За завтраком атаман обдумал несколько фраз, с которых решил начать разговор. Прежде всего поблагодарит девицу за помощь, которую она оказала одному из членов отряда, вылечив ему глаз. Далее, предложит ей место в отряде, поскольку она доказала, что является хорошим лекарем. В заключение выразит готовность содействовать в устройстве ее сердечных дел… Это ловушка. Если Гаркуша нужен был ей, чтобы проникнуть в отряд, девица может сейчас отказаться от него. Тем самым она выдаст свои истинные намерения.
Так рассуждал атаман. Однако с самого начала беседа пошла по другому направлению.
Войдя, Саша приветливо кивнула главарю банды, быстро оглядела комнату. Взгляд ее задержался на подоконнике со стопкой книг.
— Ваши?! — воскликнула она. — Боже мой, Державин, Фет. Далее, кажется, Тютчев, Кольцов, Пушкин!.. Я не ошиблась?
— Все правильно.
Шерстев с удивлением видел, как девушка приблизилась к подоконнику, ласково коснулась пальцами книги в синем переплете.
— В этом издании есть и «Водопад», и «На смерть князя Мещерского»!..
— Вы так хорошо знаете Державина?
— Вас это удивляет? А, ну конечно: «простая фельдшерица». Так вот, я не фельдшерица!
Находившийся у двери горец Леван подошел и встал рядом с хозяином.
— Можете вы удалить слугу? — сказала Саша.
Шерстев молчал.
— Я жду, атаман!
Шерстев смотрел на девушку и чувствовал, как в нем закипает злость. Едва сдерживаясь, глухим от волнения голосом сказал, что полностью доверяет Левану, при нем можно говорить о чем угодно.
Тогда Саша взяла со стола карандаш, на клочке бумаги крупно вывела: «Лелека» — пододвинула бумагу Шерстеву.
Атаман прочитал, пальцами потер виски, прочитал снова. Казалось, он силился понять написанное и не мог. Вот он еще раз скользнул глазами по бумаге. Помедлив, поднял голову, стал рассматривать Сашу, будто видел ее впервые.
Саша выдержала его взгляд.
— Леван, — сказал Шерстев, — придется тебе ненадолго выйти. Будь поблизости, я позову тебя.
Горец, зло поглядев на Сашу, вышел.
— Мы одни, — сказал атаман.
— Шесть дней назад я покинула уездный центр, чтобы разыскать отряд, которым командует Николай Шерстев. Я знала: этот отряд недавно отделился от войск атамана Григорьева и перебрался в наш уезд. Шла под видом мешочницы. В селе Марьино наткнулась на группу вооруженных всадников. Со старшим группы удалось сблизиться: у него болел глаз, а я знакома с основами медицины… Поступила так, потому что предположила: группа Гаркуши может иметь связь с отрядом Шерстева или хотя бы знать об этом отряде. Встретив вас вчера вечером, я уже не сомневалась, что нахожусь на верном следу. Сегодня исчезли последние сомнения: узнала вашу фамилию, а теперь еще увидела и это. — Саша показала на стопку книг на подоконнике.
— При чем здесь книги?
— Не каждый день встретишь командира вооруженного отряда, который бы возил с собой библиотечку русских поэтов. А вас так и характеризовали: интеллигент, книголюб, эстет…
— Кто характеризовал?
— Особа, знакомая нам обоим. Лелека.
— Он слишком мало знает меня, чтобы иметь право…
— Не он, а она.
— Люся?! — вскричал Шерстев. — Что с ней? Она здорова?
— Вполне здорова.
— А кем приходитесь Люсе?
— Подругой. Я тоже москвичка. Сейчас живу в здешнем уездном центре.
— Люся в Москве?
— Была там.
— Как это понять? Где же она теперь?
— У меня. — Саша выдержала паузу. — Приехала, как только узнала, что с братом случилась беда.
— С Константином?
— Вам не известно, что он арестован? — Саша и вправду была удивлена.
Шерстев вскочил на ноги, с грохотом свалив стул:
— Арестован? Кем?
— Его забрали в ЧК.
Вошел горец, вопросительно посмотрел на атамана.
— Ничего, Леван, иди и затвори дверь. — Шерстев обернулся к Саше: — Когда взяли Константина?
