Второе – продать активы. Быстро, пока они ещё что‑то стоят: завод, склады, контракты – сбагрить всё одним пакетом. Кому? Да Воронову, через его дражайшего финансового директора – Костю Лебедева. Костя заглотит, никуда не денется!

Третье – свалить. Уехать в другой регион. Может, вообще в другую страну и переждать – залечь на дно.

Планшет на столе завибрировал, прервав его мысли.

Чернов посмотрел на экран. Входящий вызов – Соколов.

Он усмехнулся, взял планшет в руку, посмотрел на имя вызывающего абонента. Потом положил планшет обратно на стол, не отвечая.

Планшет продолжал вибрировать ещё несколько секунд, потом затих.

– Соколов, – прошептал Чернов, глядя на экран. – Тупая свинья. Думал, что сможешь играть в большую игру? Вложить денежку и сидеть в сторонке, пока я делаю грязную работу?

Он налил себе ещё виски, выпил.

– А теперь звонишь и плачешься. Требуешь компенсаций? Да пошёл ты в одно место, Соколов.

Планшет снова завибировал – Лисицына.

Чернов даже не взял его в руки. Просто смотрел, как имя мигает на экране.

– Лисицына – истеричка с жемчугом на шее. Привыкла, что у тебя всегда всё гладко, а теперь потеряла «всё» и рыдаешь в трубку.

Он усмехнулся.

– Да у тебя три дома осталось, сука. Ты ещё год сможешь жить на те деньги, что у тебя есть.

Планшет затих. Чернов потянулся, отключил звук. Положил планшет экраном вниз.

– Вы все одинаковые, – сказал он в пустоту. – Соколов, Лисицына, Тихонов. Вы думали, что это будет легко. Что я сделаю всю грязную работу, а вы просто вложите денежку и заработаете. Никакого риска и ответственности.

Он встал, начал медленно ходить по кабинету.

– А теперь, когда всё пошло не так, вы звоните мне. Орёте, обвиняете и требуете компенсаций. Как будто это я виноват!

Он остановился у окна, раздвинул тяжёлую штору. За стеклом – завод «Деус». Труба дымит, выбрасывая чёрный дым в серое небо, но даже отсюда он видел признаки краха. Половина цехов не работает, на складах – пожары от саботажа, а грузовики стоят пустые.

– Это вы меня подвели, – прошептал он. – Вы струсили и сдались при первом же ударе. Не я, а вы.

Он развернулся, вернулся к столу, сел.

Они не важны. Отработанный материал. Я их использовал, они меня использовали. Теперь каждый сам за себя.

Планшет завибрировал снова. Чернов перевернул его, посмотрел на экран.

«Бык».

Он нахмурился. «Бык» – это не те истерички из кланов. «Бык» звонит только по делу.

Чернов взял планшет, принял вызов.

На экране появилось лицо главы его наёмников. «Бык» выглядел плохо – лицо серое, под глазами тёмные круги, глаза красные и воспалённые. Обычно он держался как скала. Сейчас он выглядел как человек на грани срыва.

– Чернов, – сказал «Бык», и в голосе не было ни приветствия, ни почтения. Только усталость. – Мне нужны деньги. Когда будет оплата?

Чернов откинулся на спинку кресла, скрестил руки на груди.

– Объяснись.

«Бык» провёл рукой по лицу, выдохнул.

– Половина третьей смены не вышла на пост сегодня утром, четверть второй тоже – парни разваливаются. Им снятся кошмары, они не спят по трое суток, не могут держать оружие. Кто‑то просто бросил автомат и ушёл – без объяснений. А кто‑то сидит в углу и тупо смотрит в стену.

Чернов слушал молча.

– В городе творится хрен пойми что! – продолжал «Бык». – Граффити на каждой стене – «Святой» и «Чернов – убийца». Люди в открытую уже нам угрожают, и если я не удержу контроль – нас разорвут. Но без денег парни не останутся, им нужна зарплата. Сейчас же! Не когда‑нибудь, а именно сейчас!

Чернов молчал несколько секунд, глядя на «Быка» холодными глазами.

– Сколько?

– Двести тысяч кредитов, – ответил «Бык» сразу. – Минимум. Чтобы удержать хотя бы треть. Остальные и так уже на грани ухода.

