Он повернулся к аквариуму:

– Этот семнадцатилетний мальчик понял то, чего не понимают ваши «эксперты» с университетскими дипломами. Он понял, что истинная красота – в гармонии, а не в пышности. В функциональности, а не в декоративности.

– Но это же некрасиво! – крикнула чья‑то жена из толпы.

Кассиан посмотрел на нее с выражением, которое заставило женщину покраснеть и отступить:

– Красота без цели – это смерть, а жизнь, которая поддерживает саму себя, прекрасна по определению.

А сам Леня стоял рядом со своим аквариумом и плакал. Слезы текли по его худому лицу, но это были слезы счастья, а не горя. Впервые в жизни кто‑то увидел в его работе не чудачество, а что‑то ценное.

– Леонид Сергеевич, – обратился к нему Воронов, глядя на табличку с именем подростка, – завтра в десять утра приезжайте в «Эдем» со всей документацией по проекту. Мой помощник встретит вас у ворот.

Мальчик кивнул, не в силах произнести ни слова от переполнявших его эмоций.

Кассиан окинул взглядом растерянную толпу, словно оценивая степень их непонимания, и направился к выходу. Глеб молча последовал за ним, прокладывая путь через толпу зевак.

– Господин Воронов! – крикнул мэр ему вслед. – А церемония награждения? Фотографии? Интервью?

Елена Змеева стояла среди толпы растерянных зрителей, и ее красивое лицо медленно превращалось в ледяную маску.

«Варвар! Глупец!»  – мысленно шипела она. «Самозванец! Как он смеет… Как он смеет меня игнорировать⁈»

Унижение жгло хуже кислоты. Она, Елена Змеева, глава одного из древнейших кланов империи, коллекционер совершенства, знаток искусства – была публично проигнорирована ради какого‑то сопляка с его самоделкой!

«Что он вообще нашел в этом… хламе?»  – пыталась она понять. «Мхи? Грибы? Какой‑то убогий росток? Это же не искусство! Это даже не садоводство!»

Но чем больше она злилась, тем сильнее в ее сознание въедались его слова: «Вы смотрите, но не видите». «Смерть в красивой обертке».

«Что он имел в виду? В чем я не права?»

Эти вопросы терзали ее с каждой секундой все сильнее. Елена Змеева привыкла всегда быть правой, всегда понимать больше других. А тут она оказалась… слепой?

Она видела, как Воронов что‑то говорит своему телохранителю, указывая на счастливого мальчика. Видела, как тот кивает и направляется к подростку. Понимала, что сейчас этого Леню заберут с собой, дадут ему возможности, о которых он не мог и мечтать.

А ей отказали даже в возможности договорить свое предложение.

«Немыслимо! Это просто немыслимо!»

Елена развернулась и направилась к выходу, сохраняя внешнее спокойствие, но внутри нее бушевал ураган ярости и… чего‑то еще. Чего‑то, что она не могла пока определить.

Любопытства? Нет, больше. Одержимости.

«Я узнаю твой секрет, Калев Воронов,»  – поклялась она себе, выходя из павильона. «Я пойму, что ты увидел в этом хламе. И тогда… тогда мы продолжим нашу игру.»

Охота на Калева Воронова только что стала для нее очень, очень личным делом.

Игорь Стрельников шел по длинным коридорам штаб‑квартиры ФСМБ, и каждый его шаг эхом отдавался от мраморных стен. Двадцать лет он считал это место своим домом. Двадцать лет он служил идее Порядка, превратив свой болезненный дар в оружие против хаоса.

Он помнил тот день, когда впервые переступил этот порог – молодой идеалист, готовый отдать жизнь за стабильность империи. Тогда его способность чувствовать ложь была проклятием, причиняющим физическую боль. Здесь же она стала благословением – инструментом поиска истины.

«Калев Воронов,»  – размышлял он, поднимаясь по ступеням к кабинету генерала. «Ты – фундаментальная Ложь. Аномалия, разрушающая саму ткань реальности. Мой долг – устранить тебя из нашего мира.»

