— Своей нефтяной промышленности? — переспросил Гитлер, поднявшись с кресла. — Я не ослышался?

— Нет, мой фюрер.

— Откуда такие данные?

— В районе населенного пункта Ефремово танковая армия Гудериана отбросила врага и взяла пленных. Среди них оказался некий сержант. Им заинтересовались, когда выяснилось, что он житель Баку и только на днях прибыл оттуда на фронт: абвер-офицеры имеют на этот счет особые инструкции… Установлено, что пленный работал на одном из нефтепромыслов. Он утверждает, что поступил секретный приказ подготовить к уничтожению все действующие нефтяные скважины.

— Каким образом? — Гитлер подошел к Канарису. — В скважины закладывают взрывчатку? Но это чушь!

— Этот человек был оператором нефтедобывающей бригады. Он показал: у вышек складывают в кучи комья затвердевшего бетона. Достаточно сбросить в ствол скважины десяток таких «бомб» — и она потеряна. Я консультировался у специалистов. Они подтвердили, что так может быть.

— А заводы?

— По ним у меня еще нет сведений. Абвер продолжает поиски среди пленных. Данные будут, мой фюрер.

— Где этот пленный?

— На пути в Берлин. Я затребовал его, чтобы лично допросить.

— Очень правильно: все это может быть дезинформацией. — Гитлер обернулся к руководителю СС: — Видите, как поворачивается дело?

— Люди СД в Бакинском нефтяном районе подготовили серию диверсий, но не приступили к ним, потому что еще не пришло время, — сказал Гиммлер. — Мы планируем устроить ад в топливном тылу большевиков, когда германские армии будут штурмовать Кавказ — не раньше.

— Прикажите вашей агентуре в этом районе проверить то, что мы сейчас узнали от главы абвера. Как можно быстрее, рейхсфюрер! До окончания проверки — никаких акций. — Гитлер посмотрел на Геринга. — Это относится и к авиации. Бомбите, взрывайте нефть на путях вывоза. Не трогайте промыслы и заводы!

— Понял, — сказал Геринг. — Теперь я хотел бы внести ясность в одно дело. Рейхсфюрер упомянул об агентуре СД в Баку. Что это за люди?

Гиммлер переглянулся с Гейдрихом, как бы приглашая его ответить.

— У нас там несколько диверсионно-разведывательных групп, — сказал Гейдрих.

— Так я и думал. Мы никак не избавимся от старой болезни — действовать параллельно. Абвер организует широкие операции по разложению и диверсиям на Кавказе. СД влезает в эту игру. Недостает только, чтобы свои собственные группы в этом районе создала еще и криминальная полиция. У русских есть хорошая пословица: когда много нянек, ребенок остается без присмотра.

— Что же вы предлагаете? — сказал Гитлер.

— Возглавлять работу против Кавказа должен кто-то один. Господин адмирал, согласны вы передать в СД ваши подразделения, и в первую очередь группу «Тамара»?

— Нет! — резко сказал Канарис.

— Ну, а вы, рейхсфюрер Гиммлер? Разделяете вы ту точку зрения, что все должно быть сосредоточено под одним командованием?

— Мысль верная, — ответил Гиммлер. И прибавил, стараясь, чтобы голос звучал возможно искреннее: — Мы сделаем все, как надо, если эту работу поручат СД… Как вы на это смотрите, обергруппенфюрер Гейдрих?

— Целиком согласен.

— А я против, — вдруг сказал Геринг. — К сожалению, пока СД ничего не может противопоставить такой мощной силе, как «Бранденбург-800». Господин Канарис располагает большими возможностями. Таким образом, Кавказ следует целиком поручить заботам абвера.

— Я возражаю! — воскликнул Гиммлер. — Мы затратили почти два года на подготовку этих групп. Ими руководит специально созданное отделение в шестом управлении. Система отлажена, действует хорошо.

— Вот и передайте все это абверу — группы и ваше специальное отделение. Кто, кстати, его возглавляет?

— Один из лучших работников — штандартенфюрер Теодор Тилле.

— Я знаю этого офицера, — сказал Гитлер, обращаясь к Канарису. — Вы будете довольны им.

— Так уже все решено, мой фюрер?! — воскликнул Гиммлер.

