Я размял левую ладонь, поиграв пальцами, и сжал её в кулак. За свою длинную-длинную жизнь именно левой я бил чаще всего. Печать с буйволом сверкнула, будто напоминая о себе и своём даре усиливать мощь удара.

Херефорд в этот момент поднимался после атаки моего кодо.

Он опёрся на одно из своих шипастых орудий. А вот второе метнул в меня, сделав быстрый и меткий бросок. Булава попала точно в грудь, протаранила тело, разодрала шипами китель и ударила в броню. Через сталь достала и до кожи, но оставила на мне лишь царапины. Боли я почти не почувствовал.

Орудие полетело в сторону. И пока волхв не пришёл в себя окончательно, я бросился на него. Несколько быстрых шагов — и мой левый кулак угодил ему точно под подбородок.

Таких апперкотов в своей жизни я вообще не припомню.

Буйвол сработал сокрушающе. Голова Херефорда запрокинулась, и он повалился спиной туда же, откуда только что поднялся. Удар был настолько сильный, что череп волхва хрустнул вместе с шейными позвонками — звук я услышал отчётливый. Только это ничего не значило. Пройдёт минута — и он встанет, поэтому я не давал ему подняться.

Навалился на него всем весом (а броня увеличила его раза в два) и прошёлся левым кулаком по телу противника. В лицо и живот, по печени, и снова в лицо, в лицо, в лицо — я бил и бил, не оставляя на волхве живого места, если это существо вообще можно было назвать живым.

Тело противника трещало и мякло под моим напором.

А мощь Буйвола всё росла и росла.

Показалось даже, что левый кулак с каждым ударом увеличивается в размерах, тяжелеет, мутирует в чугунный молот, что мои движения ускоряются, что я перестал дышать, видеть, слышать, что кости противника превратились в хрусткую кашу, что он вот-вот раскрошится окончательно и рассыплется у меня на глазах, что скоро его не станет, что я вобью его рожу в брусчатку навсегда…

Сферу оглушил очередной гул.

Следом — треск.

Обвалился ещё один внутренний слой сферы, мерцанье померкло, и вокруг стало заметно темнее, щит наполовину иссяк.

Отлично. Ещё пара слоёв — и сфера исчезнет совсем.

Херефорд как раз перестал подавать признаки жизни.

Я взял волхва за воротник разодранного кожаного плаща и приподнял его мощное, но безвольное тело. Отвёл левый кулак, опять целясь ему под подбородок. Этим ударом я собирался сбить его грёбанную голову с плеч, расхлестать её нахрен.

Кто знает, может, это и есть его мортем?

Снести ублюдку голову — и он наконец сдохнет.

И тут вдруг Херефорд открыл горящие огнём глаза и посмотрел на меня. Я замер с отведённой назад рукой. Замер и уже не смог пошевелиться.

Зрение опять пропало, вместо него навалились картины… тысячи воспоминаний. Только не моих, а его.

Чёрного волхва Херефорда.

…Кладбище.

Я на кладбище у церкви Святой Софии в Лэнсоме. Двести лет назад.

Великая родовая битва только утихла, метрополии пали, зародилась новая имперская эпоха. Печати украдены.

Я стою и смотрю на того, кто роется в земле. Он только что вылез из могилы, которую выкопал собственноручно.

— Здравствуй, мистер Смит из Бриттона, — говорю я ему. Усмехаюсь и повторяю: — Мистер Смит.

Весь вымазанный в кладбищенской глине, он оборачивается. Молниеносным движением рук вынимает из ножен свои легендарные чёрные клинки.

Сегодня они ему не помогут. Теперь мне известен его мортем.

Сначала я возношу мысленную молитву всего из десяти слов, потом низко кланяюсь мрачному волхву, приложив обе ладони к сердцу, а затем вынимаю кинжал изо льда. Этот лёд получен из освещённой воды прямо тут, в старой церкви Святой Софии.

А он наблюдает за моим ритуалом.

Он слабнет от моей молитвы.

Он знает, что я пришёл за его смертью.

Чёрные клинки падают на землю, а я, коротко размахнувшись, кидаю в него кинжал. Короткий полёт — и ледяной клинок входит в его горло.

— Прощай, мистер Смит, — улыбаюсь я.

Где-то на краю кладбища слышится крик. Это его сестра.

