Дело приняло ещё более неожиданный оборот, когда Апелляционный суд Вирджинии отказался подчиниться решению Верховного суда США. Спенсер Роан утверждал, что окончательное право определять законы Вирджинии принадлежит высшему суду Вирджинии и что Верховный суд США не вправе пересматривать его решения. Он назвал Конституцию Соединенных Штатов «договором», участниками которого являются штаты, и процитировал любимое доказательство джефферсоновских борцов за права штатов — Вирджинские постановления Мэдисона 1798 года. Роан дошел до того, что заявил о неконституционности раздела 25 Закона о судоустройстве Соединенных Штатов, разрешающего подачу апелляций из высших судов штатов в Верховный суд США! Узнав об этом, Джон Маршалл собственноручно написал прошение об апелляции и отнес его помощнику судьи Бушроду Вашингтону (племяннику Джорджа), чтобы тот одобрил его для рассмотрения на следующем заседании Верховного суда, до которого оставались считанные недели.[287] Поскольку суд Вирджинии отказался передать протокол дела на рассмотрение, пришлось спешно собирать досье по нему. На этот раз дело носило название «Мартин против арендатора Хантера» (Martin v. Hunter’s Lessee). (Мартин был тем человеком, который продал землю Маршаллам и чье право собственности они должны были подтвердить).

И снова Стори высказал своё мнение. Теперь его волновало не столько существо дела, сколько отстаивание юрисдикции своего суда. Его мнение было всеобъемлющим доказательством логической необходимости и конституционности единого конечного толкователя закона. Вместо того чтобы рассматривать федеральную Конституцию как договор между штатами, Стори охарактеризовал её как акт суверенного национального народа.

Даже Уильям Джонсон, друг Джефферсона и помощник судьи, наиболее симпатизировавший точке зрения Роана, согласился с решением, хотя и подал отдельное, более сдержанное мнение. В Ричмонде власти предпочли сделать вид, что они подчиняются мнению судьи Джонсона, а не судьи Стори. Они по-прежнему не были убеждены в своей подчиненности федеральному суду и собирались в будущем вновь поднять вопрос о юрисдикции.[288]

Суждения истории о решениях судов должны быть квалифицированными. Конечно, Стори абсолютно оправдала себя, утверждая право Верховного суда Соединенных Штатов рассматривать апелляции верховных судов штатов. Этот главный спорный момент является основополагающим для обеспечения правового единообразия по всей стране. С другой стороны, у Роана был и законный аргумент: суды штатов стали считаться окончательными арбитрами своих собственных законов, за исключением тех случаев, когда они противоречат федеральной Конституции, законам и договорам. Стори предположил, что не только решит вопрос о коллизии, но и отменит решение суда штата о значении общего права Вирджинии в отношении действительности завещания Фэрфакса, в котором не было никаких вопросов федерального права.[289]

Стори стал отголоском нового республиканского национализма. Его мнение представляло собой судебный аналог законодательного национализма Клея и Кэлхуна. Стори не смущало и то, что его республиканский тип казался таким похожим на федерализм Джона Маршалла. Когда шеф ознакомился с его мнением, Стори был доволен тем, что Маршалл «согласился с каждым его словом».[290]

Вскоре «Эра добрых чувств» Монро раскололась, и различные виды национализма, которые недолго процветали вместе в первый срок его правления, столкнулись друг с другом. Американский «национализм» развивался в различных вариантах. Судебный национализм Маршалла и Стори одобрял законодательную националистическую программу банковского дела и внутренних улучшений. Однако Эндрю Джексон будет поощрять другой вид национализма, основанный на территориальной экспансии, который воспримет строгий конструктивизм Спенсера Роана. В Соединенных Штатах не меньше, чем в других странах XIX века, национализм оказался концепцией, которая вызывала сильные чувства, но могла означать разные вещи для разных людей. С развитием коммуникаций в последующие годы соперничающие интересы и соперничающие лидеры воспользовались возможностью навязать общественности свои соперничающие национализмы.

