— А девушка откуда?
— Городская. В село за харчами пришла.
Гаркуша стал рассказывать, при каких обстоятельствах встретил Сашу. Шерстев слушал и краем глаза наблюдал за незнакомкой. Вот к ней подошел Энрико Гарсия, церемонно поклонился. Видимо, предпринял попытку начать разговор.
Вдруг пилот всплеснул руками. Его лицо расплылось в улыбке.
— Что такое? — строго спросил атаман.
— Сеньор, — ошеломленно сказал Гарсия, — сеньор, эта девушка знает испанский!
Он снял Сашу с лошади, бережно опустил ее на землю.
— Грасиас, — сказала Саша. — Мучас грасиас… Большое спасибо!
— Эс устэ эспаньола? — прошептал авиатор.
— Е сой руса, — рассмеялась Саша. Она уже разобралась в обстановке и теперь обращалась к Шерстеву: — Русская я, как, наверное, вы сами. Ведь вы русский, правда?
— Русский, — ответил Шерстев. — Но об этом позже. Как вы сюда попали?
Саша развела руками и посмотрела на Гаркушу, как бы приглашая его вступиться.
— Батько… — нерешительно начал тот.
— Помолчи! — Шерстев снова посмотрел на Сашу. — Кто вы такая? Какие имеются документы?
— А по какому праву мне задают вопросы? — Саша постаралась, чтобы голос ее звучал сердито. — Сами вы кто, милостивый государь? Надо представиться даме, а уж потом расспрашивать. Как ваше имя?
— Допустим, Николай Юрьевич, — холодно сказал Шерстев.
— Ну, а я — Александра Андреевна, — в тон ему ответила Саша. — Увы, документами не запаслась. Не предполагала, что окажусь в вашем обществе.
— Как вы здесь очутились?
Саша резко обернулась к Гаркуше:
— Будете и дальше стоять истуканом? Говорите же. А то ваш начальник убежден, что я рвалась к нему в гости.
Одноглазый раскрыл было рот, но атаман взглядом остановил его. Возникла пауза.
— Постоянно живете в городе? — спросил Шерстев.
— Да.
— Путешествуете?
— Очень точно сказано. Именно путешествую. Совершаю увеселительную поездку, чтобы удовлетворить одну из своих причуд.
— Какую именно?
— Иной раз возникает желание поесть.
— Имеются и другие причуды?
— Работать и получать жалованье.
— А что вы умеете делать?
— Докторица она, — сказал Гаркуша. — Вот глаз мне промыла. Ловко зробила.
— Вы врач?
— Фельдшерица.
— Как же не могли найти работу в городе?
Саша не ответила. Повернувшись к пилоту, заговорила по-испански. Тот просиял, утвердительно наклонил голову. У них завязалась беседа.
Шерстев движением руки прервал разговор.
— Гаркуша, — сказал он, — вези ее в штаб. Не отпускай ни на шаг. Головой отвечаешь за эту девицу.
Одноглазый подсадил Сашу на лошадь. Они уехали.
— Не слишком ли сурово обошлись с гостьей? — сказал Энрико Гарсия. — Не понимаю, что могло вас насторожить.
— Очень бойкая особа. Начальник патруля утверждает, что легко уговорил ее ехать с ним.
— Ну так что?
— А зачем ей нужен этот увалень?
— Гаркуша?.. Об этом я не подумал. Действительно, они… не созданы друг для друга.
— Кривоногий увалень, — продолжал Шерстев, — от которого за версту несет гнилью. И я должен поверить, что хорошенькая девушка польстилась на подобное сокровище?
— Я понимаю, сеньор. Только… правду ли сказал Гаркуша?
— Но приехала же она с ним!
Испанец промолчал.
— Кстати, о чем вы говорили?
— Попросила покатать ее на аэроплане.
— Что вы ответили?
— Какой мужчина откажет в просьбе красивой девушке? Я сказал «да».
— Вы подниметесь, и она заставит вас перелететь к большевикам.
— Меня? — Испанец гордо выпрямился. — Пилота Гарсия никто не заставит делать то, что ему не по душе. Сеньор, разумеется, шутил?.. Если начистоту, то в ее просьбе видится другое: уверенность, что вы быстро во всем разберетесь, снимете свои подозрения. Вы умный человек, шеф. Как следует допросите девушку — и все станет ясно.
— Это я и собираюсь сделать.
— И не слишком сердите ее.
— Что вы имеете в виду?
