Оба снимка были сделаны на кладбище. Фотограф постарался, и карточки получились контрастные, четкие. Изображена была могила. На обоих снимках — одна и та же могила. Об этом свидетельствовало характерное надгробие и все, что его окружало, — деревья, кустарники, фигурное металлическое ограждение.

Чем же привлекло внимание Канариса это захоронение, — казалось бы, самое обыкновенное, неотличимое от тысяч других на кладбищах любого германского города?

На первом снимке надпись на мраморной доске надгробия утверждала, что здесь погребена Сарра Гейдрих (немецкий текст был повторен по-древнееврейски). А на второй фотографии того же надгробия была уже другая доска. Надпись гласила: «С. Гейдрих». Текст на древнееврейском языке отсутствовал.

Снимки были вложены в папку и спрятаны в сейф, где хранились многие другие ценности такого же рода и среди них — история болезни унтер-офицера Адольфа Шикльгрубера [199], нуждающегося в длительном наблюдении психиатров…

Адмирал уже собирался спуститься в гостиную и выпить чашечку кофе, как вдруг затявкал Зеппль. Это был любимый пес Канариса; цветной портрет таксы Зеппля висел в служебном кабинете главы абвера — неподалеку от портрета полковника Николаи и полки с тремя бронзовыми обезьянами…

Итак, Зеппль подал голос. Это могло быть только в случае, если в дом пришел посторонний. Канарис бросил тревожный взгляд на сейф и поспешил вниз.

В холле его ждал… группенфюрер Рейнгард Гейдрих!

На лице Канариса отобразилась радость, едва ли не восторг от такой неожиданной и приятной встречи. Он протянул гостю руку, и его мягкая, как у женщины, ладошка утонула в крепкой руке Гейдриха.

— Такая скучища одолевает по вечерам, — сказал Гейдрих. — Сидел дома, крепился, пока были силы. Когда стало невмоготу, решил нанести «визит вежливости». — При этих словах он ухмыльнулся, его тонкие губы растянулись в длинные полосы.

Канарис закивал в знак того, что все это ему очень хорошо понятно, и предложил гостю кресло. Но тот сказал, что лучше, если они прогуляются: ветер, который дул с утра, разогнал тучи. Сейчас он унялся, и вечер прекрасен.

Они вышли из дома. Впереди бежал Зеппль, переваливаясь на кривых лапах.

Они знали друг друга вот уже пятнадцать лет, и судьба то и дело странным образом перекрещивала их пути. Впервые они встретились в 1922 году на палубе учебного крейсера «Берлин». В ту пору Канарис был оберлейтенантом, Гейдрих — кадетом. Спустя несколько месяцев офицерский суд чести слушал дело кадета Гейдриха, обвинявшегося в какой-то уголовщине, и постановил изгнать его из флота. На суде присутствовал Канарис. Далее они встречались на партейтаге в Мюнхене и затем в Свинемюнде. К этому времени роли переменились: в Свинемюнде Рейнгард Гейдрих приезжал уже в ранге руководителя РСХА, проверяя состояние охраны участка побережья, которым руководил Канарис. И вот, наконец, пригород Берлина, где Канарис купил дом, когда был назначен главой абвера. Была ли это игра случая или нечто прямо противоположное, но дом Гейдриха оказался на той же самой Доллештрассе, что и особняк Канариса…

Так они сделались соседями. А люди, если они живут рядом, да еще и заняты сходной работой, должны общаться. Вот они и стали ходить в гости друг к другу вместе с женами и детьми, встречаться на теннисном корте и площадке для игры в крокет. Но все это было чисто внешнее. Гейдрих люто ненавидел Канариса, считая, что тот содействовал его изгнанию из флота. В свою очередь Канарис отчетливо ощущал опасность, которая всегда грозила со стороны руководителя РСХА, и накапливал материалы, компрометировавшие Гейдриха с точки зрения нацистов.

Сейчас «заклятые друзья» прогуливались по лугу, расточали друг другу улыбки, обменивались ничего не значащими фразами — маленький изящный Канарис и костлявый верзила с безжалостными глазами и орлиным носом на длинном асимметричном лице.

— Были у Бломберга? — вдруг сказал Гейдрих.

Канарис искоса взглянул на него. Конечно, шеф РСХА должен был знать о директиве военного министра относительно подготовки к войне. Но зачем группенфюрер спросил об этом? Какая преследуется цель?

Неожиданно для самого себя он взял Гейдриха под руку. Тот скосил на него глаза.

