заговорил, его голос был тихим и полным глубокой, застарелой тревоги.

— Господин, — обратился он ко мне. — Это не просто следователь. В высших кругах старой аристократии у него есть прозвище — «Инквизитор».

Он сделал паузу.

— Говорят, он маг-эмпат высшего уровня, способный чувствовать ложь как физическую боль. Он никогда не использует грубую силу или угрозы, но он в одиночку, лишь с помощью допросов, разрушил несколько кланов средней руки, докопавшись до их самых грязных тайн и стравив их друг с другом. От него невозможно ничего скрыть. Если он взялся за дело… он не остановится, пока не докопается до самой сути.

Салон скоростного, бронированного правительственного автомобиля был оазисом стерильной тишины. За многослойными стеклами беззвучно проносился унылый пейзаж пригорода столицы, но внутри не было слышно ни шума двигателя, ни шелеста шин. Игорь Стрельников сидел в идеальной тишине, и этот контраст с хаосом, который он ехал расследовать, доставлял ему почти физическое удовольствие.

Он был мужчиной около сорока, подтянутым, одетым в безупречный, но неброский серый костюм, который не стеснял движений. Ничего лишнего: ни дорогих часов, ни фамильных перстней. Единственное, что привлекало внимание – это его глаза. Острые, внимательные, серого, как сталь, цвета, они, казалось, видели больше, чем положено, анализируя мир с холодным, отстраненным любопытством.

Эта отстраненность была броней, выкованной за десятилетия жизни с проклятием, которое ФСМБ научилось называть его главным талантом. С самого детства Игорь Стрельников слышал людей всем своим существом. Он чувствовал ложь других людей не просто как режущий диссонанс. Для него это было похоже на физическую боль. Каждый раз, когда ему врали, в его сознании вспыхивал красный, болезненный шум, похожий на крик. Ложь была грязным, вязким потоком, который обволакивал его, оставляя после себя ощущение липкости и холода.

Эмоциональные всплески, лицемерие, скрытая ненависть – всё это обрушивалось на него грязным, болезненным потоком, от которого нельзя было укрыться. Этот поток давил, душил, и Игорь научился возводить вокруг себя ментальную стену, чтобы не утонуть в этом хаосе. Ему было неважно, насколько правдива чья‑то история. Его интересовала только абсолютная, чистая, неоспоримая Истина, которая для него ощущалась как глоток холодного, кристально чистого воздуха, как идеальная тишина после оглушительного грохота. Именно в этой тишине он находил покой.

Это заставило его возненавидеть хаос и возвести в абсолют единственное, что приносило ему покой – чистую Истину.

В ФСМБ быстро поняли, что его проклятие – идеальное оружие. Там, где другие искали улики, он просто слушал «музыку» дела, находя лжецов по той боли, что они причиняли его разуму. Он стал Инквизитором не потому, что был жесток, а потому, что лишь в тишине разоблаченной лжи он мог обрести покой.