И дело Калева Воронова было самой оглушительной какофонией, с которой он когда‑либо сталкивался.

Его молодой помощник, идеально выбритый и одетый в такую же строгую форму, сидел напротив и молчал. Он знал: когда Инквизитор работает с документами, его лучше не отвлекать.

В голове Стрельникова эхом отдавался приказ его прямого начальника, брошенный на прощание: «Разберись эффективно. Так, как ты умеешь».

Перед ним в воздухе висело голографическое досье. «Объект: Калев Воронов». Он методично, страницу за страницей, пролистывал отчеты, составленные местным отделом ФСМБ. Даже не отчеты, а коллекцию сказок, написанную дрожащей рукой.

Стрельников с почти брезгливым презрением читал эмоциональные выводы дознавателя Максима Кардиева. Фразы вроде «немыслимая сила», «ментальное уничтожение», «абсолютный ужас» он мысленно помечал одним емким словом: «истерика». В отличии от Кардиева, он видел перед собой не портрет хаотичного монстра, а четкую, последовательную, пусть и абсолютно безжалостную, логику. Каждое действие Воронова, от дуэли до публичного унижения чиновника было лишь сверхэффективной реакцией на внешнюю провокацию. Его главная цель – не власть, не деньги, не месть, а устранение помех и эта информация интересовала Игоря гораздо больше, чем глупые сказки об ужасе с горы.

Он жестом смахнул отчеты Максима, заменив их на следующую вкладку. Сухие данные. Факты. Экономические сводки региона за последние несколько месяцев, показывающие аномальный, почти вертикальный рост. Спутниковые снимки поместья, где на месте дикого леса за недели вырастали стены цитадели. И, наконец, подробный химический и магический анализ тех самых «чудо‑овощей».

Его помощник, предугадывая желание, молча протянул ему герметичный контейнер. Стрельников открыл его. Внутри, на бархатной подложке, лежала морковь. Идеально ровная, неестественно яркого, насыщенного оранжевого цвета. От нее исходило едва заметное, теплое свечение.

«Истерика Кардиева не имеет смысла, – подумал Стрельников, разглядывая аномальный корнеплод. – Но факты никуда не денешь. Экономическая аномалия – реальна. Биологическая аномалия – реальна. Значит, и источник этих аномалий – реален. Это наша отправная точка».

Он аккуратно закрыл контейнер и посмотрел на своего помощника.

– Свяжитесь с агрономическим отделом. Мне нужен полный отчет по клеточной структуре этого… продукта. Сравнительный анализ с контрольными образцами. Я хочу знать что  и как он делает!

Помощник молча кивнул.

Когда бронированный автомобиль въехал в город, Стрельников отложил планшет и посмотрел в окно. То, что он увидел, заставило его слегка приподнять бровь – редчайшее проявление удивления для человека его склада. В досье этот город описывался как депрессивный, медленно умирающий придаток региона, чья экономика держалась на паре полузаброшенных шахт и лесопилке.

Реальность же была иной. Улицы были чистыми и недавно заасфальтированными. Вместо заколоченных витрин – яркие вывески новых магазинов, оружейных лавок, барчиков и таверн, из которых доносился гул голосов. Мимо их автомобиля проезжали дорогие машины, которые здесь, в этой глуши, выглядели так же неуместно, как боевой крейсер в бассейне отеля. И везде, абсолютно везде, был он – логотип в виде стилизованной головы черного ворона. На вывесках, на бортах грузовиков, на униформе рабочих. «Ворон Групп».

Игорь Стрельников смотрел на вездесущий логотип и думал. Ворон – это не просто отсылка к фамилии. Слишком уж много смысла вкладывалось в этот символ. В русской мифологии ворон – вещая птица, спутник мудрых и предвестник перемен. В европейской геральдике – символ долголетия, дальновидности, а порой и мудрости. Но у Кардиева в отчёте он упоминался как «чудовище». Так какая же это птица на самом деле?

Улицы были забиты Охотниками. Причем хорошо экипированными, уверенными в себе профессионалами, которые громко смеялись в тавернах и тратили деньги так, словно нашли золотую жилу.

