Но именно эта простота на фоне окружающей роскоши производила ошеломляющий эффект. Он выделялся как черная дыра среди ярких звезд.

Калев вошел в зал один, без эскорта, без охраны, и медленно пошел через весь Магистериум к центру. Его шаги отдавались звонким эхом в напряженной тишине зала. Каждый звук его подошв по мраморному полу казался громом среди мертвой тишины.

Он не смотрел на трибуны, заполненные его врагами. Не обращал внимания на сотни враждебных взглядов, которые буквально прожигали его фигуру. Не реагировал на шепот и возгласы удивления.

На его лице была лишь глубочайшая, почти оскорбительная скука. Выражение человека, которого заставили присутствовать на защите диссертации первокурсника, когда у него есть дела поважнее.

Патриарх Орлов наблюдал за этой неспешной прогулкой через зал, полный врагов, и чувствовал, как по спине бегут мурашки. Он видел многое за свою долгую жизнь – храбрость и трусость, уверенность и отчаяние, но такого хладнокровия, такого абсолютного безразличия к смертельной опасности он не встречал никогда.

Либо Калев был полным безумцем, потерявшим связь с реальностью, либо знал что‑то, чего не знали все остальные. И судя по его послужному списку, безумцем он точно не был.

В самом центре зала, в полу из полированного черного базальта, привезенного из древних каменоломен, был врезан огромный ритуальный круг диаметром почти в десять метров. Серебряные линии невероятно сложного узора переплетались с кристаллами размером с человеческую голову, создавая геометрию, которая болезненно воздействовала на глаза и разум.

Круг представлял собой функциональную магическую машину, построенную по принципам, забытым современными чародеями. Линии серебра были не нанесены, а буквально вплавлены в камень на молекулярном уровне, создавая проводящие каналы для энергий, о природе которых можно было только догадываться.

Смотреть на этот рисунок слишком долго было физически невозможно – он словно выворачивал пространство наизнанку, заставляя мозг пытаться обработать геометрию, которая не должна была существовать в трехмерном мире. У многих присутствующих начинали слезиться глаза, а некоторые отворачивались, чувствуя подступающую тошноту.

Кассиан спокойно шагнул в центр этого неестественного творения и замер, сложив руки за спиной. Его лицо не выражало ни малейшего дискомфорта от близости к древней магии. Он не произнес ни слова, не бросил ни единого взгляда на собравшихся, а просто стоял и ждал.

Несколько минут в зале царила абсолютная тишина. Затем из глубокой тени у алтаря, словно материализуясь из самой тьмы, вышел Главный Ритуалист Магистериума – Магистр Элиас.

Древний, высохший старик походил скорее на мумию, чем на живого человека. Его церемониальные одежды – расшитая золотыми нитями мантия темно‑синего цвета – висели на его иссохшем теле как на вешалке. Он двигался медленно, с трудом, опираясь на посох из черного дерева, увенчанный кристаллом размером с кулак.

Этот кристалл был не украшением, а фокусирующим элементом невероятной силы. Внутри него, словно застывшие молнии, сияли потоки энергии. Глаза Элиаса видели не одно столетие, его голос произносил заклинания еще до рождения дедушек большинства присутствующих.

Ритуалист остановился точно на краю магического круга – ни на шаг ближе, ни на шаг дальше. Он поднял посох над головой, и кристалл на его вершине мгновенно вспыхнул холодным светом.

– Силой Древнего Кодекса, написанного кровью основателей, – начал он на архаичном, гортанном языке старого Магиархата, каждое слово которого звучало как удар молота, – призываю Закон к суду над тем, чья истинная природа сокрыта ложью и обманом!

Язык был настолько древним, что мало кто в зале мог его понять, но смысл проникал в сознание напрямую, минуя разум. Слова несли в себе власть и силу, накопленную веками.

