И предположил:

— Быть может, она рыдала по моему младшему брату? Она ему, кстати, тоже очень понравилась…

— Нет, — сказа Котов.

Он стряхнул на землю с фуражки гусеницу.

— При чём тут твой брат? — спросил лейтенант.

Он усмехнулся и заявил:

— Ленка гуляла с ним, потому что он похож на тебя…

Я невольно огляделся — проверил, не услышал ли слова Котова Кирилл.

— … Но твой брат не ты, — сказал Олег. — Это Ленка сама мне так сказала.

Он надел фуражку, приосанился.

— Зачем же ты, Чернов, Ленке голову задурил, если тебе от неё ничего не нужно? — спросил Котов. — Не стыдно тебе?

Я заметил, как на его головной убор плавно опустился зелёный лист.

Милиционер не дождался, когда я отвечу.

— Держись от неё подальше, Чернов! — заявил он.

Олег затеял со мной борьбу взглядов.

«Я так и делал, — промелькнула в моей голове мысль. — Держался подальше».

— Договорились, — согласился я.

Снова поднял руки.

— Если обидишь Ленку, то очень сильно об этом пожалеешь! — сказал Олег. — Я обещал сестре, что никому не расскажу о том, что ты сделал. Но я нарушу обещание. Ради неё. И засажу тебя в тюрьму. Имей это в виду, Чернов!

От голоса милиционера у меня зазвенело в ушах.

— Поимею, — согласился я. — В виду.

Кивнул.

Котов метнул в меня грозный взгляд. Но оставил последнее слово за мной. Он выдохнул. И на прямых ногах, не попрощавшись, зашагал к дороге.

Я смотрел ему вслед.

«Вот уж точно говорят, — подумал я, — ни одно доброе дело не останется безнаказанным».

Мой младший брат сегодня вернулся домой раньше, чем обычно. Он вихрем ворвался в гостиную, самым наглым образом закрыл лежавший передо мной на столе учебник математики. Отобрал у меня шариковую ручку.

— Хватит зубрить, Серый! — сказал он. — Перед смертью не надышишься!

Кирилл ухмыльнулся.

— Отстань, малой.

Я отмахнулся от брата, будто от надоедливого насекомого.

Но насекомое не сбежало.

— Не отстану! — заявил Кир.

Он сдвинул мои учебники к краю стола.

Я потёр уставшие глаза.

Спросил:

— Что тебе от меня нужно?

— Сегодня вечером мы с тобой ужинаем не дома! — сообщил Кирилл.

Я вздохнул.

— Илья Владимирович звонил, — пояснил Кир. — Он пригласил нас в ресторан!

Я потёр уставшие глаза.

— В какой ещё ресторан, малой?

Взглянул на оставшийся в тетради нерешённым пример.

Кир расправил плечи и объявил:

— Сегодня мы ужинаем в «Московском»!

Он снова ухмыльнулся и добавил:

— Артур сказал, что его папа уже заказал там столик!

Я застегнул пуговицы на рубашке и взглянул на своё отражение в зеркале.

Покачал головой. Потому что невооружённым глазом видел: одежда мне катастрофически мала. И если при поездке в институт меня этот факт не смутил, то сегодня он меня озадачил.

Я хорошо помнил, что ресторан «Московский» в брежневские времена считался заведением для элиты нашего города. Даже днём в будние дни там непросто было отыскать свободное место (именно место — не столик). Вечером на двери «Московского» всегда маячила табличка с надписью «мест нет». И если в будний вечер входным билетом иногда служила переданная швейцару не слишком крупная купюра, то в пятничные и субботние вечера простые смертные в «Московском» не отдыхали: на это время ресторан превращался в закрытый клуб.

Мне о работе того «клуба» рассказывал Артур Прохоров, который раз в месяц обязательно наведывался в «Московский» в компании дяди Саши Лемешева (уже с первого курса института). Из-за чего Артурчику завидовали все наши сокурсники и сокурсницы. От Артура я и узнал, что коммунизм в СССР всё же построили… но не везде и не для всех. Потому что для меня в семидесятые годы рассказы Прохорова о том, что ели, что пили и как веселились в самом элитном ресторане Новосоветска, казались сказочными историями: такими же, как и тот самый «коммунизм».

