– Что? Но как же ты…
– Как я сюда попала? У меня есть родственники. Двоюродная бабушка. Я много времени проводила в их семье, и они мне помогли подготовиться к экзамену.
Он взял блокнот и приготовился записывать:
– Её имя и родовой номер?
– Армина. Сто четырнадцать.
Рука с карандашом замерла, экзаменатор поднял на меня глаза.
В Третьей зоне осталось не так уж много семей из первой тысячи, почти все они постепенно перебрались во Вторую и даже в Первую. Поэтому к оставшимся здесь относились с большим уважением – все они занимали высокие должности и были очень важны для города. Услышав, что я состою в родстве с такой семьёй, экзаменатор заговорил мягче, словно перед ним теперь сидела совсем другая девушка. На мгновение мне стало обидно: получается, что здесь ценятся не способности и знания, а только положение в обществе. Но думать об этом было некогда: экзаменатор уже начал собеседование.
Всё, что он спрашивал, мы уже не раз обсудили с Арминой: еда, одежда, мебель. Я легко и уверенно отвечала на все вопросы, моя история про двоюродную бабушку выглядела очень убедительно, и всё прошло хорошо.
– Спасибо. Можешь идти. Результаты будут через две недели.
– Две недели? Так долго? – вырвалось у меня.
– Обычная процедура. Проверка кандидатов.
– А как узнать эти результаты?
– Придёт официальное письмо. На адрес приюта.
– А если не придёт?
– Значит, ты не прошла.
Я поблагодарила, вышла в коридор и неожиданно для себя запрыгала на месте. Хорошо, что там в этот момент никого не было. Примчалась к Армине, чтобы переодеться в комбинезон перед фабрикой. Постучала в дверь, но не воспользовалась своим ключом. Время моего дежурства уже закончилось, поэтому меня не ждали.
Открыл Никос (он уже вернулся с работы). Спросил, почему я такая радостная.
– Я всё сдала! Прошла собеседование на Бирже!
– Прошла на их курсы?
– Нет, это пока неизвестно. Только через две недели сообщат. Просто я все три тура прошла. Не провалилась ни на одном!
Никос улыбнулся:
– Поздравляю! Выпьешь с нами чаю?
До вечерней смены оставалось больше часа, и я охотно согласилась.
– Давайте я сама заварю! У меня хорошо получается! Правда, Армина?
Пока мы сидели за столом, Никос расспрашивал меня об экзамене, о Бирже, о моих планах. Когда я впервые сюда пришла – почти три месяца назад, – я сказала, что мне нужны жетоны для покупки платья к окончанию школы. Но теперь мне уже не надо было притворяться, что покупка платья – моя главная цель. Благодаря Армине я попала на Биржу, и если получу высокие баллы, то у меня будет выбор – может быть, впервые в жизни!
– И что ты выберешь? – спросил Никос.
Я пожала плечами.
– Пока не знаю. Посмотрю, какие там вакансии.
– Говорят, там и во Вторую зону персонал набирают?
– Да, Елена рассказывала.
Армина опять поморщилась – так же, как тогда, во время разговора с Еленой:
– Никос, а ты знаешь, какой именно персонал? Только горничных и домашних помощников. Обслуживать белую кость.
Я растерянно посмотрела на Армину:
– Кость? Как это?
Она вздохнула и махнула рукой:
– Сама потом поймёшь. Вас ведь учили в школе, да – «Третья: всё для первых двух»? Считается, что люди там особенные, не то что мы. А мы только для их обслуживания годимся.
– Мама! – перебил её Никос и покосился на меня. – Ну зачем ты так?
– Как? – сердито спросила Армина. – Разве я не права?
– Права. Но Эйна ещё слишком юная – ей рано о таком думать.
– А когда будет не рано? Когда её уже перемелет, как нас всех?
Я переводила глаза с Никоса на Армину и пыталась понять, о чём это они. Я никогда не видела Армину такой раздражённой, я считала её образцом спокойствия – что бы ни случилось, она только улыбалась, мягко расспрашивала и внимательно слушала. Разве что сегодня днём, когда я чуть не опоздала на биржу из-за Альвина, она впервые распереживалась при мне. Наверное, поэтому она до сих пор нервничает. Это я виновата.