Я поворачиваюсь к бегущей на меня девушке. Что ж, пришло и её время. Она умрёт следующей…

…Когда я снова смог видеть и осознавать, то смотрел уже не в глаза Херефорда, а на тонкую стену мерцающего щита. Я уже никого не держал за грудки и не собирался ударить.

— Наш бой окончен, Теодор, — произнесли за спиной. — Время вышло.

Я обернулся.

Посередине сферы стоял волхв, до неузнаваемости изуродованный моим кулаком и обессиленный — его пошатывало от истощения.

И тут я вспомнил, что меня зовут Рэй. Рэй, а не мистер Смит. Просто Рэй Питон, попавший в переплёт. Брони из металла на мне уже не было, тёмное кодо не рвало и не пекло изнутри.

Я взглянул на свои руки — Печатей тоже не было. Ни одной.

Мой взгляд опять устремился на Херефорда. Неужели ублюдок их забрал? Но как он их снял?

Тот покачал головой и ответил:

— Я заберу их позже, когда ты найдёшь все утерянные реликвии. Только тебе это под силу, потому что именно ты их и спрятал. Ищи и знай, я могу убить тебя легко и просто, как уже было когда-то. Но сейчас ты нужен живым. Печати в твоём нагрудном кармане. А теперь сделай то, чего ты так не хотел. Оставь Ронстад. Он пал.

С этими словами Херефорд взмахнул рукой, и сфера иссякла.

Увидев, что происходит за её пределами, я перестал дышать. От вида площади душа наполнилась горечью.

Ронстад горел, кричал и стонал. Ночное небо мерцало красным, будто раскалилось от гигантских пожарищ.

На площади стояли плотные ряды лэнсомской армии. Их красные знамёна с чёрным символом паука развивались на горячем и пыльном ветру. А на стене здания вокзала висели распятыми четыре человека на штырях из дериллия, вбитых в запястья.

В назидание другим.

В наказание за непокорность.

Так Ринги поступали и в прошлую родовую битву, а имперская семья не меняла привычек. На этот раз стену обагрили своей кровью патриций Орриван, Ли Сильвер, патриций Скорпиус и Софи.

— Они живы. Пока ещё живы, Теодор. — Тот, кто это сказал, вышел ко мне не сразу.

Сначала перед ним расступились первые ряды солдат и высокопоставленных агентов. Потом послышались размеренные шаги — военные сапоги застучали по брусчатке. И только после этого показался высокий человек в форме главнокомандующего армии Лэнсома.

Однажды мы уже встречались.

Это был Фердинанд Ринг, старший сын императора, приходящийся Теодору дядей.

Он сделал короткий жест рукой, и солдаты, что ровным рядом стояли у здания вокзала, вскинули винтовки, нацелив стволы на распятых людей.

— Но могут умереть, — добавил Фердинанд, не меняя тона. — Они должны умереть, Теодор. Непокорных либо уничтожают, либо делают союзниками. В случае с Ронстадом я бы воспользовался первым вариантом. В случае с тобой — вторым. Всё зависит от уровня угрозы непокорных.

Мужчина окинул взглядом горящий Ронстад.

— Отныне для адептов нет другой судьбы, кроме как умереть. Но если ты вернёшься в семью, мой дорогой племянник, я решу их судьбу иначе. Они останутся жить. Да, на правах рабов. Никакого перекрёстного договора. Теперь Ронстад — обычная колония, как Хэдшир. Мы подпишем новый договор. Согласно ему, все адепты обязуются носить путы из дериллия. Их невозможно будет снять без личного согласия императора или специального приказа главы Ордена Волка. Кодо будут владеть лишь избранные. Такие, как ты, Теодор. Как тебе моё предложение? Жизнь или смерть. Нет выбора проще.

Фердинанд поднял руку выше.

По площади пророкотало эхо от взведённых курков.

Я посмотрел на распятых. Скорпиус и Сильвер были без сознания. Патриций Орриван хрипел, весь залитый кровью. И лишь Софи не издавала ни звука. В её глазах пылало адское пекло.

Для неё всё повторялось.

Вот так, на штырях, она уже висела в покорённом Фориате.

Наши взгляды встретились, и Софи распахнула глаза шире.

— Оставь Ронстад, адепт, — произнёс у меня в голове её голос. Чистый, спокойный и умиротворяющий. — Только так ты спасёшь то, что ещё можно спасти. Возроди эпоху Пяти Печатей. Восстанови справедливость. Восславь свободу, о которой ты так грезишь.