При федералистах и республиканцах Джефферсона американская административная система служила примером честности и эффективности для потенциальных административных реформаторов в Великобритании. Однако в годы после 1829 года качество британской администрации постепенно улучшалось, в то время как качество федерального правительства США снижалось, и к 1880-м годам американские реформаторы государственной службы, выступающие против системы «порчи», взяли Британию за образец.
II
После ухода Джона Маклина в кабинете остался только один член кабинета, обладавший значительным политическим авторитетом: Государственный секретарь Мартин Ван Бюрен. Ван Бюрен только что был избран губернатором Нью-Йорка, но, выдвинувшись на этот пост, чтобы отвести антимасонскую угрозу от власти в своём штате, Маленький Маг не испытывал особого интереса к самой работе. Когда ему предложили Государственный департамент, он ухватился за возможность вернуться в Вашингтон, где его присутствие уравновешивало бы присутствие вице-президента Кэлхуна. Учитывая плохое самочувствие Джексона и его намерение пробыть на посту только один срок, соревнование между Кэлхуном и Ван Бюреном за престолонаследие быстро разгорелось.[796]
Остальные секретари кабинета были малоизвестными фигурами, которые понравились Джексону во многом потому, что все они ненавидели Генри Клея.[797] Самым неудачным выбором оказался Джон Генри Итон, сенатор от Теннесси, старый друг, который был руководителем предвыборной кампании Джексона. В качестве военного министра он должен был отвечать за выселение индейцев — вопрос, по которому у него с президентом не было никаких разногласий.[798] Но самым значительным в Итоне оказался его недавний брак с Маргарет О’Нил Тимберлейк.
Дочь шотландско-ирландского трактирщика в Вашингтоне, юная Пегги О’Нил работала в баре и успела привлечь множество ухажеров, прежде чем вышла замуж в шестнадцать лет. Её муж, Джон Тимберлейк, служил в военно-морском флоте и подолгу пропадал в море, и Пегги, похоже, редко бывала одинока. Она широко одаривала его своими милостями, со временем став хорошей подругой Джона Итона и, вероятно, его любовницей. Итон давал деньги отцу Пегги и управлял финансами семьи Тимберлейк, чтобы облегчить отсутствие её мужа. Люди сомневались в отцовстве двух её детей. В апреле 1828 года Джон Тимберлейк внезапно умер на корабле, очевидно, покончив с собой. До сих пор неясно, было ли его отчаяние вызвано неверностью жены, финансовыми трудностями или плохой астмой. На Новый год 1829 года двадцатидевятилетняя Маргарет (она предпочитала это имя более распространенному Пегги) вышла замуж за вдовца средних лет Джона Итона. Повторный брак в течение года после смерти супруга считался дурным тоном, но пара откликнулась на пожелание своего друга и покровителя Эндрю Джексона. Джексон велел им пожениться «немедленно», чтобы избежать сплетен. Но этого не произошло. Типичной реакцией вашингтонских инсайдеров было то, что «Итон только что женился на своей любовнице, а также на любовнице одиннадцати десятков других!».[799]
Когда президент назначил Джона Итона военным секретарем, большинство женщин столицы отказались связывать себя с его женой. Во главе с такими влиятельными матронами, как Долли Мэдисон и Маргарет Байярд Смит, женщины официального Вашингтона в прошлом поколении сформировали сильную коллективную идентичность и чувство цели в преобразовании своего сырого молодого города в столицу, достойную великой нации.[800] Женщине, имеющей сексуальную славу, не было места в их видении. На инаугурационном балу ни одна женщина не заговорила с новой миссис Итон. Флорида Кэлхун, аристократическая жена вице-президента, приняла её, когда она пришла по вызову, но отказалась отвечать на звонок. Вскоре после этого Кэлхуны уехали в Южную Каролину, чтобы Флорида могла родить дома, что также тактично позволило избежать дальнейших контактов с Итонами.
