Газеты Соединенных Штатов сообщали о событиях в Техасе в сенсационной манере, рассчитанной на увеличение тиража. Большинство из них в значительной степени зависели от перепечатки материалов из новоорлеанских газет, которые первыми получали новости и стремились сделать Техас безопасным для рабства. В этих материалах пресса часто представляла проблему в расовых терминах, как просто белые американцы против мексиканцев и индейцев; они привлекали тысячи молодых людей с Юга и Запада ехать в Техас в поисках борьбы.[1571] В северных штатах, однако, антирабовладельческая пресса освещала техасскую революцию совсем по-другому. Такие аболиционисты, как Бенджамин Ланди, который провел немало времени в Техасе, собрали доказательства того, что в цели повстанцев входило препятствование исполнению антирабовладельческого законодательства, принятого как мексиканскими властями штата, так и национальными. И действительно, техасские газеты сами предупреждали, что «безжалостные солдаты» Санта-Анны пришли, «чтобы дать свободу нашим рабам и сделать рабами нас самих».[1572]
Воспользовавшись возможностью обрести свободу, когда в октябре 1835 года началась война, некоторые рабы вдоль реки Бразос в колонии Остина подняли восстание, намереваясь перераспределить землю в свою пользу и выращивать хлопок для продажи. Англо-техасцы подавили восстание и вернули в рабство сотню потенциальных свободных людей; некоторых повесили или «забили плетьми [sic] почти до смерти», — сообщалось в отчете эмпресарио. Другие предполагаемые восстания рабов были пресечены в зародыше. Англо-техасские мужчины часто ставили своей главной задачей обеспечение безопасности собственных общин от недовольства рабов, а не отправлялись воевать с мексиканской армией. Это объясняет, почему большая часть бремени ведения революционной войны легла на плечи филистеров, прибывших из Соединенных Штатов. Однако многие афроамериканцы служили на техасской стороне революции либо добровольно, как несколько свободных чернокожих мужчин, либо, что более распространено, как порабощенные рабочие, которых хозяева заставляли помогать в военных действиях.[1573]
Временное правительство, созданное Техасской консультацией, никогда не работало хорошо. Губернатор Смит враждовал со своим советом; техасским вооруженным силам не хватало эффективного центрального управления; офицеры препирались из-за командования; солдаты спорили, стоит ли подчиняться приказам. Остин обнаружил, что его значительные таланты не включают в себя военное руководство, и почувствовал облегчение, когда его отправили в Соединенные Штаты для переговоров о займах и помощи. Повстанцы захватили Сан-Антонио-де-Бексар в декабре 1835 года после осады и боев между домами. Однако с точки зрения организации революции зима 1835–36 годов была охарактеризована как спуск в анархию.[1574]
Тем временем Санта-Анна планировал подчинить Техас своей власти, занимая деньги под непомерные проценты для финансирования кампании. Он предпринял наступление по двум направлениям: Генерал Хосе Урреа продвигал одну армию вдоль побережья Залива, а сам эль-президент командовал другой, нацеленной на захват Сан-Антонио. На пути Урреа стояли небольшие техасские силы в Голиаде, другие занимали старую миссию, прозванную Аламо, и ожидали Санта-Анну. Симптомом неэффективного стратегического командования и управления техасцев было то, что они не отреагировали на вторжение, объединив эти силы, эвакуировав позиции или укрепив их. Они просто ждали.[1575]
