Важный швейцар подвёл нас к столику у стены с хорошим видом на сцену и на барную стойку. Взял из руки Прохорова красноватую купюру, поблагодарил директора фабрики едва заметным поклоном. Смахнул с белоснежной скатерти лишь ему заметную пылинку, махнул рукой официанту — будто запустил для нас «механизм ресторана». Илья Владимирович уселся лицом к сцене, усадил по правую руку от себя сына — Кирилл занял место рядом с приятелем. Швейцар снова улыбнулся: персонально директору швейной фабрики. Пожелал нам приятного аппетита и откланялся. Я не смотрел, куда он пошёл: не обернулся.

— Как вам здесь? — спросил Илья Владимирович.

Он махнул здоровой рукой, ухмыльнулся.

Лишь сейчас я сообразил, что его прижатая под пиджаком к груди левая рука не просто забинтована, а в гипсовой повязке.

— Клёво! — за всех ответил Артур.

Он оглядывался по сторонам — в его карих глазах отражался свет ламп и блеск хрустальных люстр. Вертел головой и мой младший брат. Я сообразил, что Кириллу «Московский» виделся сейчас едва ли не раем на земле. Родители лишь дважды водили нас с братом в рестораны. Но те заведения были попроще, чем украшенный зеркалами, красными ковровыми дорожками и хрусталём «Московский». А я восторг комсомольцев не разделял: бывал в местах и получше, чем этот ресторан. Из памяти ещё не выветрились воспоминания о будущем. Поэтому нынешняя советская роскошь не произвела на меня должного впечатления.

К нашему столику подошла официантка. Молодая: лет двадцати восьми. Наряженная в блузу из лёгкой ткани с яркими белыми манжетами и воротником. Манжеты и воротник придавали униформе работницы элитного общепита строгий и аккуратный вид. Хотя блуза плотно прилегала к телу и делала образ официантки женственным. Подол чёрной классической юбки не дотягивался до колен. Белый фартук удачно вписывался в композицию: не просто защищал одежду, а хорошо дополнял образ советской разносчицы. Официантка скользнула по нашим лицам взглядом — быстро сориентировалась «кто есть кто».

— Здравствуйте, Илья Владимирович! — сказала она. — Ждали вас в среду. Я держала для вас столик.

— Спасибо, Светочка, — произнёс Прохоров. — Запиши его в мой сегодняшний счёт.

Он пошевелил левой рукой.

— В среду у меня был трудный вечер, Светочка, — сказал Илья Владимирович. — Уж лучше бы я его провёл у вас.

Прохоров усмехнулся и потребовал:

— Принеси-ка, Света, нам по салатику. «Столичный» отлично сгодится. Грамм по четыреста шашлычка из барашка. Сыр, колбасу на тарелочке. По бутылке минеральной воды. Морса мне клюквенного кувшин принеси: того, что я пил в прошлый раз. И две бутылки хорошего красного вина для юношей: под мясо барашка оно прекрасно сгодится.

Артур и Кирилл переглянулись — будто мысленно обменялись комментариями к заказу.

— Что-нибудь ещё, Илья Владимирович? — спросил официантка.

Она ничего не записала. Сложила ухоженные руки на фартуке. Улыбалась.

— Обязательно будет «ещё», Светочка, — сказал Прохоров. — Обязательно! Но чуть позже. Когда распробуем шашлык.

— Сейчас всё принесу, Илья Владимирович! — пообещала официантка.

Она будто случайно взглянула на меня.

Я заглянул в её зелёные глаза. Отметил, что никогда раньше их не видел. Но вспомнил очень похожий насмешливый и слегка высокомерный взгляд. Отыскал в памяти и имя его владелицы: Женя Рукавичкина. Женя училась со мной на первом курсе в МехМашИне. Но «залетела»; и взяла в академку после летней сессии. Именно вместо Рукавичкиной в комнату к Наташе Тороповой поселили на втором курсе Ларису Широву, которая перевелась в наш институт из Ростова-на-Дону. У Рукавичкиной, сообразил я, в ресторане «Московский» работала старшая сестра Светлана — об этом мне в прошлой жизни говорил Артур.