— Вероятно, недели полторы назад, — сказала она, все еще не веря в неосведомленность атамана. У бандитов такого ранга агентура действует во многих населенных пунктах округи и, конечно, в уездном центре. Как же Шерстев проморгал арест своего единомышленника?
— Рассказывайте! — потребовал атаман.
— С Константином Петровичем мы мало знакомы. О том, что живу в одном с ним городе, узнала из письма Люси… А потом вдруг приезжает она сама.
— Кто сообщил Люсе об аресте брата?
— Как я поняла, один из сослуживцев Константина Петровича — его приятель или доброжелатель.
— Кто именно?
— Люся не назвала этого человека,
— А вам известно, где работал Константин?
— Да, он служил в ЧК.
— Об этом вы узнали тоже от Люси?
— От него самого. Мне Люся писала о брате, ему — о своей подруге, то есть обо мне. Получив письмо, он разыскал меня, помог устроиться на работу в уездный ревком. Печатала там на машинке… Для Константина Петровича всегда закладывала лишний экземпляр.
— Черт возьми! — вырвалось у Шерстева. — И вы оставили такую службу!
— Кто-то позвонил мне и сказал, чтобы я уходила, иначе буду арестована.
— Люся уже была у вас?
— Приехала за два дня до этого. Бедняжка, плакала, бегала по учреждениям — хлопотала за брата… Когда я упомянула о звонке неизвестного доброжелателя, она сказала, что догадывается, кто этот человек.
— Тот, кто написал ей письмо?
— Совершенно верно.
— Кто же он?
— Я спрашивала, но она промолчала.
— Так… Каким образом вы оказались здесь?
— Я уже говорила, что искала вас.
— Выходит, вы еще в городе знали о моем отряде? Как это удалось?
— Странный вопрос. Ведь я работала в ревкоме. А там вы хорошо известны. Для ревкома не тайна и численность вашего отряда: тысяча сабель. В последнее время стало известно и о ваших пушках.
— О батарее? — с тревогой переспросил Шерстев. — Вы уверены?
— В ревкоме считают, что у вас пять трехдюймовок. Там даже знают, сколько снарядов…
— Сколько же?
— По двадцать на ствол.
— Дела! — пробормотал атаман. Он нахмурился, закусил губу. — Вести не очень приятные…
— Хочу подчеркнуть: как мне кажется, сведения поступили из отряда. Боюсь, у вас завелась гниль…
— Знают ли в ревкоме об аэроплане?
— Нет. — Саша тряхнула головой, как бы внося поправку. — Во всяком случае, мне об этом неведомо. Думаю, пока ваш аэроплан — тайна для города.
— Так, — сказал Шерстев. — А почему все-таки искали меня? Чем могу быть полезен?
Задав этот вопрос, он увидел, что собеседница сникла, уронила руки на колени. Казалось, она не знает, что ответить.
— Еще вчера, — наконец сказала Саша, — еще вчера я была уверена, что, отыскав вас, буду просить о помощи. А сейчас отчетливо вижу, в какую авантюру впуталась.
— Выражайтесь понятнее. Вас послала Люся?
— Нет. Почему-то она не любит вас…
— Но Люся знала, что вы намеревались разыскать меня?
— Да, я сказала.
— Так в чем же дело?
— Кто-то сообщил ей, что брата допрашивают по двенадцать часов кряду. Он пытается отмолчаться. Понимает, что после завершения расследования будет казнен. Вот и тянет время.
— Надеется на спасение?
— Вы бы не надеялись?
— Кто же может прийти к нему на помощь?
— Кроме вас, некому.
— Не могу, — твердо сказал Шерстев. — Ничего не добьюсь, только погублю отряд. Сунуться в город одними моими силами — безумие. Вот несколько позже…
— А что может измениться?
— Многое. Перемены наступят в самое ближайшее время… Словом, скоро мой отряд уже будет не одинок. И тогда я заставлю задрожать от ужаса этот чертов город!
— Город-то задрожит. Но к этому времени Костя Лелека будет убит. И это еще не завершение трагедии.
— Что вы имеете в виду?
— Боюсь, уйдет из жизни и Люся… Пока она суетится, на что-то надеется… Третьего дня под большим секретом сообщила мне, что готовит брату побег.
— Его можно спасти, только совершив налет на тюрьму. А побег — чепуха. Представляете, как в подвалах ЧК стерегут своего бывшего сотрудника?