…Несколько минут спустя Аскер и Ланге сидят на скамеечке в сквере, дымя сигаретами. Для женщины, которая катит мимо колясочку с ребёнком, — это два солдата, занятые ленивой беседой. Если б знала она, что сейчас у них на душе!

— Это были рабочие, двое знакомых парней с заводам — шепчет Ланге. — Обомлел, когда их увидел. На всякий случай решил свернуть…

— Ну, они бы вас не узнали, — успокаивает Аскер.

— Все же… Что будем делать? — В голосе Герберта тревога.

— Покурим, — говорит Аскер. — Подумаем.

— Выход один!

Аскер не отвечает. Он знает, что имеет в виду Ланге.

Но это опасно, очень опасно. Если бы не дочь Герберта!..

А время идёт. Надо решать.

— Выход один, — повторяет Ланге, зажигая новую сигарету.

— Но ваша дочь?

— Это я устрою!

— Как?

— Мы не покажемся ей на глаза.

Мимо проходят трое — мужчина и две женщины. Одна из них с любопытством оглядывает сидящих, что-то говорит подруге. Обе смеются.

Аскер напряжённо размышляет. Быть может, отправиться на третью явку — ту, что на самый крайний случай? Но туда надо ехать поездом, они же — только с вокзала, их видели там патрульные, которых, вероятно, ещё не успели сменить. И потом, на третью явку может идти только он один. А как же Герберт?

Снова прохожие. Один из них подходит к скамье.

— Нет ли огонька?

Аскер молча достаёт зажигалку. Ланге сидит, будто окаменев.

И Аскер решает:

— Идёмте!

Стоя в конце коридора, Аскер видел, как Герберт успокаивал плачущую жену.

— Ну, перестань, перестань, — бормотал он, гладя её волосы, вытирая платком глаза, щеки.

— Как… как это случилось? — шептала женщина. — Ведь ты…

— Случилась ошибка. Бывает же, правда?

Женщина кивнула. Она немного пришла в себя и теперь лишь изредка судорожно всхлипывала.

— Рози? — негромко сказал Герберт. — Где она?

— Ой!.. Ты же не видел её!

Лизель хотела было идти в комнату, Ланге взял её за руку.

— Мне нельзя к ней.

— Почему, Герберт?

— Объясню после. Пока запомни: Рози не должна знать, что я приехал. Ни Рози, ни родные, ни соседи… Никто. Поняла?

Женщина растерянно кивнула.

— Никому ни звука. Ни обо мне, ни о моем товарище. Мы приехали тайно, по особому поручению. Очень важное поручение для Германии, понимаешь?

Лизель снова кивнула.

— Рози спит?

— Да, бедняжка только недавно уснула. Мы провели такую ночь!..

— Слушай меня внимательно, Лизель. Мы пройдём на кухню. Ты разбудишь Рози, оденешь и отведёшь к твоей матери. Надеюсь, она здорова?

— Да, Герберт.

— Очень хорошо. Отведи девочку и оставь у бабушки. Скажи, что будешь занята, мобилизована или что-нибудь в этом роде. Словом, Рози должна пробыть там два дня, поняла? И быстрее возвращайся.

— Хорошо, Герберт.

— Только ещё раз предупреждаю: о нас — ни одной живой душе. Ведь я пропал без вести, да? Ты такое письмо получила?

— Да.

— Ну вот и хорошо. Пропал — значит, пропал.

Подошёл Аскер.

— Меня зовут Краузе. Курт Краузе. Мы приехали вместе. Я друг вашего мужа. Он так взволнован встречей с вами, что забыл представить…

— Лизель, — сказал Ланге, — Курт Краузе — мой самый большой друг. Знай: мы с тобой обязаны ему тем, что я сейчас здесь. Да и вообще…

— Спасибо вам! — Лизель порывисто протянула руку. Аскер пожал её.

— У меня к вам просьба, фрау Лизель, — сказал Аскер. — Вы должны вести себя так, будто ничего не произошло. У вас покраснели глаза. Освежитесь, успокойтесь. А уж потом уходите.

Аскер и Ланге прошли в кухню. Сначала они слышали журчание воды в умывальнике. Затем раздались торопливые шаги Лизель. До них донёсся её голос и лепет девочки.

Прошла ещё минута. Вот хлопнула входная дверь, и в доме стало тихо.