Но Армина не слушала Никоса, ей хотелось выговориться. Она повернулась ко мне:
– Ты ведь, наверное, не знаешь, почему я всё ещё в этой квартире живу, хотя мне уже давно за восемьдесят?
– Ну как же… Вы же мать Никоса. Где вам ещё жить?
– А где все остальные, кто дожил до восьмидесяти? Ты хоть одного такого человека видела в Третьей зоне?
– Нет…
– Вот именно. Их здесь нет. И в законе про это ничего не сказано. Потому что есть и другие правила, кроме закона, и все их выполняют. Даже не пытаются возражать. Вот разве что ты! А много ли таких, как ты?
– Мало, – сказала я. – Не знаю, почему так. Но мало.
– Да, очень мало. А Никос тоже такой. Он уже шесть лет отказывается сдать меня.
– Сдать? Куда? – спросила я, но сразу вспомнила слова Дарительницы Лианоры, она упоминала об этом. – В дом присмотра?
Армина засмеялась неприятным скрипучим голосом. Я её просто не узнавала сегодня.
– Да-да, они это так называют! Пишут, что там о стариках будут заботиться. Ты, конечно, не знаешь – но лет сто назад бытовало такое словечко в преступном мире: «позаботиться». Означало «устранить нежелательных свидетелей». Вот и в домах присмотра о нас «позаботятся».
Я посмотрела на Никоса. Он сидел, опустив голову, и водил пальцем по цветным узорам на ткани, которой я накрыла стол перед чаепитием. Никос молчал, но его приподнятые плечи, прерывистое движение его пальца вдоль контура нарисованного белого цветка, тяжёлое дыхание – всё это подтверждало слова Армины.
– Но почему? – тихо спросила я.
– Ты и правда не понимаешь? Подумай сама: что здесь считается главным? Чтобы все трудились на благо общества. А женщина ещё и ребёнка родить должна, чтобы подарить государству ещё одного работника. Всё! Других задач у нас нет. Только размножение и работа на заводах. Этого достаточно, как ты считаешь?
– Ну… Многим – да.
– А тебе?
– Мне – нет. Я хочу учиться. Хочу заниматься чем-то интересным, а не стоять у конвейера всю жизнь. Хочу быть счастливой. Хочу сама принимать решения.
– И ты думаешь, у тебя это получится?
– Может, и получится! Я же стараюсь!
Мне стало обидно: я ведь и правда стараюсь, я уже столько препятствий преодолела! А она так со мной разговаривает, будто я просто плыву по течению и ничего не делаю!
– И к чему тебя приведут твои старания? В идеальном случае – уедешь во Вторую зону. Но зачем? Чтобы там прислуживать счастливчикам, которые устроились лучше нас?
Никос выпрямился, поднял голову и перебил Армину:
– Эйна, не слушай её! Уезжай, если будет такая возможность. Здесь тебе точно нечего делать. Ты не такая, как другие. А там – поработаешь в семье какое-то время, потом, может, найдёшь работу получше. А потом, глядишь, и в университет сможешь поступить!
При слове «университет» я замерла, но не успела обдумать, было ли это сказано просто так, чтобы меня утешить, или на самом деле у меня будет шанс учиться, – не успела потому, что Никос повернулся к Армине и сказал с такой болью, что у меня внутри всё перевернулось:
– Лучше уж таким способом уехать!
Армина опустила глаза, они оба молчали. Я не выдержала и спросила:
– А разве есть другой способ?
– Лучше не спрашивай, – вздохнула Армина.
– Да что вы меня всё время за ребёнка держите? – возмутилась я.
Никос внимательно посмотрел на меня и сказал:
– Хочешь быть взрослой? Готова узнать правду?
У меня пересохло во рту; я глотнула остывшего чая и дёрнула головой, пытаясь кивнуть.
– Некоторых высылают. Но не во Вторую, конечно.
– А куда?
– В Шестую. Слышала про такую? Исправительная. Что-то вроде нашего Дома смирения, только там целая зона.
– Это для преступников? – Мне всё ещё хотелось в это верить.
Никос с Арминой переглянулись, и он сказал:
– Это как посмотреть. Для тех, кто позволяет себе говорить лишнее. И за вольнодумство.