Провал «Вызова Истины» не сломил его. Напротив – неделя в архивах принесла новые открытия. Древние тексты о «переписчиках реальности», забытые теории о существах, способных изменять законы причинности. Манускрипты, которые большинство сотрудников считали мистическими бреднями, обретали новый смысл в свете происходящего. У него уже был набросок нового плана, более тонкого и изощренного.

Стрельников остановился перед массивными дубовыми дверями с золотой табличкой «Генерал В. И. Тарханов» и постучал.

– Входите, – раздался знакомый хриплый голос.

Кабинет генерала Валерия Ивановича Тарханова был воплощением дурного вкуса и показной роскоши. Золоченая мебель в стиле ампир, портреты императоров в тяжелых рамах, персидские ковры стоимостью в годовой бюджет небольшого города. Стены украшали трофеи с подавленных восстаний и карты завоеванных территорий. За массивным столом из карельской березы сидел сам хозяин в парадном мундире, увешанном орденами за операции, о которых общественность никогда не узнает.

Тарханов не поднял головы. Перед ним светился голографический экран с биржевыми сводками, и цифры на нем были преимущественно красными. Его жирные пальцы нервно барабанили по столешнице.

– Стрельников, – произнес генерал, не отрываясь от графиков. – Подождите. Изучаю последствия вашей… деятельности.

Игорь стоял по стойке смирно, чувствуя, как напряжение нарастает в воздухе. На экране мелькали сводки новостей и аналитические отчеты: «Акции оборонных предприятий упали на 15 %», «Массовые отставки в правительстве», «Три региональных губернатора объявили о смене политического курса», «Банковский сектор в панике», «Валютный рынок лихорадит».

Тарханов пролистывал документы, и с каждой страницей его лицо становилось все мрачнее. Отчеты о падении рейтингов доверия к власти, сводки о росте популярности «независимых политических сил», анализ настроений в армии и спецслужбах.

– Интересная картина, – пробормотал Тарханов, наконец отложив планшет. – Знаете, что это такое, дознаватель?

– Временные колебания, генерал, – осторожно ответил Стрельников. – После любого крупного политического события всегда наблюдается период турбулентности. Рынки стабилизируются, когда…

– Это хаос, – резко перебил его Тарханов, наконец подняв глаза. – Полный, абсолютный хаос. Который империя не видела со времен Великого Кризиса.

Генерал встал и подошел к окну, за которым простирался центр столицы:

– Видите эти здания, Стрельников? Каждое из них – символ порядка. Каждая улица – результат столетий планомерного строительства. Но теперь все это трещит по швам.

Он повернулся, и в его маленьких глазках плясали злые огоньки:

– За неделю после вашего «Вызова» мы потеряли контроль над тремя ключевыми регионами. Десять крупнейших олигархов перевели активы в офшоры. Половина генералитета запросила аудиенции у императора – они хотят знать, как теперь быть.

Стрельников почувствовал, как пересыхает во рту:

– Генерал, это все поправимо. Если дать мне время разработать новую стратегию…

– Время? – зло рассмеялся Тарханов. – У нас нет времени! Каждый день промедления стоит нам миллиардов денег и десятков важных сторонников!

Генерал выключил голограмму, вернулся и откинулся в своем массивном кресле из натуральной кожи. Его маленькие глазки‑бусинки изучали Стрельникова с холодным расчетом хищника, оценивающего добычу.

– Неделю назад, дознаватель, я отстранил вас от дел в знак уважения к вашим прошлым заслугам, – начал он медленно, смакуя каждое слово. – Дал время на размышления, пока мы оценивали масштабы ущерба от вашей… инициативы.

– Генерал, если позволите, я хотел бы представить новые данные…

– Молчать! – рявкнул Тарханов, и его лицо мгновенно налилось кровью. – Говорить буду я! Оценка завершена, и результаты превзошли самые мрачные прогнозы.

Он встал и начал ходить по кабинету, как разъяренный медведь в клетке:

– Ваша «тонкая игра» привела к катастрофе национального масштаба. Вы превратили потенциальную угрозу в народного героя! Наших союзников из кланов – в посмешище! Правительство балансирует на грани полномасштабного кризиса!