Хотя Аламо и не имел стратегического значения, он имел психологическую важность для обеих сторон. Около 150 защитников состояли в основном из недавно прибывших из Соединенных Штатов, горящих рвением к техасскому делу и возглавляемых красноречивым двадцатишестилетним юристом по имени Уильям Тревис, который жил в Техасе с 1831 года. Среди них были Хуан Сегуин, сын Эразмо и капитан техасской кавалерии; Джим Боуи, сокомандир Тревиса, пока тот не заболел, прославившийся большим ножом, которым он убил человека; и бывший конгрессмен-виг из Теннесси Дэви Крокетт. Крокетт, вероятно, рассчитывал, что видная роль в Техасской революции поможет ему оживить политическую карьеру, но он также был человеком принципиальным и готовым идти на риск. Он защищал права индейцев против Эндрю Джексона, хотя это стоило ему места в Конгрессе; теперь он будет защищать права техасцев против Санта-Анны ценой своей жизни. Несмотря на статус пограничной знаменитости, Крокетт обладал сильным чувством собственного достоинства; он предпочитал, чтобы его называли Дэвидом, а не Дэви, и одевался, по словам одного техасца, «как джентльмен, а не как житель глубинки».[1576]
Тревис и его люди не были фанатиками-самоубийцами. Они защищали Аламо, полагая, что обеспечили его оборону до прибытия подкреплений, о которых они просили. Санта-Анна появился 22 февраля 1836 года, причём раньше и с большими силами, чем они ожидали. Тревис отправил Сегина, чтобы тот призвал силы в Голиаде прийти на помощь как можно скорее. 5 марта, когда прибыло лишь небольшое подкрепление, Тревис осознал безнадежность ситуации. Он созвал совещание и сказал жителям Аламо, что они могут уходить, если считают, что смогут прорваться через мексиканские осадные линии. Возможно, он провел черту на песке своим мечом — такой драматический жест не был бы лишним. Санта-Анна поднял красный флаг, сигнализирующий об отсутствии четверти. Но только один мужчина и несколько женщин, не участвовавших в боях, приняли предложение Тревиса.[1577]
Санта-Анне не нужно было штурмовать Аламо. Его самые большие пушки, которые должны были прибыть в ближайшее время, без труда проломят стены. Разведка донесла, что подкреплений на пути к Аламо нет, а у защитников, ослабленных дизентерией, осталось мало еды и питьевой воды. Диктатор приказал начать штурм 6 марта, чтобы капитуляция техасцев не лишила его славной победы. Штурмовой отряд из пятнадцати сотен человек пробился внутрь и перебил защитников, сам понеся очень тяжелые потери. Последние полдюжины техасцев были одолены и взяты в плен рыцарским мексиканским офицером, который намеревался пощадить их жизни. Санта-Анна вошёл в Аламо только после окончания боя, когда он был в безопасности. Он приказал убить пленников, после чего их зарубили мечами. Мексиканский лейтенант Хосе Энрике де ла Пенья, который восхищался мужеством своих врагов так же, как и презирал своего командира, отметил, что люди «умерли, не жалуясь и не унижаясь перед своими мучителями». Де ла Пенья считал, что Крокетт принадлежал к этой группе, и сейчас историки в целом принимают его свидетельство.[1578] Защитники Аламо, сражавшиеся с непреодолимыми трудностями, вошли в героический эпос наряду со спартанцами при Фермопилах и Роландом при Ронсесвальсе.
Не все захваченные в Аламо были убиты. Санта-Анна пощадил нескольких небоевых женщин техана, вероятно, рассчитывая на поддержку латиноамериканцев, двух чернокожих рабов Уильяма Тревиса, возможно, чтобы побудить других кабальеро дезертировать от врагов, и Сюзанну Дикенсон, вдову техасского офицера, чтобы она могла рассказать о страшной участи, ожидающей тех, кто сопротивляется президенту. Его ненужная атака стоила лучшим батальонам трети их сил. Но диктатор так мало заботился о своих солдатах, что не потрудился организовать полевой госпиталь и позволил, как с горечью отметил его секретарь, более ста раненым умереть от ран, которые можно было успешно вылечить.[1579]
В Голиаде техасский командир Джеймс Фаннин колебался, а затем решил не идти на помощь Аламо. По его мнению, Голиад было не менее важно удержать. Но войска Фаннина оказались окружены гораздо более многочисленной мексиканской армией и сдались. Генерал Урреа оставил пленных у другого офицера, приказав ему обращаться с ними достойно, и продолжил наступление. Санта-Анна, узнав об их пленении, отправил послание с приказом казнить защитников Голиада. 27 марта Фаннин и 341 его человек были расстреляны; 28 удалось бежать.[1580] По масштабам и обстоятельствам это зверство было даже хуже, чем в Аламо.