Герберт и Аскер вышли в коридор, приникли к окошку, чуть отодвинув занавеску. По дорожке шла Лизель, ведя за руку Рози. Аскер скосил глаза на товарища. У Ланге были плотно сжаты губы, дрожал подбородок.

Аскер обнял его:

— Хотите сигарету?

Ланге кивнул. Покурили, сидя на стареньком диванчике. Аскер поднял глаза и увидел на стене портрет Герберта, увитый траурной лентой.

— Совсем как у Марка Твена, — пошутил он, чтобы разрядить обстановку. — Почти что присутствуете на собственных похоронах.

Ланге встал, шагнул к портрету.

— Не трогайте!

Ланге остановился, озадаченно поглядел на товарища. Сообразив, кивнул.

— И жене скажите, когда придёт.

— Понимаю…

Они прошли в ванную. Умывшись, вернулись в комнату.

Аскер сказал:

— Придёт Лизель, попросите её сходить к Шталекерам домой. Никаких разговоров: просто зашла, чтобы проведать подругу. Пусть попытается узнать, что за люди были в доме, что там произошло.

— Быть может, сперва позавтракаем? Наверное, голодны? Да и я, признаться, не прочь…

— Не мешает, — согласился Аскер, у которого давно сосало под ложечкой.

Вскоре вернулась Лизель. Она сообщила: бабушка очень обрадовалась внучке. Девочка пробудет у неё три дня.

— А теперь завтракать, — сказал Ланге. — Придумай что-нибудь, Лизель.

Женщина опустила голову, поджала губы.

— Понятно, — сказал Герберт. — Но я уверен, кое-что найдётся в моем ранце. Иди, Лизель, распакуй его.

Лизель просияла и выбежала из комнаты.

— Хорошая она у вас, — тихо проговорил Аскер.

— Ещё бы! — Ланге поднял на Аскера счастливые глаза. — А вы? Ваша жена?… — Он не договорил, увидев, что товарищ чем-то озабочен.

— Передатчик! — негромко сказал Аскер.

Ланге кивнул, раскрыл ранец Аскера. На дне лежал небольшой металлический ящик, Ланге извлёк его. Затем он и Аскер прошли на кухню. Лизель возилась у плиты, ставя на газ воду.

— Скажи, Лизель, помойное ведро — это то, что стоит у раковины?

— Да, Герберт. — Женщина улыбнулась. — Ты же знаешь, оно всегда там стояло.

— Всегда, ты права. — Ланге направился к ведру.

— Но зачем оно тебе, Герберт? Уж не думаешь ли ты выносить его сам?

— Да, Лизель. Буду выносить все время, пока мы здесь, в Остбурге. Ты же не должна к нему прикасаться. Лей и швыряй в него все, что вздумается, но не трогай его, поняла?

— Нет, Герберт…

— Лизель, — сказал Ланге, указывая на ящик, — эта штука очень для нас с тобой дорога.

— Это золото, Герберт? — шёпотом спросила женщина.

— Ценнее, чем золото. Поняла?

— Да, — неуверенно произнесла Лизель.

— Ну вот и хорошо. Я хотел оставить его в ранце, но потом рассудил, что так будет опасно.

— Опасно, Герберт?

— Представь, что в квартиру проникли воры. Куда они прежде всего полезут? Конечно же, в ранцы.

— Сейчас много воров, Герберт. Совсем недавно, третьего дня, обокрали квартиру по соседству. Вынесли буквально все.

— Вот видишь! Ну, а какому вору взбредёт в голову искать ценности на кухне, да ещё в помойном ведре?

— Да, Герберт, ведро ему было бы ни к чему.

— Значит, решено. Гляди, я опускаю ящичек в ведро.

Женщина кивнула, хотя все ещё плохо понимала мужа.

— Гляди, Лизель, как ловко — он совершенно скрылся под картофельными очистками.

— Ящик так и будет лежать в ведре?

— Да, там ему ничего не сделается. Футляр устроен так, что не пропускает воду. А когда надо будет, мы его вынем и ополоснём… Только, Лизель, о ящике никто не должен знать. Ни одна живая душа. — Ланге усмехнулся: — Если, конечно, не хочешь, чтобы меня затаскали по всяким учреждениям: откуда взял, да как, да что…

— Все будет так, как ты скажешь, Герберт.

— Вот и отлично. Торопись с завтраком, Лизель. Мы так голодны, что, кажется, съедим друг друга.

— Лизель, ты все ещё дружна с Бертой Шталекер, не так ли? — спросил Ланге, когда с едой было покончено.