– Ну ладно! – решительно махнул рукой командир. – Не возражаю! Нам действительно необходимо не только точно, но и срочно знать, что же затевается в Овражкове. Прежде, однако, надо выяснить, не засланы ли уже в Овражков гестаповцы.

– Это Ерохин должен знать.

– А его не выставили еще из полиции за то, что он Васяткина упустил?

– Сообщил сегодня, что удалось выкрутиться.

– Ну, а какие вам понадобятся помощники, товарищ майор? – спрашивает командир Огинского.

– Я бы еще только лейтенанта Азарова попросил. Он и машину умеет водить, и немецким владеет. С ним вообще можно на любое дело… Вы ведь знаете, как мы с ним из плена бежали?

– Рассказывал мне подполковник Бурсов. А вам форма Мюллера хороша ли? Он, кажется, пошире вас в плечах, а у них мундиры, сами ведь знаете, как подгоняются.

– Подгонит его и по моей фигуре дядя Миша. Он до войны в театральной костюмерной работал. А как насчет легковой немецкой машины?

– Придется своего «опель–капитана», предоставить в ваше распоряжение.

– А что слышно о Бурсове, товарищ командир? – спрашивает Огинский, когда все детали предстоящей операции были окончательно согласованы.

– Он благополучно перебрался через линию фронта и теперь в штабе инженерных войск армии генерала Светлякова.

– Вот бы и мне с ним тогда… – невольно вздыхает майор Огинский.

– Но ведь вы были нездоровы. Разве ж можно вам было с температурой тридцать девять и пять? А Бурсову не терпелось поскорее.

– Я его понимаю и ни в чем не виню. Конечно, в таком состоянии, в каком я был тогда, нечего было и думать об этом. Чертовски досадно, однако… Ну да что теперь об этом!

– А почему тогда Азаров с ним не ушел, до сих пор понять не могу, – недоуменно спрашивает комиссар. – Звал ведь его с собой подполковник Бурсов.

– У него своя теория. Решил, что пока тут может больше пользы принести.

– По всему видно, человек с характером. В отряде у нас он на любое задание первым, – с уважением говорит командир.

– Да я бы ему хоть сейчас самую лучшую характеристику дал! – горячо восклицает комиссар.

Они выехали в Овражков во второй половине дня. Азаров в форме эсэсовского унтер–офицера – гауптшарфюрера – сидит за рулем. Майор Огинский в мундире штурмбанфюрера, в черной фуражке с белым черепом и перекрещенными под ним костями выглядит очень грозно. Повернувшись к Азарову, он говорит лейтенанту:

– Лучшего помощника, чем вы, мне бы, конечно, не найти, и все–таки брать вас не следовало… Но об этом раньше нужно было думать.

– Что–то не пойму вас, товарищ майор, – не отрывая глаз от дороги, обиженно произносит Азаров.

– А тут и понимать нечего. Если даже у нас все сегодня обойдется благополучно, вам ведь и носа нельзя будет показать в Овражков. А тут, судя по всему, предстоят серьезные дела, в которых вам, конечно, захочется принять участие.

– Вы думаете, они смогут меня узнать?

– Надо полагать.

– Я могу отрастить бороду…

– Не успеете, – усмехается Огинский. – События могут развиваться быстрее, чем отрастет ваша борода.

Некоторое время они едут молча. Потом майор снова спрашивает:

– Вам ведь приходилось уже бывать в Овражкове. Когда вы там были в последний раз?

– На прошлой неделе. С разведывательной целью, так сказать. К местным властям присматривался на всякий случай. Господина бургомистра лицезрел и его дружка Дыбина. Из укрытия, конечно, так что они об этом и не подозревали. Видик у них в полном соответствии с репутацией. Неограниченными властителями себя там чувствуют… А вот и Овражков показался.

За небольшой редкой рощицей мелькают убогие домики овражковского предместья.

– У них ведь нет застав при въезде в город?

– Днем никого, а ночью полицейский пост. Городишко–то даже до районного значения не дорос. Мы как теперь, прямо к бургомистру?

– Нет, сначала к какому–нибудь полицейскому посту. Спросим, как к нему проехать. Нужно сделать вид, что мы тут впервые.