Я снова взглянул на явно короткие штанины брюк. Вспомнил, как мне не нравилось, когда молодёжь в будущем расхаживала с голыми щиколотками — усмехнулся. Подвернул рукава на рубашке.

«Вопрос с одеждой обязательно решу, — подумал я. — До начала вступительных экзаменов».

Илия Владимирович заехал за нами точно в назначенное время — мы ждали его у обочины дороги, рядом с домом Прохоровых.

Ровно в пять часов вечера к нам величаво подкатил хорошо знакомый мне по прошлой жизни светло-голубой автомобиль ГАЗ-21 «Волга». Я увидел, что директор фабрики сидел на переднем пассажирском кресле справа от водителя. Заметил белое пятно: выглядывавшую из-под пиджака забинтованную руку Прохорова.

Кир, Артур и я забрались на заднее сидение. Мы проделали это суетливо, но почти беззвучно — лишь громыхнули дверью автомобиля. Хором поздоровались, вдохнули запах дорогого мужского парфюма.

«Говорит радиостанция 'Юность…» — вещал вполне соответствовавший ретро-стилю автомобильного салона «Волги» радиоприёмник. ГАЗ-21 плавно покатился. У поворота на Верхнее кладбище он развернулся и снова покатил по улице посёлка.

— Ну что, орлы, гульнём? — спросил смотревший на нас из зеркала заднего вида Илья Владимирович.

Сегодня он уже не походил ни на бомжа, ни на пациента стационара — выглядел преуспевающим советским человеком средних лет.

Артур и Кирилл переглянулись и улыбнулись, будто маленькие детишки перед поездкой в парк развлечений.

Я ответил (и за себя, и за парней):

— Гульнём, дядя Илья. Почему бы и не гульнуть?

Расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке — порадовался, что не надел галстук.

К «Московскому» мы подъехали ещё засветло. Выбрались из машины — Илья Владимирович попрощался со своим водителем «до вечера». ГАЗ-21 поехал в направлении центра города, уступил место автомобилю той же модели, но светло-серого цвета. Директор фабрики будто и не заметил табличку «мест нет». Здоровой рукой он решительно потянул за массивную деревянную ручку, распахнул дверь ресторана и уверенно перешагнул порог. Я пропустил вперёд взволнованных парней. В хвосте нашей процессии вошёл в «Московский», полной грудью вдохнул смесь из запахов общепита и ароматов женских духов.

Илья Владимирович жестом поздоровался с дежурившим у входа швейцаром — тот ответил директору фабрики улыбкой и повёл нашу компанию через заполненный посетителями зал. Я шагал за спиной Кирилла, рассматривал собравшийся в ресторане пока ещё относительно трезвый контингент. Замечал пошитые на заказ костюмы мужчин и блеск дорогих камней на золотых женских украшениях. Рассматривал не самые привлекательные (на мой избалованный вкус) блюда с салатами и закусками на столах, графины с водкой и коньяком, бокалы с вином, бутылки с минеральной водой и с лимонадом.

Звучавшая в зале музыка заглушала пока негромкие разговоры. Я огляделся. Заметил, что сцена пустовала. Хотя Артур рассказывал, что по выходным здесь выступали артисты: не только местные. Иногда, говорил он, к нам в Новосоветск наведывались на «подработку» и гости из Краснодара, бывали даже столичные певцы и музыканты. В этих словах Прохорова, помню, мы с сокурсниками усомнились: нам слабо верилось, что мелькавшие по телевизору лица снисходили до пения в «Московском». Хотя Артурчик с пеной у рта доказывал, что своими глазами видел на сцене в ресторане музыкантов известного ВИА: «тех самых».

По пути к столику Илья Владимирович то и дело пожимал руки мужчинам, раскланивался и любезничал с дамами, здоровался с персоналом ресторана. Я отметил, что среди собравшихся в зале людей он выглядел «своим». В отличие от шагавших следом за ним парней, на которых не обращали внимания ни гости ресторана, ни официанты: Илья и Артур будто брели в шапках невидимках. А вот на мою улыбку многие дамы реагировали (разных возрастов). Они без стеснения осматривали меня с ног до головы (будто оценщики). Как и их спутники, которые провожали меня хмурыми и (как мне показалось) завистливыми взглядами.