«Он создал эффективную, работающую экосистему. – подумал Стрельников, и в его анализе появилась нотка почти научного интереса. – Кардиев сказал что он безумец? Какой абсурд. Воронов, скорее, строитель». Строитель, который за несколько месяцев изменил экономику целого региона, был куда опаснее любого безумца.

Их автомобиль, игнорируя высокое здание местного отделения ФСМБ, свернул в тихий переулок и остановился у неприметного двухэтажного склада, который команда Стрельникова арендовала еще вчера. Никаких флагов, никакой суеты. Идеальная база для тихой работы.

– Разворачивайте штаб, – отдал он приказ своему помощнику, выходя из машины. – Полное радиомолчание. Никаких официальных визитов. Никакого давления на местные структуры. Наша задача на первом этапе – сбор информации с периферии.

Помощник молча кивнул, уже передавая приказы по зашифрованному каналу связи.

– Мы не будем стучать в дверь крепости, – продолжил Стрельников, глядя на далекий холм, где за пеленой «Кокона» скрывался «Эдем», – пока не узнаем, из чего сделаны ее стены и кто ее охраняет. Начнем с тех, кто ее строил.

Через несколько часов, когда в его временном кабинете уже гудели серверы и аналитики выстраивали первые схемы.

Стрельников вызвал к себе Максима Кардиева.

Максим Кардиев

Телефон на столе Максима Кардиева завибрировал. Звонок был по защищенной линии, и номер высветился как «СТОЛИЦА». Сердце Максима сжалось. Это было именно то, чего он ждал и чего одновременно боялся. С тех пор как дело Воронова стало слишком громким, он чувствовал на себе давящий взгляд начальства. И теперь этот взгляд обрёл форму.

«Разговор с Инквизитором», – пронеслось в голове у Максима. Так звали Игоря Стрельникова за его спиной. Его репутация была легендарной и ужасающей. Говорили, что он не нуждался в допросах, а просто «слушал» людей. Максим слышал истории о том, как Стрельников одним вопросом, одним взглядом выбивал из самых стойких преступников всю правду. И вот теперь ему предстояло предстать перед этим человеком.

Максим причесал волосы, расправил китель и бросил последний взгляд в зеркало. Он видел своё отражение: измотанного, напряжённого мужчину, на лице которого были отпечатки бессонных ночей, проведённых за отчётами по делу Воронова. Он был готов к бою. Готов защищать свои решения, объяснять провалы и доказывать, что его эмоциональные выводы о «чудовище» с холма были единственно верными.

Его проводили к неприметному двухэтажному складу на окраине города. Там были только два молчаливых, как тени, охранника у входа. Внутри, за дверью, мир изменился. Пространство, которое должно было быть пыльным складом, превратилось в ультрасовременный штаб. Электронные карты на стенах, голограммы, бесшумно работающие серверы и сосредоточенные аналитики, уткнувшиеся в экраны. И в самом центре этого хаоса – полный порядок. За столом, прямо посреди зала, сидел Стрельников. Он был сосредоточен на голографическом досье. На фоне суеты он был идеальной, неподвижной точкой.

Максим подошёл и встал перед ним навытяжку, ожидая начала допроса. Но Стрельников даже не поднял головы. Он методично пролистывал отчёты, составленные самим Максимом, и это бездействие было страшнее любого крика. Максим чувствовал, как его нервы натягиваются, как тетива лука. Ему хотелось кричать, чтобы Стрельников оторвался от отчётов и посмотрел ему в глаза.

Когда Инквизитор наконец поднял взгляд, Максим внутренне сжался. Эти глаза, серые и пронзительные, казалось, видели его насквозь. Не просто видели, а читали, как открытую книгу. Максим начал свою речь сбивчиво, эмоционально, рассказывая о непреодолимой силе Воронова, о провале группы «Дельта», о своём бессилии. Он говорил о национальной угрозе, о необходимости немедленных и решительных действий. Он ждал реакции: разноса, спора, новых инструкций. Но Стрельников молчал, и его лицо не выражало ни единой эмоции. Он дал Максиму выговориться, выплеснуть всю свою истерику, как пар из перегретого котла. Когда тот, наконец, выдохся и замолчал, ожидая реакции, Стрельников несколько секунд смотрел на него, а затем задал один‑единственный, абсолютно приземленный вопрос, который полностью выбил Максима из колеи.