«Это была сестра нашей Женьки Рукавичкиной, — сказал тогда Прохоров, — Светлана, кажется. Она там работает… работала. Официанткой. Её эти гады подстрелили второй. Выстрелили из обреза ей в живот. В упор! Дробью. Дядя Саша сказал, что у той официантки на пузе дырень была: больше пяти сантиметров в диаметре! Представляете?»

Официантка распрямила спину, горделиво приподняла подбородок, зашагала в направлении барной стойки и кухни. Она не торопилась. Будто уже передала наш заказ бармену и поварам при помощи мыслеречи. Кирилл и Артур внимательно наблюдали за тем, как покачивались при ходьбе её бёдра. Я тоже взглянул на это зрелище. Признал, что оно стоило нашего внимания. Хотя и думал сейчас вовсе не о ногах официантки. Я вспоминал рассказа Прохорова о нападении на ресторан «Московский», что произошло в ноябре тысяча девятьсот семьдесят третьего года. «Произойдёт, — поправил я сам себя. — В конце осени».

«Сначала застрелили мужика, — рассказывал Артурчик. — Тот работал водителем директора продовольственной базы. Ему пальнули в грудак. Прямо в сердце. А потом уже шмальнули в официантку…» О нападении на «Московский» тогда судачил весь институт. Но подробности нам сообщил только Прохоров. По словам Артура, «четверо придурков» позарились на субботнюю выручку ресторана. Вломились в «Московский» после полуночи, когда ресторан обычно уже не работал. И обнаружили в зале банкет в честь дня рождения супруги директора продовольственной базы. Подвыпившие посетители попытались разоружить грабителей…

В ту ночь в «Московском» застрелили посетителя и официантку (ту самую Светочку, которая только что приняла у Ильи Владимировича заказ). Артурчик хвастался, что ему повезло: они с дядей Сашей Лемешевым ушли в тот вечер из ресторана за три четверти часа до полуночи. Прохоров тогда выяснил многие подробности ночного происшествия. Вот только с тех времён они выветрились из моей памяти. Я точно помнил лишь о пятисантиметровой дыре в «пузе» Светочки, о погибшем водителе директора продовольственной базы, о причине ночного банкета и о том, что всех четверых налётчиков вычислили и задержали ещё до Нового года.

— … Серёга!

Кирилл толкнул меня в плечо — вывел из задумчивости.

Перед моими глазами снова предстал покрытый скатертью стол, хрустальные висюльки люстр и светильников, чуть раскрасневшееся от духоты лицо директора швейной фабрики.

— Сергей, я говорю, что если есть пожелания… салаты там, или соки, — повторил Илья Владимирович, — говорите, не стесняйтесь!

Он смотрел на меня, улыбался.

Я кивнул — просигналил Илье Владимировичу, что услышал его, а заодно и отогнал нахлынувшие вдруг воспоминания.

— Проголодались, орлы? — спросил директор фабрики.

Взглянул он при этом на Кирилла.

— Шашлык здесь чудный, можете мне поверить, юноши, — сказал Прохоров. — Повар жарит его просто мастерски. За такой шашлык никаких денег не жалко.

Он откинулся на спинку стула, посмотрел на сына.

— Когда ешь такой шашлык, то сразу понимаешь, зачем столько работаешь, — сказал Илья Владимирович, — и для чего ты долго и упорно учился в школе и в институте.

Артур и Кирилл отреагировали на слова Прохорова «понимающими» улыбками.

— Вы, юноши, большие молодцы, что продолжили учёбу, — сказал Прохоров. — И правильно выбрали будущую специальность. Стране нужны люди с экономическим образованием.

Он направил в потолок указательный палец.

— Такие люди нужны директорам средних и крупных предприятий нашей страны. Но ещё больше им нужны экономисты, которым они смогут доверять: проверенные кадры, так сказать.

Илья Владимирович поправил выглядывавшую из-под пиджака левую руку.

— Такие люди нужны и мне, — сказал он, — и многим моим хорошим знакомым, которые занимают высокие должности на предприятиях нашего города и области. Вы заслужили моё доверие, юноши.

Прохоров выдержал паузу и продолжил:

— Так что учитесь, орлы. Не болтайте о чужих секретах. И всё у вас в жизни сложится хорошо. Будет у вас и хорошая интересная работа, и деньги, и шашлык в ресторане «Московский»…

— А ещё нам в комнату нужен холодильник, — сказал я.

Мой брат и Прохоровы скрестили взгляды на моём лице.