Новоприбывшие женщины, сопровождавшие других назначенцев Джексона, оказались не более готовы терпеть присутствие Пегги О’Нил Итон, чем женщины, давно занимавшие этот пост. (Есть основания полагать, что Рейчел Джексон при жизни не желала признавать её.).[801] Наглая, требовательная и сладострастная внешне, Маргарет Итон ничем не успокаивала тех, кто с ней встречался. Ни одна из жен других членов кабинета Джексона не стала бы с ней общаться, кроме Кэтрин Барри, жены генерального почтмейстера, сменившего Маклина. Самым неудобным для президента было то, что его собственная официальная хозяйка Белого дома поддержала бойкот. За несколько лет до этого первая леди Элизабет Кортрайт Монро закрыла Белый дом для Маргарет Тимберлейк, и теперь Эмили Донельсон решила продолжить эту политику. Её муж, Эндрю Джексон Донелсон, был личным секретарем президента и племянником его покойной жены. Дело Итона (так его стали называть) поставило Донельсонов в мучительный тупик, и в конце концов Джексон отправил их обратно в Теннесси, чтобы они подумали, где им хранить верность. Хотя позже он отозвал их, Донелсоны так и не смогли вернуть себе прежнее положение в глазах своего великого покровителя. Некоторые жены иностранных дипломатов охотно общались с Маргарет Итон, потому что считали само собой разумеющимся поведение европейских дворов и необходимость отбросить мораль в интересах политики. Американские женщины не были так подготовлены.
Эндрю Джексон не терпел неповиновения. Как могли члены его кабинета работать вместе, если жена одного из них отвергалась женами других? Он настаивал на том, что Маргарет Итон должна быть невинной жертвой клеветы — ту же позицию он занял в ответ на обвинения в адрес Рейчел. Его аргументы были скорее дедуктивными, чем основанными на доказательствах: Джон Итон и Джон Тимберлейк, как и Джексон, были масонами, и было бы немыслимо, чтобы один масон рогоносил другого.[802] Два пресвитерианских священника, близких к президенту, тщетно пытались убедить его в виновности Маргарет Итон. Одним из них был Эзра Стайлз Эли, написавший памфлет в поддержку Джексона как «христианского» кандидата против унитария Адамса. 10 сентября 1829 года президент США созвал весь свой кабинет, кроме Итона, двух личных секретарей (Донелсона и Уильяма Льюиса) и двух священнослужителей, на драматическую встречу, чтобы оценить сексуальную мораль Маргарет Итон. Джексон явно не поддавался на уговоры: «Она целомудренна, как девственница!» — воскликнул он, и эта фраза стала общеизвестной. Встреча не изменила ни одного мнения.[803]
Дело Итона продолжало волновать Вашингтон и заняло больше времени президента в первый год его правления, чем любой другой вопрос. Джон Итон бросил вызов на дуэль и секретарю казначейства, и пастору пресвитерианской церкви в Вашингтоне (ни один из них не принял вызов). Человеку XXI века трудно понять значение «дела Итона» в терминах XIX века. Если Маргарет Итон кажется привлекательной в своём неповиновении ханжеским условностям, можно счесть, что Джексон защищает её как одобрение женского освобождения. Однако в историческом контексте ничто не может быть дальше от истины.
Джексон не пытался пересмотреть господствующий кодекс сексуальной морали, а защищал свою честь патриарха. Он ожидал, что сможет контролировать членов своего кабинета, и считал, что они, в свою очередь, должны контролировать своих жен. Когда секретари кабинета стали доказывать, что существует социальная сфера, в которой женщины обладают автономией, Джексон не проявил никакого сочувствия к правам женщин. «Я пришёл сюда не для того, чтобы создавать кабинет для здешних дам», — заявил он.[804] Женщинам не пристало вмешиваться в политику. Если президент поручился за неё, миссис Итон должна быть принята и возобновить нормальную социальную жизнь.