— Я вернулся от военного министра, и с той самой минуты голова у меня работает только в одном направлении.

— Ну-ну, — пробормотал Гейдрих, — выкладывайте. Любопытно, что вас заботит.

— Нефть!

Шеф РСХА снова взглянул на собеседника.

— Нефть, — повторил Канарис. — Нефтяные источники, которые будут питать моторы врагов Германии.

Гейдрих ждал, чтобы Канарис развил свою мысль.

— Чьи источники? — наконец проговорил он. — Каких государств? А, кажется, начинаю понимать… Ведете речь о России?

— Да.

— И что вы задумали?

— Пока нет планов. Они появятся, когда удастся достаточно хорошо осветить эти районы.

— «Удастся осветить»… Выходит, у вас недостает возможностей?

— Я бы не стал утверждать так категорично. Но помощь друзей никогда не помешает…

— Вон вы куда гнете! Хотите знать, чем я располагаю в России?

— Пусть даже в общих чертах, — осторожно сказал Канарис.

Гейдрих повернул голову и вперил в собеседника тяжелый щупающий взгляд.

— Надеетесь пристегнуть меня к своей лямке?

— Что же… Вы и я — мы оба тянем одну и ту же повозку, разве не так? — Канарис простодушно улыбнулся и, нагнувшись, погладил Зеппля, который, как только люди остановились, стал рыть землю и уже выкопал порядочную яму.

— Так-то оно так, — проворчал Гейдрих. И вдруг рассмеялся: — Любопытно, что вы скажете, если узнаете, что сейчас, быть может, в эту минуту, два очень умных парня из моей службы бродят по тому самому объекту?..

— Какой объект имеете вы в виду?

Гейдрих будто не расслышал вопроса.

— По моим данным, они должны были появиться там два или три дня назад, — продолжал он. — А сегодня или завтра покинут Россию.

— Я всегда говорил, что вы умеете глядеть вперед. — Канарис снова погладил Зеппля. — Что они делают в России, эти ваши люди?

— Что могут делать два агента СД, оказавшись в самом центре нефтяного царства Советов?

— Так они в Баку?

— В Баку, дорогой адмирал.

Они погуляли еще немного. Потом Гейдрих сказал, что время возвращаться домой. Завтра на рассвете он должен лететь в Австрию. Там завариваются важные дела.

И они расстались, пожелав друг другу доброй ночи.

Личный самолет главы имперского управления безопасности приземлился в Берлине августовским утром, когда солнце уже основательно прогрело плиты взлетно-посадочной полосы и над бетонными дорожками, над сводчатыми кровлями ангаров и мастерских подрагивало знойное марево.

Позади была напряженная трехнедельная поездка, дни и ночи, наполненные работой: совещания с людьми своей службы, официальные визиты и встречи иного порядка, строго конфиденциальные, происходившие в самых различных местах и условиях, ибо РСХА располагало в Австрии широкой сетью агентов, в числе которых были министры и лавочники, адвокаты, промышленники, владельцы туристских отелей, военные… Гейдрих умел работать. Уж он-то знал, что иной раз самая важная информация добывается маленькими, незаметными людьми, поэтому не гнушался контактов с этой категорией «источников».

Он пожал руку пилоту, вышел из самолета. Возле трапа ждала машина. Гейдрих сел в нее. Поначалу хотел отправиться домой, чтобы выспаться, но передумал и приказал ехать на службу. Разумеется, он и так был в курсе всех дел: шифровальщик и телетайп службы гестапо германского посольства в Вене эти три недели исправно работали на своего высокого шефа. Но все равно могли быть новости…

Он не ошибся. Приняв в служебных апартаментах ванну и позавтракав, сразу же натолкнулся на интересное сообщение. Оно касалось итогов действия группы агентов. В РСХА был заведен твердый порядок, согласно которому подразделения, ведающие работой против различных стран, немедленно докладывали в главную квартиру о всех проведенных акциях. Референтура Гейдриха отсеивала второстепенное — это объединялось в ежедневных сводках. Самое же ценное попадало в особую «красную папку» на столе шефа. Впрочем, она лишь называлась так — «красная папка». На деле это был встроенный в крышку письменного стола плоский стальной ящик, оклеенный красной лакированной кожей. Ключи от весьма сложного замка ящика имели лишь два человека: тот, кто клал в ящик документы — главный адъютант Гейдриха, и сам хозяин. Документы находились здесь в дневное время, когда Гейдрих работал. На ночь они исчезали в особом хранилище.