Во время Миссурийских разногласий представители Юга обвиняли сторонников ограничения рабства в том, что они непреднамеренно, если не специально, поощряют насилие к восстанию. Такие опасения были не совсем беспочвенны. К тревоге южных белых, чернокожие жители округа Колумбия, как рабы, так и свободные, толпились в галереях Конгресса, чтобы послушать дебаты.[388] Из уст в уста, а также из печати среди грамотного чёрного меньшинства, новости о миссурийских дебатах и их критике рабства распространились по афроамериканским общинам. Среди тех, кто проявил интерес, был Денмарк Весей, который бережно хранил копию речи Руфуса Кинга, осуждавшей рабство во имя естественных прав.[389] Но у Весея были и другие источники вдохновения. Информаторы утверждали, что первоначально он запланировал своё восстание на День взятия Бастилии: 14 июля 1822 года. Из первых рук в Южной Каролине распространялись сведения о единственном в истории успешном восстании рабов — Гаитянской революции 1790-х годов. Самое главное — у Весея была Библия с Книгой Исхода. Весей был старостой в местной африканской методистской епископальной церкви (AME). Проповедуя религию, он обычно возвращался к теме несправедливости рабства.[390]

В число главных соучастников Весея входили потрясающий фокусник африканского происхождения по имени Гулла Джек, несколько ремесленников и моряков, а также два доверенных служащих губернатора штата. Лейтенанты Весея посетили сельскую местность, чтобы завербовать новобранцев на плантациях, но трудно сказать, насколько им это удалось; его заявление о том, что девять тысяч человек были готовы восстать, наверняка было преувеличением, призванным закалить нервы его городских последователей. Их план, как позже выяснили исследователи, основывался на полной неожиданности и одновременных скоординированных действиях для достижения успеха. В нём говорилось о нападении на городской арсенал, оружейные склады и другие места хранения оружия, которые, как известно, охраняются слабо, если вообще охраняются. Взяв лошадей своих хозяев, некоторые повстанцы формировали кавалерийский отряд. Все белые в городе должны были быть убиты, как и все чернокожие, отказавшиеся присоединиться к делу. Тем, кто проявлял моральные угрызения совести, Весей взывал к Богу гнева. Чарльстон должна постигнуть участь Иерихона: «И истребили все, что было в городе, мужчин и женщин, молодых и старых» (Иисус Навин 6:21). Революция была не для слабонервных.[391]

По мере роста масштабов заговора увеличивался и риск раскрыть его человеку, которому нельзя было доверять. 25 мая 1822 года один из рабов сообщил своему хозяину, что заговорщик пытался завербовать его. Власти начали расследование. Но заговорщики были так надежно защищены и так убедительно отрицали свою вину, что в течение нескольких недель расследование ни к чему не привело. 14 июня раб, посланный в качестве шпиона, сообщил, что центром заговора является церковь AME в районе Хэмпстед и что восстание теперь назначено на полночь 16 июня. Воодушевленные, власти мобилизовали войска, пресекли любые действия потенциальных повстанцев и начали серьёзные репрессии. Тайно заседал специальный трибунал. Подозреваемые содержались под стражей без права внесения залога. Самого Весея задержали только 22 июня, когда он собирался бежать из города; Гулла Джека — только 5 июля, когда он пытался организовать восстание.

Такова история, которую, как утверждал следственный трибунал, удалось раскрыть. Специальный трибунал арестовал 135 человек, из которых 35 были казнены, 43 вывезены и проданы (особенно суровое наказание для тех, кто оставил семьи), 15 судимы и оправданы, а 38 допрошены и не обвинены. Четверо белых мужчин были признаны виновными в подстрекательстве к мятежу и отправлены в тюрьму. Два раба и два свободных чернокожих предателя заговора получили солидное вознаграждение за информацию. Сам Весей и большинство его руководителей остались верны своему делу и мужественно встретили свою смерть. Последними словами одного из них, Питера Пойаса, были: «Умри молча, как видишь меня».[392] Это молчание и тот факт, что у заговорщиков была возможность уничтожить улики, усложняют задачу историка. Два выдающихся современника критиковали трибунал за процедурные нарушения: Губернатор Южной Каролины Томас Беннет и помощник судьи Верховного суда США Уильям Джонсон, житель Чарльстона, выступавший в своём частном, а не судебном качестве. Некоторые рабовладельцы отказывались верить в причастность своих кабальеро и искренне, но тщетно защищали их перед трибуналом.

Современные историки пришли к разным выводам относительно расследования и суда.[393] Одни считают выводы трибунала, насколько они были достоверными, но другие ставят под сомнение достоверность принудительных признаний и считают, что судебное преследование трибунала больше говорит о страхах белых, чем о намерениях чёрных. Несомненно, Весей действительно был в центре антирабовладельческой ячейки церкви AME, но какую форму приняло его движение, каков был масштаб его контактов и каковы были конкретные планы, мы никогда не узнаем наверняка. Если Весей и его товарищи были просто жертвами паранойи белых, трудно понять, почему они молча шли на смерть, а не протестовали против своей невиновности. Прихожане африканской методистской епископальной церкви Чарльстона знают достаточно, чтобы с тех пор почитать Весея как героя сопротивления угнетению. Планировал ли он расправу над белыми жителями Чарльстона или нет, Весей предстал перед своими палачами убежденным в том, что погиб за «славное дело».[394]

Восстание Дании Весей имело удивительно далеко идущие последствия для события, которое не было событием. Оно убедило белых жителей Чарльстона в том, что «наши негры — настоящие якобинцы страны».[395] Оно привело не только к ужесточению мер безопасности, но и к более строгим ограничениям на религиозные собрания чернокожих и на возможность свободных негров общаться за пределами штата. Опасаясь диверсантов извне, власти штата решили держать любого прибывшего свободного чернокожего моряка под замком до тех пор, пока его корабль не приготовится бросить якорь. Это правило, примененное к британским подданным, нарушало договор, а примененное к гражданам Севера — национальную Конституцию. Несмотря на неоднократные протесты и действия федеральных судебных органов, гавань Чарльстона соблюдала это правило вплоть до Гражданской войны, и другие южные портовые города подражали ему.[396] В политике Южной Каролины заговор Весея имел глубокие последствия, в том числе повлиял на судьбоносное превращение Джона К. Кэлхуна из националиста в самого известного защитника прав штатов.

Когда в 1818 году в штате Коннектикут была отделена церковь от государства, выдающийся проповедник возрождения Лайман Бичер впал в депрессию и опасения. Он упорно боролся за то, чтобы защитить свою веру от политического поражения, и проиграл. «Это был такой мрачный день, какого я никогда не видел», — вспоминал он. «Урон, нанесенный делу Христа, как мы тогда полагали, был непоправим. В течение нескольких дней я страдал от того, что ни один язык не может назвать лучшим, что когда-либо случалось со штатом Коннектикут. Это освободило церкви от зависимости от государственной поддержки. Они полностью полагались на свои собственные ресурсы и на Бога».[397] Как понял Бичер, изменение статуса оказалось выгодным компромиссом для организованной религии.