В той, что была найдена в кабинете адвоката, — она получена из Москвы — говорилось: «Донесение о планах германского командования чрезвычайно ценное. Объявляю благодарность Журину. Желаю дальнейших успехов. Сокол».

Уже этот текст настораживал. Планы германского командования? Благодарность Москвы? Стоянов понимал, что заслужить благодарность советского центра разведки не так-то просто.

Но следующие радиограммы ввергли генерала в смятение. Их было всего около десятка, перехваченных с первых чисел апреля по шестнадцатое включительно. Однако в них содержалось огромное количество самой разнообразной и строго секретной информации: о продвижении воинских эшелонов через Софийский железнодорожный узел; о состоянии подвижного состава и путей; о дислокации германских войск на Черноморском побережье и выходе в море военных кораблей с баз Бургаса и Варны; о переброске германских дивизий из Греции на Восточный фронт; об отношениях Германии с Турцией...

Особенно озадачили Стоянова три радиограммы — с донесением из самой Германии: «В Магдебурге, в зоне Среднегерманского канала, расположены крупные склады продовольствия и горючего», — эта была передана накануне ареста Попова. «Донесение Журина. Министр войны Михов сообщил членам совета, что во время посещения им главной штаб-квартиры Гитлера на Восточном фронте фюрер лично рассказал о подготовке небывалой по своим масштабам стратегической наступательной операции, которая начнется в середине лета. Танковые соединения Гудериана и Гота нанесут удар на центральном секторе фронта. К тому времени войска будут оснащены новым оружием. Детали плана уточняются». Это донесение было передано в Москву в самом начале апреля. И третье: «Журин сообщил, что царь Борис в сопровождении начальника генерального штаба Лукаша посетил ставку Гитлера. Подробности следуют». Радиограмма датирована 15 апреля, накануне ареста. Именно в этот день царь и генерал Лукаш вернулись из Германии. Значит...

Значит, подпольная организация располагает огромными связями, охватывающими не только военный аппарат, но даже и самые приближенные к царю круги. И это донесения за неполные две недели. А что содержалось в предыдущих радиограммах? Как давно уже действует в Софии разведгруппа?

И самое главное: откуда она получает информацию? О железнодорожных перевозках — пусть от рабочего Василева. О передвижении войск — от писаря Владкова. Но остальные? Из самого рейха, из дворца? И прежде всего: кто такой этот «Журин», сообщивший факты, которые представляют особую государственную тайну, и так оперативно получивший благодарность командования Красной Армии?..

К сожалению, доктор Делиус оказался прав: арестованные молчат. Радист в лазарете. И с адвокатом они тогда перестарались — он тоже не скоро придет в себя...

Кочо вспомнил, что произошло в той каморке за дверью комнаты следователя, даже уловил запах крови. Глаза его снова помутнели.

— Доктор Делиус! — войдя в комнату, доложил адъютант.

— Проси.

Стоянов провел ладонью по лицу, сгоняя оцепенение. Застегнул воротник кителя.

Абверовец, как всегда; был отутюжен, вычищен, элегантен. Сейчас, поутру — в светло-сером костюме, с неизменным белым уголком платка в нагрудном кармане.

— Какие новости? — спросил он, располагаясь в кресле, доставая мундштук.

— Все в порядке. Группа обезврежена. Рация прекратила работу.

— Та-ак... — многозначительно протянул доктор. — А кто такой Журин?

Из-за толстых стекол очков глаза Делиуса смотрели на генерала холодно.

«Он все знает! — с раздражением подумал Стоянов. — Он тоже ведет расследование, не доверяя нам. И получает все из первых рук. Кто работает на него? Недев? Или этот прохвост-следователь?..» Впрочем, возмущаться бессмысленно: Стоянову известно, что и за ним гестапо и абвер установили слежку.

— Кто такой Журин, мы пока еще не знаем, — ответил он.

— Не знаете? С-союзнички, нечего сказать! А вы знаете, что этот мифический Журин выдал противнику?

Стоянов никогда прежде не слышал от абверовца такого тона. В нем звучали злоба и презрение. «Как он смеет! Он ниже меня по чину!..» Но генерал охладил свой гнев: доктор Делиус — немец, представитель начальника гитлеровского абвера. И ссориться с ним неблагоразумно. Особенно сейчас.

