Тарханов остановился у стеллажа с наградами и ударил кулаком по полке:
– Знаете, что мне сегодня сказал министр внутренних дел? Что в трех регионах местные власти открыто игнорируют распоряжения центра! А министр обороны докладывает о «нестандартных настроениях» среди офицерского состава!
Стрельников почувствовал, как земля уходит из‑под ног:
– Генерал, вы не понимаете всей картины. Калев Воронов – это не обычный человек. Мои исследования в архивах показывают паттерны, которые…
– Ваши исследования показывают только одно – полный, сокрушительный провал! – жестко прервал его Тарханов. – Двадцать лет безупречной службы перечеркнуты одной грандиозной ошибкой!
Генерал вернулся за стол и достал из ящика красную папку с грифом «Совершенно секретно»:
– Ваше расследование официально признано несостоятельным по решению Верховного совета безопасности. Вы уволены с лишением всех званий и привилегий. Окончательно и бесповоротно.
– Что? – Стрельников не мог поверить услышанному. Комната поплыла перед глазами. – Генерал, двадцать лет безупречной службы… моя репутация…
– Двадцать лет, которые закончились грандиозным фиаско, – холодно констатировал Тарханов, перелистывая документы. – Решение принято на самом высоком уровне после консультаций с императорской канцелярией. Обжалованию не подлежит.
Игорь попытался собраться с мыслями, чувствуя, как рушится вся его жизнь:
– Генерал, прошу вас, выслушайте меня! Вы не понимаете природы угрозы! Он не человек в привычном смысле этого слова! Он переписывает реальность на квантовом уровне! Обычные методы против него не просто бессильны – они контрпродуктивны!
Он сделал шаг вперед, умоляюще протягивая руки:
– Нужен тонкий подход, долгое изучение, понимание механизмов его способностей…
– Меня не интересуют ваши метафизические бредни! – взорвался Тарханов, ударив кулаком по столу так, что задрожали стеклянные сувениры. – Меня интересует результат! Конкретный, измеримый результат! А результат – это потеря контроля над ситуацией! Система не терпит потери контроля!
Глаза генерала горели фанатичным огнем:
– Вы знаете, сколько звонков я сегодня получил? Сколько «обеспокоенных вопросов» от людей, которые раньше не смели даже заикаться о политике? Они все спрашивают одно: «А что, если этот Воронов прав? А что, если система действительно прогнила?»
– Но если мы просто попытаемся его физически уничтожить, это только…
– Именно это мы и сделаем! – зловеще усмехнулся генерал, откидываясь в кресле. – Вы играли в шахматы, дознаватель. Придумывали хитроумные многоходовые комбинации. Изучали психологические профили. Искали слабые места.
Он наклонился вперед, и его голос стал почти шепотом:
– Пора доставать кувалду. Иногда самое элегантное решение – самое простое.
Стрельников почувствовал приступ тошноты. Его дар кричал от лжи, которой была пропитана каждая фраза генерала. Тарханов не видел в Калеве угрозу Порядку – он видел угрозу собственной карьере и личной власти. Все его слова о системе и контроле были лишь прикрытием для примитивной мести.
– Генерал, я умоляю вас пересмотреть решение! – в отчаянии воскликнул Игорь. – Дайте мне хотя бы время объяснить…
– Решение окончательное, – отрезал Тарханов и потянулся к коммуникатору. – Обсуждению не подлежит.
Он нажал кнопку вызова:
– Охрана! Немедленно проводите господина Стрельникова к выходу. И проследите, чтобы он сдал все служебные документы и пропуска.
– Не нужно охрану, – тихо сказал Игорь, и в его голосе прозвучало такое достоинство, что Тарханов невольно замолчал. – Я сам дойду.
Он медленно расстегнул пиджак и достал удостоверение – красную кожаную книжицу с золотым тиснением, которая двадцать лет была его пропуском в мир власти и секретов. Документ, ради которого он когда‑то отказался от семьи, от нормальной жизни, от всего, что делает человека человеком. Рядом с удостоверением лежал серебряный жетон с гербом ведомства – двуглавый орел, сжимающий в когтях весы правосудия.