Окончание войны 1812 года вызвало одно из величайших переселений в истории Америки. Белые поселенцы охотно воспользовались тем, что Эндрю Джексон экспроприировал у криков 14 миллионов акров земли. Вскоре после подписания договора в Форт-Джексоне генерал отправил своего инженера-топографа доложить о состоянии долины реки Алабама. По пути следования майор Хауэлл Тейтум мог наблюдать фермы со всеми их улучшениями, которые были брошены лишёнными собственности туземцами (многие из которых, по иронии судьбы, были союзниками Джексона в войне). В своём отчете офицер пришёл к выводу, что эти земли «способны производить в большом изобилии все предметы, необходимые для пропитания человека или животного». Джексон призвал белых скваттеров немедленно переселяться на эти земли, не дожидаясь проведения исследований или получения юридического разрешения. В декабре 1815 года президент Мэдисон приказал выселить их, но его прокламацию оказалось невозможно выполнить. Когда армия выселяла людей, они возвращались снова, как только солдаты уходили.[291]

Победа Джексона под Новым Орлеаном и его последующее вторжение во Флориду ещё больше стимулировали миграцию на Юго-Запад, подтвердив стратегическую безопасность американского контроля. Дополнительные уступки, которых он добился от других племен, начиная с договоров с чероки и чикасо в сентябре 1816 года, открыли огромные территории, прилегающие к владениям Криков. Жаждущие земли тысячи людей устремились на Старый Юго-Запад, где новые штаты Миссисипи и Алабама были приняты в Союз в 1817 и 1819 годах соответственно. Среди переселенцев были богатые и бедные, спекулянты и скваттеры, рабовладельцы, рабы и нерабы, одинокие мужчины, немногочисленные одинокие женщины и семьи. Подавляющее большинство прибыло из горных районов близлежащих штатов Джорджия, Теннесси и Каролинас, но некоторые приехали даже из Европы; наиболее заметной этнической группой были шотландцы-ирландцы. Джексон сам приобрел землю в этом районе, и по его совету члены его семьи сделали выгодные инвестиции в недвижимость Пенсаколы.[292] Редко в истории человечества столь большая территория заселялась так быстро. В период с 1810 по 1820 год население Алабамы увеличилось в 12 раз и достигло 128 000 человек; население Миссисипи удвоилось до 75 000 человек, хотя северные две трети штата по-прежнему принадлежали индейским племенам чокто и чикасо. Население Луизианы также удвоилось и достигло 153 000 человек, поскольку сюда хлынул поток белых американских южан, чтобы соперничать со старым мультикультурным обществом колониального Нового Орлеана.[293] Вполне естественно, что когда амбициозные поселенцы Миссисипи основали столицу своего штата, они назвали новое маленькое поселение Джексоном.

Эта великая миграция на Юго-Запад сосредоточилась на некоторых особенно привлекательных районах, включая долину реки Миссисипи в окрестностях Натчеза и долину реки Теннесси на севере Алабамы. Самый важный из них находился в Крикском концессионе: регион в центральной Алабаме, называемый «чёрным поясом» из-за его богатой тёмной почвы. Тысячи фермерских семей приехали в «чёрный пояс» из Пьемонта по Федеральной дороге, соединявшей Колумбию (Южная Каролина) с Колумбусом (Джорджия). Один плантатор из Северной Каролины с тревогой наблюдал за оттоком населения из своего района: «Алабамская лихорадка свирепствует здесь с большой силой и унесла огромное количество наших граждан».[294] Миссисипи, более отдалённая, привлекала поселенцев из Кентукки и Теннесси, спускавшихся вниз по течению вдоль реки Отер Уотерс. От бешеной деятельности правительственных земельных офисов в этот период происходит американское народное выражение «заниматься земельными делами».