Делиус резко поднялся, подошел к Стоянову. Под слоем пудры кожа в сети мелких дряблых морщин — как туалетная бумага.

— Хороши! Болтуны! И ваш министр и ваши члены военного совета! — гневно продолжал он. — Выдать операцию, подготовка которой требует всех усилий рейха!..

Делиус глубоко затянулся. Выпустил дым. Потом другим, озабоченным тоном сказал:

— У нас за такой просчет начальник контрразведки получил бы пулю в затылок... Не представляю, что скажут в Берлине.

Он снова помедлил. Потом, еще ближе подойдя к Стоянову, приблизил свое лицо к его лицу и тихо проговорил:

— Об этой радиограмме Журина я докладывать адмиралу Канарису не буду. И вам рекомендую из дела ее изъять и помалкивать. Достаточно всего прочего.

«Ага, струсил! — догадался Кочо. — Своя шкура дороже. Ну что ж... Устраивает. И ты теперь у меня в руках!..»

— Согласен, — ответил он.

— Сейчас главное — Журин, — снова взялся за мундштук Делиус и великодушно поделил ответственность. — Мы оба недооценили значение этой разведгруппы.

Рано утром 18 апреля члены высшего военного совета были подняты с постелей телефонными звонками своих адъютантов как по тревоге:

— Министр вызывает на экстренное совещание!

Утро было солнечное, непривычно жаркое для апреля. Зелень уже разлилась по городу вовсю. В синем небе сверкали купола собора Александра Невского. На улицах все были охвачены спешкой: детвора торопилась в школу, домохозяйки — в магазины. По тротуарам, расталкивая прохожих, неслись мальчишки-газетчики с утренними выпусками газет.

Они пронзительно кричали:

— Налет на заводы Шкода в Чехословакии!

— Монтгомери готовит атаку на Роммеля!

— Секретные переговоры с англичанами в Анкаре!..

Генералы собрались в зале, ожидая министра. Образовались группки.

— Чем вызвано столь экстренное совещание? — строил предположения седоголовый генерал Марков, командующий второй армией. — Видимо, связано с ростом дезертирства.

— Возможно, дело в экспедиционном корпусе в Греции, — гадал командующий третьей армией генерал Стойчев. — Вчера я был у министра, когда он читал отчет штаба корпуса. Он был очень озабочен: греческие партизаны активизируются...

— Да нет же, господа! Царь возвратился из Берлина. Я слышал: Гитлер настаивает, чтобы мы послали дивизии на Восточный фронт...

Министр Михов вошел, как всегда, стремительно. Одновременно с ним из дверей кабинета появились генерал Кочо Стоянов и доктор Делиус.

Все члены высшего совета поспешили к своим креслам. И каждый успел отметить, что министр мрачен: не избежать разноса.

— Господа! — поторопил Михов, не дожидаясь, когда перестанут скрипеть кресла. — Генерал Стоянов должен сообщить вам нечто чрезвычайное. Прошу!

Кочо встал, неторопливо оглядел лица присутствующих: «Кто из них?» — и без предисловий начал:

— В Софии с помощью немецкой военной разведки раскрыта советская радиофицированная резидентура. Ее руководитель — известный столичный адвокат Александр Пеев.

По залу прошел шум: многие знали адвоката или по крайней мере слышали о нем.

— Перехвачены радиограммы. Они свидетельствуют, что резидентура располагала широкой сетью информаторов. Возможно, что Пеев, как бывший офицер, использовал свои знакомства и в военных кругах...

Стоянов зачитал некоторые радиограммы, однако ни словом не упомянул о донесении, раскрывающем замысел немецкого наступления, и ответ на него из Москвы. Докладывая, он продолжал разглядывать членов совета. «Кто? Этот белый, как круг сыра, генерал Марков? Нет... Генерал Доскалов? Начальник генерального штаба Лукаш? Начальник судебного отдела Никифоров?.. Невероятно. Хотя все может быть... Чувствуют, что у германских братьев дела не очень-то блестящи, особенно после Сталинграда, и хотят заручиться искуплением грехов на будущее. Опасная игра, господа!..»