– Мое удостоверение и знак, – сказал он, аккуратно кладя их на полированную поверхность стола.
Тарханов даже не взглянул на документы. Они, очевидно, больше не представляли для него интереса – просто бумажки уволенного сотрудника. Он уже активировал секретный канал связи, набирая код особой важности на защищенном коммуникаторе.
– Да, это генерал Тарханов, – говорил он в микрофон, полностью игнорируя присутствие Стрельникова. – Дело «Воронов» переходит под мой личный контроль. Прежний куратор уволен по результатам служебного расследования.
Пауза. Видимо, на том конце линии задавали вопросы.
– Нет, никаких тонкостей. Готовьте полные досье на все наши спецподразделения. Мне нужны лучшие из лучших. Люди, которые не задают лишних вопросов.
Игорь молча направился к двери, чувствуя, как в груди нарастает смесь гнева и отчаяния. На пороге он остановился и обернулся:
– Генерал, последний вопрос. Вы действительно считаете, что грубая сила сработает там, где не сработала тонкость?
Тарханов оторвался от переговоров, прикрыв микрофон ладонью:
– Дознаватель… бывший дознаватель, я считаю, что ваши «тонкие» методы привели к национальной катастрофе. Знаете, гвоздь нужно забивать молотком, а не пытаться его уговорить словами.
– Понятно, – кивнул Стрельников, и в его глазах мелькнула жалость. – Удачи вам, генерал. Она вам очень понадобится.
– Что вы имеете в виду? – нахмурился Тарханов.
– То, что вы создаете врага, с которым не сможете справиться, – спокойно ответил Игорь. – Но вы этого не поймете, пока не станет слишком поздно. Прощайте.
Он вышел из кабинета и медленно пошел по длинному коридору. Каждый шаг отдавался в душе острой болью – это место больше не было его домом. Мимо проходили коллеги, некоторые кивали в знак приветствия, не зная о произошедшей катастрофе. К завтрашнему утру вся штаб‑квартира будет гудеть от слухов.
Молодой аналитик из его отдела, Михаил, поравнялся с ним у лифта:
– Игорь Викторович, как дела с делом Воронова? Слышал, Тарханов лично взялся…
– Больше не мое дело, Миша, – устало ответил Стрельников. – Больше вообще не мое дело.
Парень непонимающе моргнул, но лифт уже приехал, и Игорь вошел внутрь.
«Полная чушь,» – думал он, спускаясь на первый этаж. «У них ничего не получится. Их прямолинейные методы лишь усилят Воронова. Сделают его еще более могущественным и опасным.»
У проходной его остановил дежурный офицер – седой полковник, который знал всех сотрудников в лицо:
– Господин Стрельников, ваш пропуск, пожалуйста.
Игорь молча достал из кармана пластиковую карточку с магнитной полосой – последнюю физическую связь с прошлой жизнью. Двадцать лет он проносил ее через эти турникеты.
– Удачи, – тихо сказал охранник, принимая пропуск. – Вы были хорошим начальником. Справедливым.
– Спасибо, Василий Петрович, – ответил Игорь. Тот даже моргнул, немного шокированный, что он помнит имя простого охранника. – Берегите себя.
Автоматические двери раздвинулись, и Игорь Стрельников шагнул на улицу.
Серый день встретил его моросящим дождем и пронизывающим ветром. Он стоял на гранитных ступенях здания, в котором провел лучшие годы жизни.
Прохожие спешили мимо, укрываясь под зонтами, торопясь по своим делам. Никто из них не знал, что рядом стоит человек, который еще час назад был одним из самых влиятельных следователей империи, а теперь стал никем.
' Ну что же, игра переходит от шахмат к удару кувалдой,« – размышлял он, поднимая воротник плаща. 'И я досмотрю ее до конца, хотя уже знаю, чем она закончится.»
Он представил себе, что будет дальше. Тарханов пошлет против Воронова элитные спецподразделения или еще что‑то придумает, но обязательно ударит так или иначе. И все это разобьется о человека, который существует по законам, недоступным их пониманию. Поражение будет не просто сокрушительным – оно окончательно разрушит систему, которую Игорь всю жизнь пытался защитить.