С каждым произнесенным словом руны на полу начинали медленно загораться, словно кто‑то зажигал фитили невидимых свечей. Сначала свет был тусклым, едва заметным, затем становился ярче и ярче, пока весь круг не засиял холодным серебряным пламенем, которое не давало тепла, но обжигало душу.

Воздух в зале начал меняться, становясь плотным и давящим. Присутствующие чувствовали, как атмосферное давление скачет, из‑за чего закладывало уши. Многие инстинктивно затаили дыхание, боясь нарушить нарастающее напряжение.

– Пусть древняя мудрость, заложенная в основание мира, отделит истину от лжи! – продолжал Элиас, и его дряхлый голос наполнялся силой, становился громче и увереннее. – Пусть проявится то, что есть по праву, и исчезнет навеки то, чего быть не должно!

Руны на стенах зала начали откликаться на призыв, зажигаясь одна за другой по всему периметру огромного помещения. Свет распространялся по древним символам как пожар по сухой траве, превращая мрачный зал в сияющий храм справедливости.

Этот свет был не просто ярким – он был словно живым. Будто само здание ожило и его каменное сердце начало биться после векового сна. Свет дышал, нарастал и убывал, создавая гипнотический ритм, который заставлял присутствующих покачиваться в такт.

Все в зале – от могущественных патриархов до гвардейцев – чувствовали пробуждение силы Закона. Это была не магия в обычном понимании, не заклинания, которые можно выучить в академии, а нечто более фундаментальное и страшное – неотвратимый механизм правосудия, вплетенный в саму ткань реальности основателями империи.

Казалось, сама основа мироздания откликалась на древний призыв, готовая вершить суд над тем, кто осмелился нарушить установленный порядок.

Патриарх Орлов сжал подлокотники своего кресла побелевшими от напряжения костяшками. Он чувствовал эту пробуждающуюся силу всем телом – кожей, которая покрылась мурашками, костями, которые ныли от неведомого давления, кровью, которая, казалось, замедлила свой бег.

Древние создатели ритуала определенно не шутили – это был инструмент абсолютной власти, способный разорвать любую иллюзию, разоблачить любую ложь, уничтожить любого самозванца. Против такой силы не устоит ни один обман, ни одна маскировка.

В центре всего этого нарастающего водоворота древней энергии стоял Калев Воронов – неподвижный как статуя, с тем же выражением глубочайшей скуки на лице. Серебряное пламя плясало вокруг его фигуры, но он не обращал на него внимания, словно стоял под обычным дождем. И никто из присутствующих не мог понять, о чем же он думал…

Игорь Стрельников стоял в первом ряду, наблюдая за кульминацией своей подготовки. Ритуальный круг сиял ослепительным серебряным светом, создавая вокруг Воронова столб чистой энергии, который тянулся от пола до сводчатого потолка зала. Древняя магия достигла своего пика.

Инквизитор сделал шаг вперед. Настал момент, ради которого он рисковал карьерой и репутацией. Его голос прозвучал в зале с железной уверенностью:

– Согласно статье седьмой Древнего Кодекса Магиархата, мы проводим ритуал «Вызов Истины» над Калевом Александровичем Вороновым, – объявил он, обращаясь не столько к присутствующим, сколько к самой магии зала. – Обвиняемый подозревается в сокрытии своей истинной природы, в обмане государственных органов и в действиях, несовместимых с человеческой сущностью.

Он сделал паузу, позволяя словам прозвучать в абсолютной тишине.

– Пусть древняя мудрость рассудит: является ли этот человек тем, за кого себя выдает, или перед нами стоит самозванец, чья природа враждебна человечеству.

Главный ритуалист Магистр Элиас завершил заклинание, подняв посох над головой и с силой ударив им о мраморный пол. Удар прозвучал как удар колокола размером со здание. Волна силы прокатилась по залу, заставив всех присутствующих затаить дыхание.

Стрельников ощутил эту волну всем телом – древняя сила была реальной. Его план достиг точки невозврата.