— И снова мой супергеройский костюм не узнали, — сказал я.

Забрал со ступеней свой чемодан, вошёл в дом. Прикрыл дверь, задвинул металлический засов. В углу прихожей, куда потянулся рукой блондин, я увидел двуствольное ружьё «ТОЗ-БМ» — как и предсказывал мой «информатор».

Посмотрел на закатившего глаза мужчину и сообщил:

— Я Чёрный дембель! Неужели непонятно?

Я отодвинул носком кеда со своего пути ногу нокаутированного блондина (не планировал вести с этим мужиком беседы — поэтому хорошо приложился по его челюсти, хотя ударил и не в полную силу). Взял в левую руку ружьё (спустил его взведённые курки), а в правую чемодан. Скользнул взглядом по тёмной прихожей (свет сюда поступал только через небрежно зашторенное окно): увидел холодильник, застеленный грязной скатертью стол с узкой столешницей, набор мужской обуви, расставленные под столом пустые бутылки из-под водки и портвейна. Воскресил в памяти планировку дома, которую мне описал обработанный «таблетками» гость Прохоровых. Оставил чемодан на столе и направился к ближайшему дверному проёму.

Стволами ружья отодвинул скрывавшую дверной проём штору. Заглянул в светлую, но тесную комнатушку. В ней обнаружил минимум мебели: стол под окном, два стула и массивный платяной шкаф, украшенный резными узорами. В комнате царил относительный порядок: ни пустых бутылок, ни окурков — лишь на полу у стены я заметил клубки пыли. Порог комнаты я не переступил. Перешагнул через руку распластавшегося в прихожей блондина, вошёл в основную часть дома, откуда и доносилось бормотание радиоприёмника. Вдохнул усилившиеся запахи чеснока, укропа и табачного дыма. Оценил обстановку: не увидел здесь ни души — если не считать ползавших по потолку мух. Печка, большой стол в центре комнаты (бутылки, стаканы, сигареты, окурки, куски хлеба).

Первым делом отыскал взглядом на серванте источник звуков: небольшую коробочку с деревянными боковыми стенками и с надписью «Ленинград». И лишь во вторую очередь заметил деньги. Они лежали на столе около серванта: восемь стопок упакованных в пачки купюр, высотою примерно с гранённый стакан. Я увидел в стопках пачки полтинников, четвертаков, червонцев — сотенных банкнот не заметил, как не разглядел и мелочи. Рядом с деньгами нашёл две перетянутые жёлтой тесьмой пачки советских облигаций. Окинул взглядом сваленные рядом с деньгами горой ценные безделушки: золотые кольца, перстни с камнями, мужские и женские часы, запонки, булавки для галстука, золотые и серебряные цепочки, орден Красной Звезды, медаль «За отвагу»…

— Ну, прямо пещера Али-Бабы, — пробормотал я.

К сложенным на столе ценностям я не прикоснулся. Хотя и прикинул, что вместе с припрятанными под пионом ценностями все эти богатства превратили бы похитителей если и не в миллионеров, то в очень обеспеченных людей. В моей прошлой жизни похитивших директора швейной фабрики бандитов так и не поймали. Преступники преспокойно наслаждались награбленными у Прохорова богатствами где-нибудь на курортах в Сочи или в Крыму. Я поводил по сторонам стволами ружья, словно указкой. Пересчитал стоявшие на столе стаканы и тарелки — пришёл к выводу, что сервировали стол на троих человек. В кастрюли на печи я не заглянул. Хотя мой живот всё настойчивее напоминал о том, что приближалось время ужина.

С ружьём в руках я пересёк столовую (или гостиную) и поочерёдно заглянул в спальни. Жильцов я там не нашёл, а ценности не искал. Но прихватил с собой два набора мужских подтяжек для штанов (мой папа сейчас носил такие же, но синего цвета — не зелёные). С подтяжками я вернулся в прихожую. Аккуратно уложил на грязную скатерть заряженное патронами шестнадцатого калибра ружьё. Сдвинул на затылок берет. Опутал подтяжками всё ещё пребывавшего в забвении блондина. Спеленал мужчину по всем правилам: сделал из него «кренделёк» (соединил за спиной спутанные подтяжками руки и ноги). Без колебаний затолкал блондину в рот сложенный пополам домашний тапок (не вернулся в спальни за более подходящим кляпом: поленился).

