Он знал, что его отец был одним из соратников Дзержинского. Его характер, его пламенная преданность революции, его жизнь были образцом для подражания. Дзержинский был героем Никиты.

Много раз он просил отца направить его на работу в разведку. Дубровин–старший говорил сыну:

— Учись! Разведчик должен быть образованнейшим человеком. Для того чтобы серьезно работать в разведке, надо быть зрелым человеком. Не спеши, если придет твой час, я сам тебя позову.

С годами увлечение разведкой поутихло. Он вдруг перекинулся от средних веков к истории Германии кануна второй мировой войны. Раскопал массу интересных источников о работе немецкой военной разведки и написал книгу. Книгу охотно издали.

Поздравляя с выходом его первой книги, отец сказал:

— Ну вот и ты отчасти к нашей работе прикоснулся… Твоя работа поможет нам… Это действенная помощь!

Никита отошел на время от занятий немецкой историей и задумал написать книгу о чекистах первых лет революции. Это было нелегко. Работая в архивах, он все время наталкивался на материалы, которые публиковать было бы преждевременным. Тогда он написал книгу для закрытого использования. Книга обратила на себя внимание разведчиков. Отец был сдержан на похвалы, но он передал сыну мнение своих товарищей о книге.

Ему уже было двадцать шесть, когда он занялся изучением гитлеровского аппарата власти. Три года — срок небольшой, чтобы сделать какие–то выводы о гитлеровском режиме. Многие факты лежали на поверхности, они были общеизвестны, но многое еще оставалось в тени. Никита внимательно следил за немецкой периодической печатью, стараясь разобраться, какое место в гитлеровском государстве занимают тайная полиция, разведка и контрразведка. Тема была новой: сращивание государственного аппарата с аппаратом тайной полиции, система партии, пронизанная организациями СС и СД.

Еще далеко не все устоялось в гитлеровской Германии, в бешеном круговороте сменялись лица. Но уже начали обрисовываться фигуры первой величины. Гитлер, расчистивший себе дорогу к власти террором и избиением своих же сторонников, Геббельс, Геринг, Гиммлер, Гейдрих, Канарис… Все они не только вожди партии, но и члены организации СС и СД. Полиция внутри партии, партия — полиция. Полицейское государство.

…Они гуляли вечером по Москве. Шли по Каменному мосту к Кремлю. Отец остановился, опершись на перила. Внизу сверкала отражением огней Москва–река.

— Скажи, — начал Дубровин–старший, — у тебя не пропало желание работать с нами? У нас работать?

— Нет, отец! Это у меня никогда не пропадет.

Дубровин повернулся к сыну.

— Ты понимаешь… Тебе по плечу может быть и серьезное дело… Речь идет о…

Дубровин замолк. Отвернулся.

— Я слушаю, отец.

— Речь идет о долгой разлуке с Родиной, со мной, с матерью… Об очень долгой разлуке… На сколько лет? Я сейчас на такой вопрос не смог бы ответить.

— Выезд за границу? Я так должен понять эту задачу?

Дубровин помолчал.

— Выезд за границу? — переспросил он. — Немного легко ты истолковал мои слова… На нелегальную работу. Это будет точнее.

— Это же настоящее дело, отец! В Германию, конечно?

— Очень сложная задача, Никита, — тихо проговорил Дубровин, уловив в голосе сына ликующие нотки. — Боюсь, что у тебя не пропала еще восторженность. Это хорошо — романтика! Прекрасно даже. Но это же работа со всеми ее буднями, радостями, и горестями, и… опасностями…

— Я готов к опасностям, отец!

— Не спеши, — остановил его Дубровин. — Опасности серьезные. Но ты знаешь, разведчик привыкает к опасностям. Нельзя каждый день, каждый час и каждую минуту быть в напряжении… Я это испытал, когда был на нелегальном положении в царской России… Внимание не может быть все время сосредоточено на опасности. Это переходит в плоскость условных рефлексов. Ты идешь и ты же не думаешь, что для того, чтобы сделать шаг, тебе надо поднять и передвинуть вперед ногу. Шофер ведет машину и Не думает непрестанно о рычагах, которые переключает. Преодоление опасности у разведчика — это выработка определенных условных рефлексов: повышенное внимание к окружающему, умение наблюдать за людьми, за вещами, за каждым их передвижением… изменением, видеть вокруг себя и слышать… Точность во времени, умение ощущать время, тщательность, аккуратность и внимание. Внимание и внимание! Есть вещи более серьезные, Никита. Ты уедешь… Исчезнешь для родных и близких, для друзей, и никто не будет знать о том, где ты и что ты делаешь!

