— Почти все. На бакинском горючем работает три четверти советских моторов. Так что постарайтесь понять, какое значение для страны имеют нефтяные промыслы Азербайджанской республики.

— Уже поняла, — сказала Саша. И не без иронии прибавила: — Я очень смышленая.

Агамиров запрокинул голову, раскрыл рот с крупными белыми зубами, плотно смежил глаза. В комнате возникли странные булькающие звуки, — казалось, у человека рот полон воды. Так он смеялся.

Позже Саша узнала, что этот весельчак дважды был приговорен к смерти — турками и англичанами, когда те оккупировали Баку, — и оба раза бежал, проявив чудеса находчивости, а до этого имел отношение к созданию подпольной большевистской типографии в Баку, а еще раньше — к транспортировке «Правды» из-за границы… Но все это она узнала много позже. Теперь же, сидя в его кабинете и тоже смеясь, думала, что работать с ним, вероятно, будет нелегко, но что, слава Богу, он не чиновник и не сухарь.

Агамиров прошел к окну, поманил Сашу.

Здание ГПУ стояло у самого берега моря. Был вечер, залитый огнями Баку будто смотрелся в огромное зеркало бухты.

— Красиво, — сказала Саша. — Вижу, вы любите свои город.

— Он также и ваш. Теперь за его безопасность вы отвечаете не меньше, чем я.

Помолчали.

Только что взошла луна, и Каспий покрылся мелкими серебряными завитками. Ветер дул с моря, в окна вливались острые ароматы водорослей, соли, йода…

Прощаясь, начальник подчеркнул: бурильщики скважин обычно плохо знакомы с трудом работников промыслов. А промысловики, извлекающие из недр нефть, мало что смыслят в принципах переработки сырой нефти в бензины, масла и другие продукты. Это естественно: каждый занимается своим делом. Ну а чекист, обслуживающий нефтяную промышленность, обязан хорошо знать все ее отрасли. Иначе он не сможет работать.

Он проводил Сашу до двери.

— Ну что же, — сказала Саша, — буду стараться, товарищ полковник.

— Старайтесь, — кивнул Агамиров. — Нефть называют черным золотом. А вы, я слышал, неравнодушны к золоту, вообще к сокровищам. — Он хитро улыбнулся. — Одно время даже носили на себе целый ювелирный магазин!

…Прошло не меньше часа, прежде чем в море вновь потянул ветер. Теперь он дул на берег, и парусные суда набрали ход. Впрочем, им пришлось тотчас потравить паруса и изменить курс: навстречу шел пароход.

Это был «Боевой», единственное на Каспии пассажирское судно, совершавшее регулярные рейсы между портами Советского Союза и Ирана. Сейчас «Боевой» отправлялся в очередное плавание.

Итак, пароход «Боевой» покидал бакинскую бухту, держа путь в иранский порт Пехлеви.

Два часа назад, когда пограничники, закончив досмотр, сошли на берег, на палубе не видно было ни одного пассажира — все сидели в каютах. Теперь же они высыпали наверх и облепили правый борт. Бинокли и фотокамеры были нацелены на западную оконечность бухты, где свирепствовал нефтяной пожар.

Позже других на палубу поднялась солидная чета. Средних лет мужчина бережно вел под руку моложавую стройную даму. По облику и манере держаться они казались англичанами или скандинавами, были хорошо одеты. На шее у мужчины висел «кодак» в футляре из черной лакированной кожи, женщина держала в руке раздвижную зрительную трубу — такие безделушки, ловко стилизованные под старину, во множестве выпускаются на потребу туристам в Швейцарии и Италии.

Проследовав на ют, где было меньше людей, они выбрали место возле спасательной шлюпки и тоже стали наблюдать за пожаром.

— Славный костер, — сказал по-французски мужчина, — и долго будет гореть, очень долго!..

Он поднес к глазам камеру, принялся устанавливав диафрагму.

— Может, не стоит? — проговорила женщина, искоса оглядывая тех, кто был поблизости. — Вдруг посчитают подозрительным…

— Подозрительно, если все снимают, а ты нет!..

На пути парохода оказались швертбот и яхта. Капитан притронулся к рукоятке сирены. «Боевой» коротко рявкнул, требуя дороги, и парусные суда поспешили уйти с его курса. Пароход солидно проследовал мимо них, стал обходить горбатый остров.

— Нарген, — сказал мужчина, — тоже, знаешь ли, интересно. Стоит, как часовой, у ворот в бухту. Значит, где-то должны быть батареи… Ну, конечно! Взгляни на верхушку горба. Вот одна из них!

