В октябре стало ясно, что конфликт между материковым исполином и маленькой Финляндией неизбежен. Бенеке, придумав какой-то подходящий предлог, сел на поезд и уехал через Лапландию в Рованиеми, где располагался штаб командующего финской северной группировкой. Несмотря на то что Бенеке предварительно договорился по телефону о встрече, командующего в штабе не оказалось: он выехал в Салла[531]. Это говорило о том, что приближаются серьезные события. Помощник торгового атташе направился вслед за командующим и вскоре разыскал его. Они знали друг друга уже давно, и полковник в тот же вечер пригласил Бенеке в офицерское казино. Настроение было подавленным, разговор — серьезным. Он касался только одной темы — обострений в отношениях с Советским Союзом. Немцы совершенно не представляют себе, насколько сильны русские, утверждали финские офицеры, какими мощными вооруженными силами и снаряжением они располагают. Очень серьезного внимания заслуживают и их военно-воздушные силы. В случае войны Советский Союз способен выставить до 35 тысяч самолетов, заявляли офицеры. Постепенно беседа сделалась более оживленной, и офицеры, не стесняясь Бенеке, открыто заговорили о сугубо специальных вещах.

— Странно, — заметил один из офицеров, — что вы, господин Бенеке, так интересуетесь этими вопросами и так хорошо осведомлены о всех делах.

И он с улыбкой посмотрел на немца, который понял, к чему тот клонит.

— Ничего странного, — невозмутимо сказал Бенеке, — наоборот, все очень просто. Хотя я сейчас и служу помощником германского торгового атташе в Осло, но, как вы, вероятно, знаете, я старый военный, майор запаса. Так что нет ничего удивительного, если меня интересуют военные вопросы.

Финны оценили откровенность Бенеке. Всякие подозрения рассеялись, и разговор принял дружеский характер. Было уже далеко за полночь, когда Бенеке простился с хозяевами. Беседа заставила его глубоко задуматься. Он сидел в автомашине и пытался собраться с мыслями, но не мог: мешали мириады комаров. Было почти безнадежно защищаться от этих безжалостных насекомых. Они действовали вслепую. Едва Бенеке успевал раздавить одного, как в следующее мгновение на его месте оказывались два других.

Бенеке еще раз до мельчайших подробностей восстановил в памяти весь разговор с финнами и стал набрасывать в уме примерную схему подробного доклада в Берлин. Разумеется, центральным пунктом доклада будут 35 тысяч русских самолетов, готовых подняться в воздух в любое время. В конце он отметит, что хотя в его задачу не входит предпринимать поездки в Финляндию, но эта импровизация оказалась весьма полезной, В этом было главное.

Однако позднее выяснилось, что не все придерживаются того же мнения. Бенеке послал в Берлин свой доклад, а ровно через неделю из главной квартиры абвера пришло сообщение о том, что германский военный атташе в Хельсинки направил в Берлин официальную жалобу на помощника торгового атташе. «Во-первых, — говорилось в жалобе, — совершенно недопустимо, когда торговый представитель, не понимая всей сложности международной обстановки, позволяет себе вести разговоры на военные темы, да еще в другой стране. Во-вторых, „доклад“, представленный Бенеке абверу, основан, мягко выражаясь, на пустых слухах и изобилует домыслами. Что же касается сведений о русских военно-воздушных силах, то добродушный коммерсант проявил чрезмерный либерализм в отношении нулей…»

В разгар спора, разгоревшегося вокруг последнего поступка Бенеке, в Осло для проведения важной конференции прибыл сам Канарис. Таким образом он мог более подробно ознакомиться с мотивами и результатами поездки своего сотрудника в Финляндию.