— Должен быть и предлог для исчезновения, — ответил Никита.

— В Испанию направляются добровольцы… Будет считаться, что ты уехал в Испанию… Там легко затеряются твои следы… Ты знаешь, я не имею права сказать даже матери, куда ты уедешь. Это, пожалуй, самое трудное… Тоненькая ниточка будет связывать тебя с нашим миром… Столь тонкая, что по ней ты не услышишь ни единого слова, кроме относящихся к делу. И эта ниточка в любой момент может оборваться, и неизвестно, когда ее можно будет восстановить… Надо иметь большой заряд…

Дубровин запнулся, как бы подбирая подходящее слово. За него закончил Никита:

— …ненависти? Я ненавижу фашизм.

Дубровин резко обернулся.

— А ты знаешь, что это такое? О ненависти ты мне скажешь, когда увидишь своими глазами, что такое фашизм. Я хотел тебе сказать не о ненависти. Единственной движущей силой в человеческом сознании может быть любовь. Только любовь, а не ненависть.

— У меня есть ты, мать, Родина, партия… Я люблю дневной свет, ночь. Белый свет люблю, жизнь люблю. Разве этого мало?

— Все дело в мере этой любви. Одни за эту любовь шли на костер, другие распинали ее. Еще хорошо, если ради ненависти… Просто по слабости или ради мгновенных и проходящих благ… Ты должен быть готов в случае неудачи к ужасающим испытаниям.

— Я не предам!..

Дубровин перебил:

— Ты знаешь старую поговорку: на миру и смерть красна. А ты будешь один! И никто, кроме тех, кто тобой будет руководить, не узнает о твоем подвиге.

Никита чуть слышно рассмеялся.

— Истинная доблесть, отец, в том, чтобы делать без свидетелей то, что ты делаешь для похвалы людской… Это говорил французский гуманист и просветитель Ларошфуко… Я думаю, что этот афоризм одно из достижений человеческой мысли… и этики…

— Я это выразил бы попроще. Чекист — всегда, на всю жизнь остается чекистом, при любых обстоятельствах. И будут мгновения, даже не мгновения… Будут периоды в твоей работе, когда ты сам и только на свою ответственность будешь принимать решения. Посоветоваться будет не с кем.

— Я согласен, отец. Давно согласен. Ты же знаешь… что означает в моем сознании слово «чекист»!

— Знаю… — негромко ответил Дубровин.

Поезд уходил ночью. Отправлялся не с московского вокзала, а с небольшой пригородной станции.

Падал снег, покрывая густым покровом мерзлую землю, становилась зима. Все были в штатском, молодые и здоровые ребята с военной выправкой. Не подавалось воинских команд, рассаживались по вагонам по заранее намеченному плану. Не было провожающих.

Перед отправлением поезда приехал маршал, с ним представитель Центрального Комитета партии Ольга Михайловна Дубровина.

Они прошли по вагонам. Маршал спрашивал в последний раз перед дальней дорогой, не забыли ли что, не нужна ли помощь, желал удачи и мужества. За маршалом шла по вагонам седая высокая женщина. Десантники перешептывались, называли ее имя. Те, кто знал ее биографию, радовались, что именно она пришла попрощаться с ними.

Ольге Михайловне хотелось хотя бы на минуту увидеть сына, посмотреть его товарищей, тех, с кем теперь ему делить все тяготы походной жизни далеко от родной земли. Уезжали добровольцы в Испанию, помочь республике в тяжелые для нее дни.

Никита, увидав в проходе вагона мать, вышел навстречу.

Ольга Михайловна подошла к сыну и положила ему на плечи руки. В вагоне темновато. Но и в тусклом свете Никита видел, как блестят неестественным блеском глаза матери. Но она не дала затянуться прощанию. Оттолкнула сына и быстро пошла вперед.