— Вопрос исчерпан, — сказал Геринг. — Фюрер устал, да и нам пора обедать.

— Господа, — сказал Гитлер, когда все поднялись с мест. — Господа, приглашаю вас поздравить главу абвера. С сегодняшнего дня он — полный адмирал.

Воскресный день выдался на редкость ненастный. Теодор Тилле не выходил из дома — сидел в кабинете, углубившись в работу. Уже были сделаны записи в дневнике за вчерашний день, просмотрены газеты и почта. Он потянулся к звонку, чтобы приказать горничной приготовить завтрак, но задержал руку. Сильный порыв ветра швырнул в окно струи воды — дождь пробарабанил по стеклам, как свинцовая дробь.

Тилле встал, поглядел в парк. Мокрые деревья с голыми черными ветвями раскачивались под напором ветра. Желтая вода несла по аллее жухлые листья, обрывки бумаги. Да, с наступлением войны парк пришел в запустение…

Он поежился, попытавшись представить, что творится сейчас далеко на Востоке. Прошел к стеллажу, снял большой том военной истории. Книга пестрела иллюстрациями. Полистав ее, он нашел нужное. Цветная репродукция с картины известного художника изображала эпизод отступления Наполеона из России: усталые кони влекут по сугробам сани с закутанным в мех полководцем, а по сторонам торчат из снега шлемы гренадеров, руки со скрюченными пальцами.

Вот и теперь русские гонят от своей столицы неприятельские войска… То, что произошло под Москвой, было непостижимо. Еще месяц назад в Берлине ждали совсем иных вестей. И вдруг контрнаступление советских армий, сперва войсками двух фронтов, затем и третьего, атаки по полосе, исчисляемой не десятками — сотнями километров!

Что же это — только лишь трагический эпизод, чей-то недосмотр, просчет? А может быть, нечто более серьезное, даже необратимое?..

Вздохнув, он снова потянулся к кнопке звонка. Подумалось: удивительно устроен человек — такая беда свалилась на страну, тысячи немцев замерзают в снегах, а он через несколько минут сядет за стол в жарко натопленном доме, заткнет за воротник угол накрахмаленной салфетки…

Прогудел телефон. Он снял трубку, назвал себя.

— Здравствуйте, — сказал мужской голос. — Если вы находитесь в своем кабинете, то на столе перед вами должна лежать некая книга в зеленом переплете. Впрочем, скорее всего, она в сейфе. Откатите секцию стеллажа, возьмите ее из хранилища!

Голос умолк.

Держа трубку у уха, Тилле попытался расстегнуть пуговицу на воротнике сорочки, но пальцы плохо повиновались.

— Кто говорит?..

— Доброжелатель.

— Ваше имя! — Тилле постарался, чтобы голос звучал решительно. — Назовите себя, или я кладу трубку.

— Сделаете ошибку.

Неизвестный собеседник говорил равнодушно, вяло цедил слова. И это пугало Тилле. Невольно он коснулся рукой зеленой сафьяновой обложки дневника.

— Взяли? — продолжал голос. — Раскройте книгу на любой странице. Например, на двадцатой… Я читаю: «Четвертое июля 1939 года. Прошла неделя, как отправлено письмо с чеком на тысячу марок, то и другое от имени Андреаса. До сих пор нет результата. Значит, опять не дождусь приема. Да, этот самовлюбленный Нарцисс начисто забыл о старых партийных товарищах, которым обязан всем, чего он достиг. И такому человеку я верил!»

Тилле судорожно перевел дыхание: запись совпадала слово в слово!

— Я продолжаю, — послышалось в трубке. — Следующая страница. Здесь речь идет о беседе с… Опустим фамилию — она не для телефонного разговора. Только замечу: зачеркнута половина третьей строчки. В седьмой строке — помарка… Читать дальше?

— Откуда это у вас? — сказал Тилле и поморщился, поняв, что задал глупый вопрос.

— Передо мной столько записей, сколько страниц в вашей зеленой книге. Копии выполнены фотографическим способом. Нам надо встретиться!

— Зачем?..

— В ваших интересах не откладывать встречу. Каждый час промедления увеличивает опасность того, что записи попадут в плохие руки… Ну, вы согласны?

— Хорошо… Где и когда?