Когда 18 апреля целевой год истек, Миллер публично извинился за свою очевидную ошибку. Но его последователи не все были готовы сдаться. Один из них, Сэмюэл Сноу, произвел перерасчет и решил, что правильным днём возвращения Христа будет следующий еврейский День искупления: 22 октября 1844 года. (Сноу использовал древний еврейский календарь секты караимов, считая, что именно его использовал Даниил, а не календарь современного иудаизма).[691] Миллер никогда не хотел указывать конкретный день, но в конце концов он согласился с предсказанием Сноу, потому что оно вызвало такой большой новый энтузиазм среди его последователей.

Как бы повели себя люди, если бы были уверены, что конец света наступит в известный день, до которого остались считанные месяцы? В 1844 году многие расплатились с долгами, уволились с работы, закрыли свои предприятия, оставили неубранный урожай на полях. Некоторые, чувствуя вину за прошлые мошенничества и обманы, передавали деньги в банки или казначейство США. Другие просто отдавали деньги, не ведя никакого учета. Креститься спешили все. В назначенную ночь тысячи людей собрались во многих местах под открытым небом, чтобы посмотреть на небо. Но Иисус им не явился, и 22 октября стало известно среди адвентистов как «Великое разочарование». Легенда о том, что люди Миллера по этому случаю облачились в одежды вознесения, стала одним из многих унижений, обрушившихся на адвентистов в течение следующего года со стороны смеющейся публики, которая не осмеливалась презирать их до тех пор, пока они не стали известны.[692]

Ожидая Христа в 1843 году, Уильям Миллер так и не создал деноминацию, поскольку в этом случае не было бы смысла в долгосрочном планировании. Но после Великого разочарования его последователи, многие из которых были изгнаны из своих прежних церквей, сохранили своё движение, более резко отделив себя от основного евангелизма. Самая большая группа объединилась в Адвентистов седьмого дня под новым руководством Джозефа Бейтса, который объявил соблюдение воскресенья необоснованным нововведением и восстановил еврейскую субботу, и Эллен Хармон Уайт, вдохновенной провидицы, которая ввела диетические реформы, запретив табак, алкоголь, кофе и мясо. Деноминация по-новому истолковала пророчество Даниила и решила, что 22 октября 1844 года Христос вошёл в новое «небесное святилище», готовясь к скорому, но не оговоренному возвращению на землю. Во время Гражданской войны и последующих конфликтов члены организации отказывались от военной службы по соображениям совести. Сам Миллер так и не смог преодолеть своё смущение и тихо ушёл в отставку, но адвентисты седьмого дня существуют и по сей день.[693]

В то время как постмилленаристское течение американского протестантизма определяло всю страну как новый Божий Израиль и образец для других народов, множество сектантских движений провозглашали свои собственные маленькие общины примером для человечества. Ученые называют эти образцовые плановые общины «утопиями» — термин, который не обязательно имеет уничижительный оттенок, хотя Маркс и Энгельс использовали его пренебрежительно, чтобы отличить «утопический» социализм от их собственного, якобы «научного» социализма. В ранней республике процветало множество утопических сообществ, религиозных и светских, привозных и местных, каждое из которых стремилось продемонстрировать наступление миллениума, буквального или фигурального, здесь и сейчас. Как сказал один из участников утопического движения в 1844 году: «Наша скрытая цель — не что иное, как рай на земле».[694]

Мы бы ошиблись, если бы отбросили эти устремления как тривиальную, безумную крайность. Во времена быстро меняющихся средств коммуникации и систем производства, когда все — от расовых отношений до банковской практики — подвергалось сомнению, не было резкого разграничения между мейнстримом и маргиналами. Утописты просто ещё больше усиливали перфекционизм, который проповедовали такие евангелисты, как Чарльз Финни. Как правило, они не столько отвергали американское общество, сколько желали доработать его, доводя его новаторские качества до крайности. Их общины привлекали внимание, несоизмеримое с их размерами. Современники воспринимали общины всерьез, независимо от того, симпатизировали они им или нет, как потенциальные альтернативы религиозной, социальной и экономической жизни. Особый интерес представляют способы, с помощью которых общины решали гендерные вопросы до того, как в мире в целом возникло женское движение, занимающееся этими вопросами. В совокупности общины подчеркивают экспериментальный характер американской жизни, её идеализм и амбициозность, её независимость от обычаев и традиций.