Бенеке, со своей стороны, воспользовался случаем, для того чтобы еще раз попросить адмирала прислать ему двух новых сотрудников. Он особенно настаивал на присылке военно-морского офицера, который мог бы взять на себя вопросы, связанные с навигацией. Но у Канариса еще не было подходящей кандидатуры. Затем Канарис, Бенеке и прибывший с адмиралом старший офицер разведки направились в «Мавританский холл» гостиницы «Бристоль». По дороге Бенеке сообщил высоким гостям, что эта гостиница известна как центр британских разведчиков из Интеллидженс Сервиса. Такое сообщение не могло не вызвать у адмирала страстного желания провести там приятный вечер.

В конце сентября доктор Генрих Зам внезапно заболел. Застарелый хронический аппендицит дал вспышку. Последовала операция, которая вызвала осложнения, и 3 октября сотрудники миссии узнали печальную новость: доктор Зам скончался. Опубликованный в газетах бюллетень о болезни наводил на мысль, что здесь не все чисто и что доктор Зам стал первой «дипломатической» жертвой Гитлера во второй мировой войне. Германский посланник в Осло отнюдь не питал симпатий к той политической системе, которая вовлекла Германию и большую часть мира в новую, тяжелую войну. Может быть именно это и сделало его неугодным лицом для руководства Третьего рейха или для фон Риббентропа и его тайного штаба. Пожалуй, даже сам Бенеке не смог бы этого опровергнуть.

В качестве преемника доктора Зама в Осло прибыл доктор Курт Брэйер, бывший советник германского посольства в Париже. Майор, естественно, вначале беспокоился, как будет реагировать новый посланник на его тайную разведывательную деятельность. Но тревожился он напрасно. К большому счастью для Бенеке, Брэйер оказался таким человеком, который заменил доктора Зама во всех отношениях. Бенеке почти не составило труда убедить нового посланника и в том, что можно избежать дипломатических осложнений путем разумных и осторожных действий. В результате все формы сотрудничества Бенеке с посланником остались прежними. Доктор Брэйер был информирован о поездках майора и его тайной миссии. И, как утверждал Бенеке, между ним и посланником очень скоро установилось полное взаимопонимание и доверие.

Помимо смены посланников в германской миссии в Осло на улице Драмменсвейен в течение осени и зимы произошли и другие события, немало потревожившие обычное спокойствие дипломатов. Увеличился персонал миссии, были арендованы новые помещения. В конце августа в Осло прибыл новый атташе «по вопросам культуры», приезд которого изрядно увеличил количество седых волос на голове посланника. В первых числах ноября в Норвегии появился некто капитан Шпиллер, новый военно-воздушный атташе. Во второй половине ноября в помощь адмиралу Стеффану был прислан капитан 3 ранга Шрейбер, который уже через несколько недель стал самостоятельным германским военно-морским атташе в Норвегии. Без сомнения, он имел особые полномочия от самого гросс-адмирала Редера. Бенеке рассказывал, что перед приездом Шрейбера в Норвегию миссия получила необычайно много телеграмм и директив, где сообщалось о предстоящей ему работе. По словам Бенеке, Шрейбер был позером и гордецом. Майор не скрывал, что этот моряк сильно раздражал его, и очень скоро между ними вспыхнула открытая вражда. Вероятно, в известной мере это было обусловлено и вечной неприязнью армейцев к морякам, существующей почти во всех странах мира. Кроме всего прочего, Шрейбер был женат на дочери адмирала Шеера, прославленного немецкого флотоводца времен первой мировой войны. Гросс-адмирал Редер и адмирал Шеер вместе учились в морском кадетском корпусе, были хорошими друзьями и не удивительно, что дети Шеера называли Редера дядей. Разумеется, женившись на дочери Шеера, Шрейбер стал для Редера чем-то вроде племянника. Капитан всегда пользовался именем «дяди» как рекламой или парадной вывеской, и это раздражало майора Бенеке до крайности. С величайшей неохотой и нежеланием он «содействовал» военно-морскому атташе в его работе. Как только темпераментный майор начинал подозревать, что военно-морской атташе направляет начальству в Берлин добытые им сведения, выдавая их за свои, его охватывал приступ дикого бешенства. И однажды он не выдержал.