— Боги послали нам очаровательную гостью. Если такая улыбнется тебе — чувствуешь себя мужчиной. Еще я подумал, что во всей этой истории пока нет выигравших, но уже есть проигравший.
— Кто же это?
— Гаркуша, шеф. Как это вы сказали ему? Ага! «Головой отвечаешь за девушку». Кто бы мог подумать, что вы такой шутник, шеф?
И Гарсия расхохотался.
ЧЕТВЕРТАЯ ГЛАВА
Этот день атаман Шерстев начал, как обычно, с занятий гимнастикой. Упражнения проводились на лесной поляне и состояли из наклонов, приседаний и размахиваний руками, в которых были зажаты двухфунтовые гантели.
О том, что гимнастика продлевает жизнь, Шерстев много лет назад прочитал в одном бельгийском журнале. В том же номере сообщалось о вреде алкоголя и табака и были напечатаны рисунки, изображавшие печень пьяницы и легкие курильщика. Художник не поскупился на краски, рисунки впечатляли. С той поры Николай Шерстев не курил и не прикасался к спиртному. Тогда же он принял решение по утрам делать гимнастику.
Атаман еще продолжал упражнения, а ему уже приготовили ванну. В кустарнике был установлен раскладной бак из красной резины, в него натаскали десяток ведер теплой воды из походной кухни. Леван сунул в бак руку, убедился, что вода нужной температуры, и стал ждать хозяина.
Тот не замедлил явиться и вскоре уже плескался в баке, куда предварительно вылил стакан крепкого уксуса: в бельгийском журнале утверждалось, что укусус легко расправляется с болезнетворными бактериями.
Купание подходило к концу. Леван уже собирался подать хозяину мохнатую простыню, как вдруг заметил приближающегося человека, преградил ему дорогу.
— До атамана треба, — сказал Степан Гаркуша.
Леван не шелохнулся.
— Батько! — крикнул бандит, став на цыпочки и заглядывая через плечо стража. — Дозволь слово сказать!
— Кто там еще? — недовольно проговорил Шерстев.
Бандит назвал себя.
Леван оглянулся на хозяина. Тот сделал разрешающий знак.
Гаркуша приблизился. Шерстев лежал, согнув ноги в коленях — ванна была коротковата, — и ладонями наплескивал воду себе на грудь. Он не изменил позы, только повернул голову к подошедшему.
— От девицы я, — сказал Гаркуша. — От докторши…
Руки атамана перестали двигаться.
— Чего ей надо?
— Побалакать с тобой желает.
Атаман недобро усмехнулся, вылез из ванны, принял из рук Левана простыню, стал вытираться. Затем он закутался в простыню и присел на брезентовую разножку. Леван уже держал наготове фарфоровую кружку с простоквашей — Шерстев всегда пил простоквашу после купания.
— Твердит и твердит: «Веди до атамана», — продолжал Гаркуша. — Я ей: обожди, батько сам вызовет. А она свое: «Нема часу, веди!».
— Гляди какая нетерпеливая. Чего же ей надобно? Или какой-нибудь разговор был у вас?
— Был, батько.
— О чем же? — Шерстев взял у Левана кружку, отпил. Видимо, простокваша понравилась, потому что он тут же сделал второй глоток, побольше. — О чем вы с ней говорили?
— О тебе, батько, — вздохнул Гаркуша.
— Интересовалась мною?
— Пытала, какой ты есть человек. Ну, я и рассказал… Вдруг как всплеснет руками: «Веди до твоего батьки!»
Возникла пауза. Шерстев опустил кружку.
Сомнения относительно личности девицы за ночь не рассеялись. В постели, затем во время гимнастики он все прикидывал, как лучше повести допрос этой особы. А теперь оказалось, что она сама ищет встречи с ним!
Шерстев поглядел на Гаркушу. Тот стоял, вытянув шею, и ждал.
— А ты как о ней думаешь?
Гаркуша засопел, переступил с ноги на ногу, но не ответил.
— Ну, хорошо. — Шерстев встал с разножки, отдал кружку Левану. — Отправляйся и приведи ее.
Запахнув простыню, он зашагал прочь от ванны.
Полчаса спустя он покончил с завтраком, и тогда Леван ввел Сашу.
Шерстев принял ее в своем «штабе» — сторожке лесника, единственном «капитальном» строении в здешнем лесу: банда разместилась в наспех сооруженных землянках и шалашах, возле которых были устроены коновязи. Особняком расположились только артиллеристы: для орудий были устроены ровики, люди имели две потрепанные палатки.