Мощный поток чистой магии Истины обрушился на Воронова, намереваясь проникнуть в самую суть его существа, вскрыть все тайны, разоблачить любую ложь. Сила древнего заклинания была абсолютной – инквизитор знал это из текстов, которые изучал. Перед ней не устоит ни одна иллюзия, ни одно колдовство.

Но вместо ожидаемого результата – проявления темной ауры, демонической формы или хотя бы признаков отчаянного сопротивления – произошло нечто совершенно иное.

Магия ритуала, столкнувшись с природой Воронова, словно «зависла». Стрельников не мог ничего понять, и это было самое странное, что он видел в своей жизни.

«Что происходит?»  – первая тревожная мысль пронзила разум инквизитора.

Серебряное сияние вокруг фигуры Воронова начало мерцать, словно старая лампа с плохими контактами. Ритуальные кристаллы, встроенные в пол и стены, заметались в хаотических вспышках, их свет стал нестабильным, меняясь с привычного серебряного на тревожно‑алый.

Стрельников почувствовал, как его уверенность дает первые трещины. Он изучал этот ритуал, видел его в действии, консультировался с лучшим экспертом. Древняя магия должна была работать по простому принципу: либо подтвердить человеческую природу субъекта чистым золотистым светом, либо разоблачить обман вспышкой темной энергии.

Но сейчас она вела себя как сломанный механизм.

«Это не входило ни в один из сценариев,»  – осознал инквизитор с растущей тревогой.

Элиас, стоявший у края ритуального круга, смотрел на происходящее с выражением нарастающей паники на своем лице. За три века служения он никогда не видел такой реакции ритуала. Его руки дрожали на посохе, голос прерывался, когда он попытался произнести стабилизирующее заклинание.

– Невозможно, – прошептал старый ритуалист. – Магия не может… не понимаю…

По залу прокатился тревожный шепот. Патриархи кланов переглядывались с недоумением. Присутствующие видели, что все пошло не так, но не понимали что именно. Ловушка, которая должна была захлопнуться с неотвратимостью судьбы, давала сбой.

– Что происходит с ритуалом? – прошептал кто‑то из зрителей.

– Почему свет такой странный? – добавил другой голос.

Стрельников сжал кулаки, чувствуя, как рушится его идеально выстроенный план. Магия металась, словно ослепленное животное. А ведь именно на её абсолютности он строил всю свою стратегию.

«Воронов что‑то делает,»  – понял инквизитор. – «Но что? Как он может влиять на силу, которая старше самой империи?»

А в центре всего этого нарастающего хаоса стоял сам Воронов – спокойный, невозмутимый, с тем же выражением легкой скуки на лице, словно все происходящее его не касалось. Он не выглядел как человек, борющийся за жизнь против древней магии. Скорее как наблюдатель, который ждет, когда закончится скучный спектакль.

И это пугало Стрельникова больше всего.

Кассиан

Я стоял в центре столпа мерцающего, нестабильного света, чувствуя, как «древняя» магия, по меркам этого отсталого мира, металась вокруг моей сущности. Примитивное заклинание пыталось найти что‑то знакомое, что‑то, что можно было бы классифицировать согласно его ограниченным алгоритмам. Но не найдя этого, оно начало сбоить, столкнувшись с чем‑то, что выходило за рамки его примитивных алгоритмов.

Забавно наблюдать, как творения псевдо‑древних магов – те самые силы, которые казались им недосягаемыми и непонятными – отказывались работать. Магия продолжала свои отчаянные попытки «прочитать» мою природу, но для неё я был загадкой без ответа.

Я мог бы просто заблокировать ритуал, оттолкнуть его силу одним усилием воли и остаться загадкой. С моим нынешним уровнем мощи это не составило бы труда, но такое решение будет недальновидным. Простое сопротивление оставило бы вопросы без ответов, а вопросы, как я знал по опыту, рано или поздно приводят к новым попыткам разоблачения.