И снова история начинается с хлопка. Роберт Оуэн, самовыдвиженец из Уэльса, сколотил состояние, управляя хлопковыми текстильными фабриками в растущем промышленном городе Манчестере, Англия. В 1800 году он переехал в Шотландию и взялся за превращение мельничного городка под названием Нью-Ланарк в образец промышленной эффективности. Будучи убежденным рационалистом эпохи Просвещения, взявшим за образец технологический прогресс, Оуэн был уверен, что знает, как изменить общественные отношения. Такой оптимизм, разумеется, был свойственен не только вольнодумцам той эпохи, но и многим разновидностям христиан.

На Новый год 1816 года Оуэн предложил модель общины, состоящей не более чем из двадцати пяти сотен человек, которая могла бы послужить примером для Британии и всего мира. Каждая община была бы самоуправляемой и владела бы общим имуществом. В её среде можно было бы создать новую человеческую природу: здоровую, рациональную и терпимую. Свои идеи Оуэн распространял через журнал под соответствующим названием «Новый нравственный мир». Когда его жена-христианка Энн Дейл Оуэн указала на аналогию между его новым моральным миром и христианским миллениумом, Роберт принялся цитировать Священное Писание в защиту своих идей и предупреждать, что конец существующего коммерческого мира неминуем. Свою собственную версию поведенческой науки он назвал «Великой Истиной», принятие которой будет означать приход «Мессии».[695]

Словно в подражание пуританам XVII века, европейские визионеры продолжали приезжать в Америку, чтобы воплотить в жизнь свои милленаристские чаяния. Одним из них был Роберт Оуэн. Поначалу американская пресса приняла его благосклонно. Как успешный промышленник, Оуэн пользовался доверием; его цель — получить преимущества промышленной революции без сопутствующих ей страданий — в целом разделялась. Когда в 1824 году Оуэн прибыл в Соединенные Штаты, он встретился не только со звездно-полосатыми реформаторами, но и с президентом Монро, бывшими президентами Джефферсоном и Мэдисоном, ДеВиттом Клинтон, судьей Джозефом Стори, представителями нью-йоркского и филадельфийского общества, а также вождями племен чикасо и чокто. В феврале 1825 года он, по специальному разрешению, прочитал две публичные лекции в Капитолии США, на обеих присутствовал избранный президент Адамс. После переезда в Белый дом Адамс выставил там архитектурную модель идеальной общины Оуэна площадью шесть футов квадратных — что также косвенно свидетельствует о его собственных симпатиях к социальной инженерии.[696] Только после того, как Оуэн публично признался в своём неверии в Священное Писание и осудил институт брака, он оказался за гранью приемлемого американского мнения.

Община Роберта Оуэна в Нью-Хармони, штат Индиана, основанная в 1825 году, просуществовала всего два года. В ней не только работа, но и отдых и медитация были общинными и регламентированными. «Я приехал в эту страну, — объявил Оуэн по прибытии, — чтобы ввести совершенно новую систему общества; изменить его с невежественной, эгоистичной системы на просвещенную социальную систему, которая постепенно объединит все интересы в один и устранит все причины для соперничества между людьми».[697] Но Оуэн и его помощники не попытались соотнести подготовку своих будущих членов с тем, что требовалось приграничной общине для самообеспечения; в итоге они получили много интеллектуалов и нахлебников, но недостаточно квалифицированных рабочих. Община Оуэна так и не смогла примирить его патерналистский контроль с целями рационального самоопределения, а её члены так и не смогли развить в себе чувство приверженности. Оуэн коллективизировал приготовление пищи, уход за детьми и другую домашнюю работу, но все это по-прежнему поручал женщинам; на практике женщины воспринимали его программу как нежелательное навязывание. Самым жизнеспособным аспектом Новой Гармонии оказалась её школа, которой руководил геолог Уильям Маклюр, продолжавшая функционировать и служить образцом для подражания в 1840-х годах. Библиотека для рабочих, которую основал Маклюр, до сих пор сохранилась в Нью-Хармони, штат Индиана.[698]