Сдвинул пленника к холодильнику. Потеснил ногами мужчины расставленные под столом стеклянные ёмкости. Опытным взглядом оценил, что в прихожей похитителей скопилось бутылок рублей на пять, если не на все семь (после вылета из института я в прошлой жизни поработал приёмщиком стеклотары). Выпрямился, отряхнул ладони, внимательно осмотрел проделанную работу. Решил, что упаковал клиента правильно и со знанием дела; признал выбор подручных средств для «упаковки» грамотным и едва ли не оптимальным. Пальцем отодвинул штору, выглянул на улицу. Убедился, что солнце ещё ярко светило, а Чижик по-прежнему стоял напротив окна, где я его оставил: на обочине дороги около фонарного столба.

Я одёрнул китель, поправил ремень и произнёс:

— Ну, а теперь в нашей программе вторая часть марлезонского балета.

Вошёл в ту самую комнату, что выглядела самой нежилой в доме: где стоял стол и платяной шкаф. Откинул в сторону похожую на огромное полотенце тряпку, лежавшую посреди комнаты — разогнал по углам клубы пыли. Обнаружил в полу крышку люка — как и предсказывал мой «информатор». В доме моих родителей подобных дверок в подземелье не было. Вход в наш погреб находился на улице, около летней кухни. А наличие подвала строители нашего дома не предусмотрели. Поэтому без подсказки я спуск в подпол обнаружил бы не сразу (если бы вообще обнаружил: шарил бы в поисках пленника по сараям и по уличным погребам). Я без проблем сдвинул обнаруженную на люке щеколду (она не проржавела — блестела, как новая).

Открыл крышку и вдохнул хорошо узнаваемые ароматы заброшенного общественного туалета. Позволил запахам из подземелья смешаться с теми, что заполняли воздух в доме. Чесночный душок и табачный дым преобразили подвальное зловоние в стандартную атмосферу жилища бомжей (такой я её запомнил). Я снял берет, бросил его на стол у окна. Опустился на колени, уперся руками в края люка. Заглянул в тёмное подземелье. Увидел внизу декорированные гирляндами паутины ступени деревянной лестницы и серые кирпичные стены. Пол я не рассмотрел: до него не добирался проникавший в подвал через люк свет. Кнопку выключателя или рубильник я не обнаружил. Прислушался: уловил шорох — будто там, внизу, мешковиной провели по стене.

— Илья Владимирович, вы живой? — спросил я.

Ответили мне не стазу.

Но всё же ответили.

Пусть и нехотя.

— Живой, — раздался в темноте подземелья тихий мужской голос.

— Это прекрасно, — сказал я. — Вылезайте из своей подземной норы. Вас реабилитировали, поздравляю. Вас ждёт сегодня встреча с сыном, горячий душ и вкусный ужин. Или вы предпочитаете не душ, а ванну?

Секунд двадцать я слушал только жужжание мух и щебетание птиц за окном.

— Илья Владимирович, вы ещё там? — спросил я.

— Здесь, — ответил тихий голос.

Я снова встал на колени, отряхнул руки и спросил:

— А какого фига вы всё ещё там? Вбирайтесь из своей берлоги! Всё закончилось, вы свободны.

После вновь затянувшейся паузы мужской голос ответил:

— Я не могу. У меня связаны руки. За спиной.

Я выругался: громко, без стеснения. Посмотрел на украшавшую подземелье паутину. Брезгливо скривил губы.

— А освещение у вас там можно включить? — спросил я. — Или мне поискать фонарь?

На этот раз мне ответили сразу:

— Света нет, — услышал я.

— Хреново.

Я встал с колен и прогулялся мимо всё ещё неподвижного блондина в столовую — взял там со стола коробок со спичками. Вернулся в маленькую комнатушку и расстегнул парадный ремень. Снял свой украшенный аксельбантами китель и аккуратно повесил его на спинку стула рядом с лежавшим на столешнице беретом. Взглянул на яркую листву за окном, на белые барашки облаков, что гуляли по голубой глади неба. Вздохнул и вернулся к открытому люку. Снова всмотрелся в темноту — не увидел внизу ни пол, ни пленника. Вновь вдохнул непохожие на аромат рижской «Иоланты» запахи. Упёрся руками в края люка и спустился на три ступени — лишь тогда развернулся на сто восемьдесят градусов и вцепился в грязную лестницу.