«Примитивная концептуальная магия,»  – размышлял я, ощущая грубые попытки ритуала «сканировать» мою сущность. – «Несколько месяцев назад, с одним процентом доступной мне силы, пришлось бы потратить значительно сил, чтобы просто скрыть свою истинную природу. Но сейчас…»

После недавнего ритуала мой энергетический резерв превысил три процента. Казалось бы, незначительное увеличение – всего два процента, но в реальности это означало кардинальное расширение возможностей. Разница между одним и тремя процентами была качественным скачком.

С одним процентом я мог лишь выживать, приспосабливаться, маскироваться. Но с тремя – я могу активно формировать реальность вокруг себя.

«Теперь я могу переписать сам сценарий этого жалкого спектакля.»

Поэтому я позволил потоку древней энергии войти в контакт с моим сознанием, открыл себя для его исследования. Магия ринулась вперед, как голодный зверь, учуявший добычу.

Но когда она попыталась проникнуть глубже, я мягко, почти ласково взял под контроль её проекционный аспект. Это было подобно тому, как опытный всадник берет управление испуганной лошадью – не ломая её волю, не причиняя боли, но неумолимо направляя туда, куда нужно.

Ритуал всё ещё искал «истину», всё ещё выполнял свою священную функцию поиска обмана, но теперь именно я определял, какую истину он найдет и как её интерпретирует.

В итоге, вместо того чтобы показать свою подлинную суть существа, чья природа разрушила бы разум любого наблюдателя – я начал транслировать через неё тщательно срежиссированную версию событий.

Историю, которую они смогут понять и захотят принять. Историю, которая задаст мои правила игры.

Свет вокруг меня стабилизировался, но изменился. Из хаотичного, тревожного мерцания он превратился в ровное, уверенное сияние. Ритуал больше не метался в поисках ответа – он его получил.

И теперь этот ответ, созданный мной, но освященный древней магией как непреложная истина, предстояло увидеть всем присутствующим.

Свет вокруг меня достиг нового качества – он внезапно стал всепроникающим, захватывающим сознание. Весь зал погрузился в коллективную визию, которую я транслировал через подчиненный мне ритуал.

Реальность Магистериума растворилась. Все присутствующие – от патриархов кланов до простых слуг – увидели одну и ту же картину.

Арена дуэли. Тот самый день, который стал началом моей легенды.

Но теперь они видели не ту версию событий, которая сохранилась в свидетельствах и записях. Они видели историю, созданную мной специально для этого момента.

Перед ними предстал молодой, слабый Калев Воронов – последний отпрыск угасающего рода, стоящий на грани полного поражения. Его лицо искажено страхом и отчаянием, руки дрожат от ужаса перед неминуемой смертью. Огненный грифон устремляется на него, готовый испепелить жалкого противника.

Ритуал показывал его истинную, первоначальную слабость с полной откровенностью. Каждый в зале мог почувствовать его страх, его беспомощность перед лицом превосходящей силы.

Но в тот момент, когда смерть была неизбежна, произошло нечто невероятное.

Внутри юноши, что должен был встретить свой конец, словно в ответ на смертельную угрозу, взорвалась спящая сила. Древняя, могущественная энергия рода Вороновых, дремавшая в его крови поколениями, внезапно пробудилась.

Визия показывала это как «благословение предков» – откровение, которое открыло его истинный, доселе скрытый талант. Слабый юноша преобразился на глазах у изумленной публики. Его аура кардинально изменилась.

Ритуал, направляемый мной, давал всем присутствующим не просто картинку, а концептуальное понимание происходящего. Они видели сложную структуру заклинания – переплетенные векторы энергии, направленные на уничтожение противника.

И в тоже время пробудившийся Калев, который не ставил защитных щитов и не создавал контрзаклинаний. Он просто поднял руку, и его пальцы совершили одно движение.