Чернов кивнул медленно.

– Хорошо. Получишь завтра утром.

«Бык» нахмурился.

– Завтра? Мне нужно сегодня – вечером. Иначе к утру у меня не останется людей.

– Завтра, – повторил Чернов ровно, жёстко. – Счета заблокированы и я вывожу наличные через другие каналы. Это требует времени, но завтра утром деньги будут.

«Бык» сжал челюсти, и Чернов видел, как в его глазах мелькает сомнение, но выбора не было.

– Ладно, – сказал «Бык» наконец. – Завтра утром. Если завтра денег не будет – я сваливаю и парни тоже. Это последнее слово!

– Будут, – сказал Чернов.

Он отключил связь, поставил планшет на стол.

Чернов посмотрел на дорожную сумку с деньгами – триста тысяч кредитов. Всё, что у него осталось.

Двести тысяч он просит. Если отдам – у меня останется сто. Этого не хватит, чтобы начать заново.

Он усмехнулся.

– Конечно, завтра денег не будет. Потому что завтра я уже буду далеко отсюда.

Он встал, начал снова ходить по кабинету. Руки дрожали – не от страха, а от ярости.

– «Бык» – тупой солдафон. Не может контролировать своих людей. «Парни не держатся», «им снятся кошмары», видите ли! Профессионалы, блядь! Наёмники! Те, кому я плачу, чтобы они держали порядок! И они боятся снов⁈

Он ударил кулаком по столу, и стакан с виски подпрыгнул.

– Слабаки! Все вы – слабаки и нытики!

Он остановился у окна, смотрел на город. Котовск разваливался на глазах. «Святой», этот гребаный призрак в капюшоне и с котором, который превратил его наёмников в сломленных зомби.

Ну что же, эта битва проиграна. Это очевидно.

Но внутри, под яростью и разочарованием, жила другая мысль.

Но война не закончена.

Чернов вернулся к компьютеру, открыл защищённый канал связи. Набрал сообщение куратору:

«Ситуация критическая. Требуется эвакуация и поддержка. Готов к переезду в течение 24 часов.»

Отправил. Ответ пришёл через минуту:

«Принято. Ожидайте инструкций. Эвакуация будет организована.»

Чернов выдохнул, откинулся на спинку кресла.

Консорциум.

Он закрыл глаза, и в голове всплыли воспоминания. Три года назад у него была интересная встреча в нейтральной зоне. Люди в дорогих костюмах, без имён, без лиц, но при деньгах, связах и серьезной поддержке. Они курировали его проект с самого начала: вкладывали ресурсы, давали контакты и помогали обходить законы.

Консорциум – это не какие‑то местечковые бизнесмены вроде Соколова и Лисицыной. Это мировой синдикат. У них ресурсы в десятках стран, связи на самом верху и практически неограниченные возможности. И главное – они не бросают «своих». Тех, кто «повязан» с ними. А я повязан, и очень даже.

Они помогут мне выбраться отсюда. Не зря же мы сотрудничали уже около трёх лет.

Он открыл глаза, посмотрел на экран.

А потом… потом я вернусь. Но в другом качестве, с другими средствами, и Воронов пожалеет обо всём!

Чернов открыл ящик стола, достал защищённый телефон. Старый аппарат без интернета, без GPS.

Он посмотрел на телефон долго, обдумывая следующий шаг. Придется разыграть небольшой спектакль.

После набрал номер и поднёс телефон к уху.

– Пусть Воронов возьмёт этот город, – прошептал он, слушая гудки. – Пусть возьмёт и подавиться! Пусть думает, что выиграл.

Гудки.

– А я заберу деньги. Продам ему всё, что осталось, сбагрю ему эти проблемы, и исчезну отсюда. Исчезну, чтобы однажды…

Щелчок.

В трубке раздался такой знакомый и ненавистный голос Кости Лебедева:

– Слушаю.

«… однажды врнуться и заставить их обоих пожалеть обо всём!»

Офис Константина Лебедева. Столица. Поздний вечер.

Константин Лебедев сидел в своём кресле у панорамного окна, из которого открывался вид на ночной город, и смотрел на голографический стол перед собой.

Графики. Десятки графиков, парящих в воздухе светящимися линиями.