– Тогда придется прямо к полицейской управе. Днем других постов в Овражкове нет. Не нагнали еще на них страху партизаны. Командир приказал ничем их пока не тревожить.

– И правильно рассудил, – одобрил Огинский. – Городишко пока не имеет особого значения для немцев, а предприми мы тут активные действия, сразу же разместят в нем какую–нибудь карательную часть.

«Опель–капитан», сбавив ход, идет теперь по главной улице Овражкова, подпрыгивая на многочисленных выбоинах асфальта. Редкие прохожие бросают на него тревожные взгляды.

– Эй, Иван! – кричит в открытое боковое окно Азаров. – Как проехать в полицай управа?

Какой–то пожилой мужчина торопливо машет рукой вдоль главной улицы и поспешно сворачивает за угол.

– Ну зачем вы его? – строго спрашивает Азарова Огинский. – Все переговоры с местными жителями буду вести я, а вам не следует привлекать к себе внимания.

– Да разве ж смог он меня рассмотреть?

– Все равно я не разрешаю вам делать этого.

– Ясно, товарищ майор.

Но вот и полицейское управление. Азаров останавливает машину так, чтобы майор оказался со стороны дежурного полицейского, уже вытянувшегося по команде «смирно» при виде эсэсовской формы Огинского.

– Здравия желаем, господин штурмбанфюрер! – рявкает полицай.

«Научился в эсэсовских чинах разбираться, гад», – мысленно ругается Азаров.

– Как в ратхауз… в ратуша как проехать, к господин бургомистр? – спрашивает полицая Огинский.

– Они не в ратуше, господин штурмбанфюрер, – все еще не отрывая руки от козырька фуражки, докладывает полицейский. – Они у себя дома. Праздник у них сегодня. Именины–с…

– Вас ист дас – имениныс? – удивленно поднимает плечи Огинский.

– День рождения–с, – поясняет полицейский. – И господин начальник полиции тоже там. Прикажете проводить?

– Найн, не надо проводить, – машет рукой в черной кожаной перчатке Огинский. – Сами будем находить. Где есть это?

Полицейский наклоняется к Азарову и знаками показывает, куда нужно ехать.

– Фэрштэйн? – спрашивает он.

– Фэрштэйн, фэрштэйн, – сердито бурчит Азаров и, чуть не сбив полицейского, резко включает скорость.

– Напрасно вы с этими гадами так деликатно, товарищ майор, – говорит он недовольно. – С ними надо…

– Ну вот что, Азаров, вы теперь для меня только шофер Ганс, а я для вас – штурмбанфюрер Мюллер. И никаких советов прошу мне не давать. Кстати, я передумал искать квартиру бургомистра самостоятельно. Вернемся к полицейскому управлению и воспользуемся их услугами.

– Яволь, герр штурмбанфюрер!

Как только машина снова подъезжает к полицейскому управлению, Огинский машет рукой полицаю:

– Мы сбились с путь… Гебэн зи мир бегляйтэр…

– Провожатого нам, шнэллер! – уточняет Азаров.

Дежурный торопливо вызывает из управления какого–то тощего дядьку в помятом мундире и, оставив его за себя, проворно вспрыгивает на крыло машины со стороны шофера.

– Тут недалеко, – говорит он Азарову. – Вот до того угла, а потом налево… Нах линкс, фэрштэйн?

А когда машина сворачивает налево, полицейский показывает на кирпичный дом, заметно отличающийся своей добротностью от остальных строений улицы.

– Вон в той хаузе они проживают. Мне как теперь, назад возвращаться или сбегать доложить?

– Доложите, – велит ему Огинский. – Шнэллер! Живо!

Как только полицейский уходит, майор торопливо шепчет Азарову:

– А вы не выходите из машины. Там, в их берлоге, все равно ведь ничем не сможете мне помочь. Держите лучше машину наготове на всякий случай.

Успевший уже заметно захмелеть тучный бургомистр города Овражкова смотрит на «штурмбанфюрера» счастливыми глазами.

– Вот радость–то, честь–то какая! – слегка заплетающимся языком говорит он. – Большое спасибо, господин штурмбанфюрер, что почтили меня своим присутствием в столь торжественный день. Покорнейше прошу вас отведать нашей русской, известной во всем мире водки.