— Пушек не заметно…

— Потому что стволы опущены в капониры. Зато виден дальномер — гляди, он накрыт брезентом!

— Вижу, — сказала женщина. — Только, пожалуйста, не вздумай снимать.

— Здесь ты права. — Мужчина опустил фотоаппарат.

«Боевой» обогнул остров и вышел в открытое море. Нарген заслонил горящий нефтяной фонтан — теперь можно было разглядеть лишь размытое черное пятно над горизонтом. Пассажиры стали покидать палубу.

Остров подернулся дымкой. С каждой минутой он делался меньше, будто погружался в море.

Следовавший за пароходом пограничный катер прибавил скорость, описал траекторию и лег на обратный курс.

— Все, — сказал владелец «кодака». — Прощай, Совдепия! Мы в нейтральных водах.

— А мне жаль, — сказала спутница.

Мужчина взял ее под руку, проводил до каюты.

В ресторане он заказал две порции водки, жадно выпил, потребовал еще. Он взял бы сразу бутылку, но обычно европейцы так не поступают. А он старательно играл роль европейца…

После третьей рюмки он достал платок, чтобы вытереть глаза. Очки мешали, и он снял их.

Он сильно сдал за последние пятнадцать лет — постарел, обрюзг. Под глазами набрякли склеротические мешки. Вот и бородка, которую он специально отрастил перед поездкой, очень изменила лицо. И все же Саша Сизова, вероятно, сразу узнала бы этого человека: в ресторанном салоне парохода находился не норвежский торговец Лудвиг Хоркстрем, как он значился по документам, а Борис Борисович Тулин — в прошлом белогвардейский офицер, заговорщик и убийца, осенью 1919 года арестованный ЧК вместе с Константином Лелекой и бежавший вскоре из тюрьмы, теперь же сотрудник одной из секретных служб нацистской Германии.

— Слава тебе, Всевышний! — Тулин поднял очередную рюмку, сделал короткий выдох, вылил спиртное в рот. «Вернусь, — мысленно продолжал он, сжевав половину бутерброда с икрой, — вернусь благополучно и в тот же день запалю килограммовую свечу. Спасибо, Владыка, что не обошел заботами раба твоего!»

Вояж в Советский Союз завершался без происшествий. Путешествие было начато восемь дней назад, когда в Финляндии он получил транзитную советскую визу и вместе со спутницей оказался в Москве, а затем в Баку.

В прошении о визе, поданном в советское консульство, сообщалось, что норвежский импортер восточных эмалей и чеканки следует в Иран и Ирак для закупки очередной партии товара и потому просит разрешения на транзитный проезд через территорию Советского Союза, — как известно, такой путь является самым коротким из Скандинавии на Ближний Восток… Вместе с коммерсантом следует его супруга: он пожилой человек, отягощенный болезнями, нуждается в повседневном уходе… Речь шла о Стефании Белявской, давней сожительница Тулина, а теперь и его партнерше по службе у нацистов.

В Баку Тулин и Белявская трое суток ждали парохода. Была возможность в первый же день воспользоваться самолетом и оказаться в Тегеране уже через несколько часов. Но в ответ на такое предложение представителя туристского агентства «норвежский коммерсант» горестно развел руками: увы, супруга не переносит высоты…

Истина заключалась в том, что Тулину были остро необходимы эти несколько дней в Баку. Приезд сюда за трое суток до отплытия «Боевого» был специально спланирован разведкой.

Итак, все получилось как надо. Трое суток с рассвета и до темноты он и Белявская, что называется, обшаривали город. Чету заграничных коммерсантов можно было видеть в старинной крепости и крохотных шашлычных и чайханах в нагорной части города, в древнем храме огнепоклонников и на курортном северном побережье Апшеронского полуострова и, конечно, в музеях и театрах. Их возили на нефтяные промыслы Сураханов и Биби-Эйбата, которыми особенно гордятся бакинцы, показали и «Белый город» — средоточие заводов, не менее знаменитых, чем нефтяные промыслы. И всюду Тулин фотографировал. Не сам — упаси Боже! Его собственная камера оставалась в гостиничном номере, а снимки делал специально нанятый фотограф, служивший в туристском агентстве. Уж он-то знал, что можно снимать, а чего нельзя. Тулин обещал хорошо оплатить труд фотографа и переводчика, который тоже обслуживал иностранных туристов. И слово свое сдержал.